Сальто ангела - Марен Мод

Я сижу напротив комиссара Филиппа Ж. за столиком ресторана «Фукет'с». После неловкого рукопожатия я положила свою сумочку на колени и украдкой рассматриваю его сквозь ресницы. Он внушителен, крепок, даже красив, с приветливым лицом. Он совсем не похож на тех полицейских, которых я каждый день встречаю. Ни за что не скажешь, что это один из самых перспективных молодых полицейских.

Я не чувствую себя спокойно. Конечно, он друг моего друга и он готов мне помочь. Но если это как-то дойдет до Дипломата: «А знаешь, твою подопечную видели с легавым…»

Этот не похожий на других полицейский пытается разобраться:

— Значит, у тебя есть сутенер? Расскажи.

— Нечего особенно рассказывать. Вначале я думала остаться независимой, а потом стала обычной уличной проституткой.

— И чего ты хочешь?

— Покончить с этим. Я не собираюсь всю жизнь быть проституткой. Я это сказала и Жан-Иву. Мы давно знакомы.

— Я знаю. Но это очень непросто. Существуют две сложные проблемы. Во-первых, твоя личность… Я прозондировал почву. Это невозможно.

Он говорит очень серьезно, красивый парень в куртке и свитере. А я-то думала, что он меня спасет. Я считала его чудом, пришедшим от Жан-Ива. Но нет. И от этого стало только хуже.

— Ты зарабатываешь проституцией довольно давно, и вряд ли для тебя это только вопрос денег.

— Не так уж много я зарабатываю.

— Допустим. Но ты можешь себя представить каким-нибудь чиновником в конторе или продавщицей в магазине?

— Не знаю.

— Все это уже известно. Ты уже привыкла к панели и жить без нее не сможешь.

У меня перехватывает горло. Он прав. Мне трудно представить себе, что я смогу обойтись без приключений и жить на скромную зарплату. Вставать рано, превратиться в одну из тех бледных и аморфных фигур, которых видишь по утрам в метро. Но, с другой стороны, существуют уголовный мир, Дипломат, деньги, которые он требует, оплеухи и угрозы.

— Откладывай деньги, храни их для лучших времен.

— Я не хочу больше работать.

— У тебя депрессия?

— Депрессия?

Я пытаюсь ему объяснить, но фразы выходят неловкими, неубедительными.

Может быть, это и депрессия. А может быть, виноваты алкоголь, пощечины, безденежье, одинокие ночи. Нет ни сил, ни желаний. Вот он, результат тех ночей, когда клиенты сменяли один другого. Мне больше не нужно доказывать, что я женщина. Нет ни любви, ни радости. Только усталость. И страх. Я похожа на затравленного зверя.

Комиссар поднимается из-за стола. Он полон сочувствия.

— Я подумаю, что можно сделать. Вот мой телефон. Если почувствуешь опасность, звони.

— Доносить я не умею. И вы знаете, чем я рискую.

— Только в случае опасности, чтобы ты знала, что я существую. Может быть, это тебе пригодится.

Что же, господин комиссар, мой очаровательный суперполицейский. Ты ничего не можешь сделать для меня. Мне, как всегда, придется выкарабкиваться самой. Я уеду в Англию, море защитит меня от моего сутенера.

— Не посылай деньги во Францию. Даже если тебе будут угрожать. Это единственный способ выбраться.

— Я знаю, но очень боюсь.

— Потому что ты слабая и легко поддаешься влиянию. Крепись, стисни зубы. Там тебя сутенеры не достанут. Если ты выстоишь или если найдешь кого-то, кто тебя увезет…

Если, если… Этими «если» проститутки мостят дорогу в свое будущее и питают свои мечты. Что со мной случилось? Почему я растеряла вдруг все надежды? А как же судьба красотки тетушки Марии? Ведь у меня будет другое имя. Наверное, именно поэтому: я хочу иметь свое имя, а не чужое. Я хочу быть Мод Марен и получить документы на это имя. Но именно в этом мне отказывают.

16 декабря 1975 года кассационный суд вынес свой приговор: «В соответствии с законом о гражданском состоянии, в соблюдении которого заинтересовано все общество, запрещается учитывать физические трансформации тела для изменения гражданского состояния личности», и т. д.

Суд приговаривает меня к пожизненной проституции.

Значит, да здравствует Англия! Там, по крайней мере, не устраивают облав. Проституция официально разрешена, с условием, что она не выходит на улицу. Работают в домах с вывеской, принимают клиентов, обслуживая их как на конвейере. Говоря словами одной моей приятельницы, «насколько выдержит твоя штучка». Вот такая-то жизнь, месье комиссар. Спасибо за «утешительную» беседу. Я бы с удовольствием в вас влюбилась, если бы это было возможно. Но вам это ни к чему. Обещаю, что позвоню, если уж будет очень страшно.

— И не пей много.

— Хорошо.

Он прав. Что я хочу утопить в виски, кроме себя, конечно? Ничего. А так как я сама ничто…

Аэропорт Хитроу. Второй терминал. Сьюзи ждет меня. Сьюзи — бывшая проститутка. За ее спиной годы работы во Франции, потом она перебралась в Лондон. Теперь снимает квартиры для проституток, с согласия «покровителей», конечно. Деловая женщина, вся в драгоценностях, уверенная в себе, застрахованная от многих неприятностей, но не от всех.

— Тебе достается одна из лучших квартир в Лондоне. Я ее сдавала англичанкам, но эти лентяйки ни на что не годятся. Но ты быстро вернешь клиентуру. Француженки здесь котируются.

Я вхожу в роскошную двухуровневую квартиру. Она расположена на третьем этаже дома на торговой улице Мейфер. Огромная, эффектная, в стиле безумных петербургских ночей. Очень чистая спальня, стены в зеркалах, в гостиной красивый низкий диван, приглушенный свет, есть и две удобные комнаты, похожие на залы ожидания. Лучше, чем в приемной у стоматолога. Внизу кнопка звонка со световым сигналом. Это моя вывеска, отличительный знак английских Happy Hookers.

Сьюзи говорит, что квартира стоит сто пятьдесят фунтов в неделю и двенадцать фунтов — горничная. Горничная должна быть обязательно. Она живет в этой же квартире и встречает клиентов. С каждого клиента — семь фунтов, работать надо с двенадцати часов дня до двух часов ночи. В стенном шкафу есть все необходимое для мазохистов.

Сьюзи уходит, и я знакомлюсь с Маргаритой. Ей лет семьдесят, она француженка, опытная горничная, знает свое дело.

— Мод — это слишком по-английски. Лучше назовитесь Мадлен.

К моему удивлению, есть еще одна горничная, на этот раз англичанка. И это тоже обязательно. Таков закон. Англия готова терпеть иностранных проституток, но рабочую силу для мытья окон в квартире надо нанимать из местных. Быстро дается объявление, оно появляется в отведенных для этого местах: «Бывшая французская топ-модель ищет работу… Телефон…»

В первый день — десять посетителей, около ста фунтов. Тяжело снова входить в ритм и ублажать клиентов.

На второй день их было двенадцать, потом пятнадцать… Зарабатываю от восьмидесяти до ста сорока фунтов в день. Ничего не посылаю Дипломату, ничего не говорю Сьюзи. Как канатоходец, впервые пытаюсь сохранять равновесие на одной ноге.

Телефон зазвонил. Маргарита сняла трубку и протянула мне ее так, как будто она сейчас взорвется в ее руке. Дипломат не кричит, но это еще хуже. Он серьезно угрожает.

— Я жду денег.

— Послушай, я сняла квартиру, которая ничего не приносит. Сьюзи может тебе это подтвердить. Дай мне время. Здесь нелегко работать.

— Ты хотела быть женщиной, и ты ею стала. Теперь — у тебя каникулы? Я жду денег.

— У меня их нет.

— Это ты говоришь. Я же тебе говорю, что нужны деньги. И срочно.

— Но почему?

— Увидишь.

И он повесил трубку. Это «увидишь» мне очень не нравится, оно звучит угрожающе.

Старая Маргарита за пятьдесят лет такой работы не в первый раз слышит подобные угрозы, но не может к ним привыкнуть. Она проводит тряпкой по телефону, как будто стирает с него грязь после разговора:

— Черт возьми! Несладкая жизнь у французских проституток, даже здесь.

Вечером я ей рассказываю о себе, и это ее трогает до слез.

— Черт возьми! Вы правы. Нельзя больше платить. Я уже старая, но хочу посмотреть, как это будет…

Успокоившись, Маргарита делает мне бесценный подарок, сказав:

— Мальтийцы. Здесь мальтийцы убивают женщин. Тех, которые хотят быть независимыми, не платят, пытаются сбежать. Им подкладывают бомбы под дверь. Однажды даже ошиблись квартирой и убили не ту женщину.

Умереть такой смертью! Быть разнесенной взрывом на куски! Меня преследуют кошмары. Я все время наблюдаю за подходами к дому. Я как параноик. Напрасно я стараюсь себя успокоить, что Дипломат не ведет дел с мальтийцами, что у него другие связи во Франции, что он далеко, что его мучат собственные страхи. Напрасно хлещу виски, чтобы забыться. Я все время думаю об этом, даже когда считаю клиентов. Шесть — это оплата квартиры и прислуги, остальное мое. Странно, но я очень скучаю по маме. Я отправила ей письмо, послала деньги, описала свою работу, свои страхи. Я хочу ее видеть. Мне хочется иметь какие-то связи с реальной жизнью, видеть не только клиентов и эту английскую тюрьму, где я теряю последнее здоровье, стегая английских джентльменов или ублажая спешащих прохожих. Любви так и нет. Я не найду ее здесь, в этом доме. Я не найду ее, работая на износ.