Его трудное счастье - Таша Таирова

— Валентин Павлович, какими судьбами? Что-то случилось? Что-то с Людой? — Она ждала его ответа и вдруг прикрыла глаза и покачала головой. — Зря вы приехали сюда, в больницу. Сейчас из этого такое раздуют, — со стоном продолжила она и опустилась на стул.

— Сколько о себе ни рассказывай, сколько ни доказывай что-то окружающим, всё равно за спиной расскажут интереснее, не так ли? Вы не переживайте, Валя, даже если кто-то что-то и скажет, это не будет иметь для вас никакого значения. Потому что вы не будете здесь работать, — выпалил он и внимательно посмотрел на молчащую женщину.

— Увы, я должна пройти интернатуру на базе этой больницы и отработать положенные три года.

— Да, но условия изменились. И вы будете работать совсем в другом месте. Если согласитесь… уехать со мной.

— Уехать с вами? В качестве кого?

— Уехать в качестве моей жены.

— Нет, — неожиданно выдохнула Валя, но тут же опустила голову и прошептала: — Это невозможно.

Кучеров подошёл ближе, сел на продавленный диван и пожал плечами:

— Валя, я не настаиваю, но если вы не думаете о своём будущем, то подумайте о будущем Надюшки. Девочка должна быть с мамой, а судя по тем обрывочным данным, что я получил за неполный день пребывания в этом городке, вам некуда будет привезти малышку, про детский сад даже не спрашиваю. Я прав?

Валя кивнула, но вдруг резко повернула голову:

— Вы были у нас дома, да? Что с дочерью? Как папа?

— Успокойтесь, пожалуйста, с ними всё замечательно, они отлично ладят друг с другом. Да только Надюша скучает по маме. А я предлагаю вам выход из создавшейся ситуации. Выслушайте меня и тогда уже делайте выводы. А для начала я предлагаю перейти на «ты». Итак…

* * *

— А вы уверены…

— Ты, Валя, ты.

— Да, да, ты уверен, что меня возьмут на работу в эту клинику?

Кучеров кивнул и на миг прикрыл глаза, вспоминая разговор с главврачом детской больницы…

…— Без проблем, Валентин Павлович. Примем, научим. Только вот хотелось бы потом врача иметь в неонатологии, а не вечно, простите, декретную ставку.

— Тут у нас с вами взаимно — без проблем. Ребёнок у нас уже есть, девчушка двух с половиной годков. Пока вопрос о других детях не стоит на повестке дня.

— Тогда ждём, с заведующей отделением я поговорю. Только неонатология у нас тяжёлая. Много аномалий развития, наши не совсем трезвые года мимо не прошли. Но хирурги у нас хорошие, таких крошек оперируют, что диву даёшься! Вот после таких операций и придётся вашей жене малышей выхаживать. А с институтом вы как решили?

— Нам помогли знакомые, — коротко ответил Кучеров, не уточняя о своём разговоре с начальником департамента генералом Фиккером. С Валюшиным медином он разбираться будет на месте, исходя из реалий жизни…

Кучеров встал и подошёл к распахнутому окну, у которого стояла Валя. Он остановился рядом, заметив, что раньше как-то особо не обращал внимания на её рост — она едва доставала затылком ему до плеча. И худая. Очень. Нет, это не стройность, это именно худоба. Но ничего! Откормим, дадим возможность отдохнуть, отоспаться… М-да, хотелось бы надеяться, что эти планы осуществимы. С его круглосуточной работой, маленьким ребёнком и одновременно её работой и учёбой. Но он всё равно её здесь не оставит!

Валя вздохнула и вдруг вздрогнула от громкого стука.

— Началось, — прошептала она и уверенно подошла к двери, провернула ключ и широко распахнула хлипкое деревянное полотнище. Валентин обернулся и усмехнулся — та самая Танька в грязном халате стояла в коридоре и жадно оглядывала узкую ординаторскую, надеясь поживиться новым поводом для сплетен, но тут раздался строгий и чуть даже надменный голос Баланчиной: — Что вам угодно?

Любопытная сотрудница вытянула шею, но встретив тяжёлый взгляд Кучерова шагнула назад и тихо сказала:

— Да так, просто проверила, всё ли у вас в порядке.

Валентин шагнул к двери, мягко отодвинул Валюшу себе за спину и прошипел в лицо сплетнице:

— Если вы ещё раз попадётесь мне на глаза, я обращусь за помощью к вашему руководству. И поверьте, я найду слова, чтобы убедить главврача и начмеда в вашей профнепригодности. — Женщина усмехнулась, но тут же замерла от тихого спокойного голоса Валюши:

— А я добавлю. Особенно всем будет интересно узнать о том, как вы по ночам приходили сюда с проверкой и заглядывали в шкафы и под столы в поисках неизвестно кого.

— Не понял, — хмыкнул Валентин и обернулся, ощутив лёгкое прикосновение женской ладони к своему плечу.

— Да что тут непонятного, Валик? Эта дама будила меня по ночам, влетала в ординаторскую и шмыгала тут по углам, очевидно рассчитывая найти тут армию моих любовников.

— Нашла? — с надеждой в голосе спросил Кучеров и широко улыбнулся Валентине, которая с усмешкой смотрела на удивлённую клеветницу.

— Увы, дорогой! — в тон ему ответила Валя и прижалась к нему, обхватила мужское плечо. — Просто не все понимают одну истину: если не интересоваться чужой жизнью, то можно спокойно прожить свою, — закончила она, не подозревая, что ответила почти так же, как когда-то сам Валентин посоветовал такой же сплетнице.

И Валя с силой захлопнула дверь, тут же отстранившись и выпустив из своих рук мужское плечо. Кучеров услышал шаги — Валентина устало опустилась на диван.

— Извини, что я так себя повела, будто мы пара. Но я уже не могу больше терпеть это хамство.

— Валь, а почему ты не сказала об этом безобразии своему заведующему?

— А что он сделает? Знаете… прости, знаешь, у меня такое впечатление, что они только и ждут, когда кто-то ошибётся и споткнётся. Представляешь, меня здесь называют воендама. И вообще как-то странно относятся ко всему, что связанно с армией, хотя рядом военный городок и госпиталь. Неприятно всё это очень.

— Вот и прекрасно, а то я думал, что ты будешь упираться, хвататься за мебель, плакать и кричать «нет, не поеду, я останусь»! — Кучеров сел рядом с Валей и замер, услышав смех. Несмеяна… А смеётся громко и почти беззаботно. Почти… Потому что её смех сразу же оборвался. Ладно, надо отвлечь её от мыслей, а для этого перевести их на себя. — Валя, я должен ещё кое-что тебе сказать. У нас никогда не будет совместных детей. — Валентин видел, как изменилось выражение её лица, спина выпрямилась, взгляд застыл, будто она увидела или вспомнила что-то очень страшное. — И в этом нет ничьей вины, кроме моей. Валь, я бесплоден. Поэтому я очень рад, что у нас уже