Время собираться - Филип Дик

Мимо прошли еще студенты. Карл выпрямил спину. Шагнул с моста на траву. Вдруг перед ним мелькнула девушка, она молча и торопливо шла куда-то через луг. Ночное небо на миг очертило ее силуэт. Тоненькая, тоненькая и гибкая. С длинными волосами. В темноте они казались черными. Он видел ее лицо, линию щеки, носа, лба.

У него подпрыгнуло сердце. Он заспешил, торопливо шагая следом за ней. Смутные воспоминания проносились в его мозгу. Стройная девочка, смуглая, с черными волосами. Он спешил, внутренне трепеща, стараясь не отстать.

Девушка прошла через луг, ступила на тротуар. Перешла улицу. Карл за ней. Она поравнялась с витриной.

Это была не та девушка с черными волосами. У этой волосы были темно-русые.

Карл замедлил шаг. Немного погодя он свернул направо. Пора было возвращаться домой. Завтра ему рано вставать. Корабль отплывает в восемь.

Девушка исчезла, скрылась из вида, затерялась в ночной тьме. Карл возвращался к себе, сунув руки в карманы.

Карл встряхнулся, вставая. Все его тело затекло. Сколько он уже тут сидит и думает о своем? Далеко внизу раскинулась территория Компании, возвращая его к настоящему. Что за дурацкое занятие, сидя на ярком утреннем солнышке, снова и снова перебирать события своей юности!

Он был рад, что его юность кончилась, осталась далеко позади. Несчастливое было время, время сомнений и незнания. Время поисков своего пути ощупью во тьме невежества. Он посмотрел на солнце. Который сейчас час? Солнце стояло уже почти в зените. Долго же он тут просидел.

Карл потянулся, раскинув большие руки и открыв рот. Издав громкий, как рев, звук, он покрутил торсом и несколько раз топнул ногами. Потом стал спускаться с холма, серьезный, задумчивый, продолжая перебирать в памяти все, о чем только что думал, события своей молодости, маленькую мертвую птичку, странности своего детства.

Занятый этими мыслями, он, сам того не заметив, оказался на берегу искусственного озера в центре владений Компании. Задержавшись на мгновение у края газона, он ступил на него и пошел через траву в ельник. Последний ряд деревьев отделял его от края воды, когда он услышал звук. Это был плеск, что-то скакало в озере, разбрасывая фонтаны воды.

С сильно бьющимся сердцем он торопливо подошел к краю озера. В воде кто-то был. Солнечные лучи сверху вниз били в водяное зеркало, высекая из него потоки света. Он прикрыл ладонью глаза. Человек в воде отчаянно бился. Он разглядел влажный блеск бледно-золотого тела, тонкие округлые конечности. Барбара. Она была в воде совершенно голая, резвилась сама по себе. Покраснев, он повернулся, чтобы уйти.

Но, поравнявшись с деревьями, он встал и остался стоять. Интересно, его оттуда видно? Скорее всего, нет. Математически шансов разглядеть его оттуда очень мало. Им вдруг овладела храбрость любопытства. С раннего утра он размышлял о тайнах бытия, о секретах темной вселенной. А разве это не ее часть? Не та скрытая реальность, обычно потаенная, спрятанная от глаз, эзотерическая сцена, доступная лишь немногим? И, если он будет осторожен, она его не увидит.

Карл стоял, наблюдая за девушкой в воде. Она там развлекалась вовсю. Вода летела во все стороны. Наконец она двинулась к берегу. С трудом выбралась из воды, встала на бетонный бортик, с нее текли струи. Карл почувствовал, как сильнее забилось его сердце и как, несмотря на глубокую внутреннюю решимость, краска стыда начала заливать его щеки и уши. Озеро было не широким. Девушку на высоком противоположном берегу было хорошо видно.

Впервые в жизни он глядел на нагую женщину. Для него это было такое же событие, как рождение и смерть, брак и совершеннолетие. Непонятное и важное. Событие, которое никогда не повторится.

Он наблюдал за тем, как она, встав в траве на колени, отжимала мокрые волосы. На миг его глаза затуманились, словно зрение было готово изменить ему. Поставив руки на бедра, он сделал глубокий вдох и наполнил воздухом легкие. Перед глазами все плясало, прыгали какие-то соринки, метались красные пятна. По коже поползли вниз капли пота. Под рубашкой вдруг стало липко. Тело стало сырым и холодным.

Но вот мгновение прошло, а за ним прихлынула волна горячей крови, которая текла к его сердцу, ярясь и пенясь, захлестывала все пустоты его тела, неслась по артериям и венам.

Стоя на берегу на коленях, выжимая коричневые волосы, мокрая девушка гладко блестела на солнце. Миллионы световых искр вспыхивали на ее гладкой коже. Все редкие кристаллы, все драгоценные камни были там, столько, что и не сосчитать, куда больше, чем бриллиантов на тропе, чем полусфер росы на лужайке. Этот блеск затмевал все, виденное им раньше, это смуглое роскошное сияние сразу поставило на место все: и траву, и землю, и деревья, и горы.

Он никогда не видел ничего грациознее ее голых рук и плеч. Все знакомые ему цвета меркли перед белизной и золотом ее кожи, свежей после купания. Он видел, как движутся ее руки. Она встряхивала головой, склоняла ее набок. Выжав в последний раз волосы, она запрокинула голову и стала смотреть вверх. Темно-коричневые волосы, густые и тяжелые, упали ей на шею. Ее лицо, маленькое и четко прорисованное, было обращено к небу. Медленно встав на ноги, она стояла.

Только теперь он впервые увидел ее полностью. Она не была высокой. Точнее, она была даже куда ниже, чем он ожидал. Он вообще не ждал ничего подобного. Картинки на стенах, рисунки и календари обманули его. Они изображали огромных женщин с могучими ногами, изогнутыми и длинными, массивными грудями, вздымающимися в воздух. Эта девушка была совсем не такая. Она была небольшой и полной, не жирной или в ямочках, а просто крепкой. Ее тело мало чем отличалось от мальчишеских тел, которые он видел на уроках физкультуры в школе. Только кожа гладкая и бедра пошире. Но высокой она не была, и ноги у нее были обыкновенные, с коленными чашечками и ступнями, которые плотно стояли на земле.

Но больше всего его изумили груди. Они не торчали вперед или вверх. Они не выпирали вперед, как обычно показано на рисунках. Они свисали вниз, а когда она наклонилась, они отвисли. Они болтались и качались из стороны в сторону, пока она собирала одежду, наклонялась и выпрямлялась, одеваясь. Они были совсем не твердые, а такие же мягкие, как все ее тело, светлая мягкая плоть. Они походили на бурдюки для вина, которые вешают в своих палатках арабы на востоке. Мешочки, дрожащие мешочки из плоти, которые наверняка мешали ей на каждом шагу.

Она застегнула короткие красные штаны, запахнула серую блузку. Села, чтобы завязать сандалии. Теперь она стала такой, как всегда, а не белой, голой, коренастой. Груди из висячих мешочков снова превратились в округлости у нее под блузкой. Плотно сидящие штанишки и блузка делали ее стройнее и выше.

Закончив одеваться, она пошла назад прямо по траве газона. Он потерял ее из виду. Она исчезла. Все кончилось. Он расслабился. Его кровь утихла. Сердце начало возвращаться к норме, кровь отлила от щек и ушей. Он вздохнул, выпуская воздух из легких.

Неужели это случилось? У него кружилась голова. В каком-то смысле он был разочарован. Она была короткой и толстой, тут и там из нее выпирали какие-то окружности. У нее были ноги, чтобы ходить, и ступни, чтобы стоять. Ее тело было таким же, как у всех, физическим явлением, инструментом, машиной. Оно родилось так же, как все остальное: из праха и слизи. Пройдет время, и оно сморщится, обвиснет, потрескается и согнется, а потом удерживающие его вместе липкая лента, клей и гвозди отвалятся по одному, и оно снова уйдет в землю, из которой вышло.

Оно сломается и износится. Оно выцветет и увянет, как трава и цветы, как огромные ели над ними и даже как сами горы и вся земля. Оно было частью обыденного мира, материальным, как все материальное. Оно подчинялось тем же законам. И работало, как все остальное.

Он вдруг подумал о своих рисунках, которые он копировал с красоток в журналах, и обо всех тех мыслях и идеях, которые роились у него в мозгу, пока он сидел один в душной запертой комнате, куда сквозь шторы лился солнечный свет. Он улыбнулся. Что же, наконец он кое-что понял. Утратил свои драгоценные иллюзии, зато узнал то, чего не мог уразуметь раньше. Тела, его или ее, все в принципе одинаковы. Все – части одного и того же мира. Мира, за пределами которого нет ничего, никакого фантомного королевства души, никакой области возвышенного. А было только это – то, что он видел своими глазами. Деревья, солнце, ветер. Он, Барбара, все и всё были частью этого. А больше ничего не было.

Однако его потаенный внутренний мир, мир духа, который он лелеял в себе так долго, не дал трещину и не обрушился ему на голову. Он не превратился в руины и печальные останки, среди которых ему отныне предстояло бродить. Скорее, все мечты и представления, которыми он жил все время, как будто выключились, просто перестав существовать. Растаяли тихо и бесследно, как мыльные пузыри. Исчезли навсегда. Как будто их и не было.