Ренни (ЛП) - Гаджиала Джессика

— Я больше не буду завязывать эту чертову штуку, — сказал Шотер, когда я в пятый раз за этот день потянул за галстук.

Я не носил галстука с тех пор, как был подростком. Мне каким-то образом удавалось обходиться одним костюмом на всех других свадьбах, которые мне приходилось посещать на протяжении многих лет. Никто никогда не обращал на меня такого пристального внимания.

Хотя этого нельзя было сказать о дне моей свадьбы.

В целом я никогда не был нервным человеком.

Но, стоя в комнате дальше по коридору от того места, где я собирался жениться на Мине, да, я немного волновался.

Не потому, что я не был уверен, что люблю ее и буду продолжать любить. Я никогда в жизни ни в чем не был так уверен.

Это было нечто более глубокое, чем это, более давно похороненное, чем это. Это были какие-то старые демоны, поднявшие свои уродливые головы.

— Ренни, — позвал голос Рива, заставив мою голову вскинуться, чтобы обнаружить его стоящим в открытом дверном проеме.

— Что?

— Мина хочет тебя видеть, — сказал он, кивнув головой в сторону коридора.

Мина и Рив, казалось, образовали определенную связь после того дня, когда она бросила меня полтора года назад. И после того, как она, наконец, узнала его историю, потому что однажды ночью он доверился ей достаточно, чтобы рассказать ей, задолго до того, как кто-либо из нас узнал, это стало еще более глубокой связью.

Таким образом, было почти уместно, что именно он проводил меня в ее комнату, что он на самом деле собирался выдать ее, так как ни в коем случае, черт возьми, мы не хотели, чтобы ее настоящий отец сделал это или даже был приглашен на свадьбу.

— С ней все в порядке? — спросил я, когда мы подошли ближе к ее двери.

Рив остановился прямо перед ней, окинув меня долгим взглядом. — Нет, — заявил он, но сделал это с ухмылкой, прежде чем положить руку мне на плечо и отойти.

Заинтригованный, я потянулся к ручке и вошел внутрь. Услышав этот звук, Мина резко повернулась с того места, где сидела, лицом к тройному туалетному зеркалу.

— Брак — это глупо, — заявила она резким голосом.

— Хорошо, — сказал я, кивая, стараясь не улыбаться.

Трусиха.

Она была трусихой.

Это было так не похоже на нее, что мне захотелось рассмеяться.

— Серьезно. Я имею в виду… посмотри на своих родителей. Посмотри на моих. О чем мы только думаем? Если и есть где-нибудь два человека, которые могли бы по-королевски облажаться в таких вещах, так это мы. У нас буквально не было хороших примеров счастливых и успешных браков в детстве.

Это не было неправдой.

Я медленно выдохнул и подошел к ней, опустился на колени перед ее маленьким деревянным сиденьем и положил руки ей на колени. — Верно, но это не значит, что у нас нет хороших примеров, на которые можно было бы обратить внимание. Черт возьми, у нас есть Рейн, и Саммер, Кэш, и Ло, Волк, и Джейни, Репо, и Мейз, Дюк, и Пенни, и, если мы хотим копнуть немного глубже, есть Брейкер, и Алекс, Шотер, и Амелия, Пейн, и Элси. Мы чертовски окружены успешными и счастливыми браками, Мина.

— Конечно, но если когда-нибудь найдутся два человека, которые побьют идеальный послужной список…

— Мина, — сказал я, выждав долгую секунду, прежде чем ее идеальные, блядь, карие глаза остановились на моих. Затем я почувствовал, как моя улыбка немного заиграла. — Ты знаешь, в чем проблема?

Ее брови слегка сошлись на переносице, когда она покачала головой. — Нет.

— Видишь ли, клуб девочек увез тебя прошлой ночью и не вернул… — Я остановился, пальцы скользнули вверх по ее бедрам. — Никто из нас не позавтракал, — добавил я со злой улыбкой и начал раздвигать концы ее короткого шелкового халата, наблюдая, как ее глаза немного потеплели. — Я тоже был немного раздражен этим утром. Думаю, может быть, это потому, что я голоден, — добавил я, потянув за пояс, и халат раздвинулся в стороны. — На самом деле я чертовски проголодался.

— Ты знаешь, — сказала она, ее дыхание стало тяжелее, когда я наклонился и начал целовать ее бедро. — Я думаю, ты прав. Должно быть, так оно и есть. Мы должны… о Боже мой, — простонала она, когда мой рот втянул ее клитор через ее красивые маленькие шелковистые белые трусики, которые, я знал, должны были стать для меня сюрпризом позже.

Я потянулся вверх, схватив ее за талию по бокам и слегка отступив назад, стягивая материал с ее бедер и ног, а затем с ее ступней. Ее руки протянулись, ловко развязывая чертов галстук и заставляя меня, наконец, снова дышать, прежде чем ее руки начали расстегивать пуговицы на моей рубашке.

— Знаешь, — сказала она, стягивая с моих плеч рубашку и пиджак, — я думаю, что мы должны подождать, пока не поженимся, чтобы завершить это.

Я засмеялся, расстегивая штаны и притягивая ее к себе на колени, протягивая руку между нами, чтобы соединить мой член с ее горячей, влажной киской. — К черту это. Я хочу тебя прямо сейчас, что бы мой член был внутри тебя, — заявил я, опуская ее бедра вниз, так что мой член скользнул в ее тугую киску. — Это может быть нашим маленьким секретом, — добавил я, когда она начала двигаться на мне, сначала медленно и сладко, но кончила жестко, грубо и безумно, испортив прическу и макияж и сделав это так, чтобы девочки точно не узнали, что я сделал, чтобы успокоить ее, когда они вернулись, чтобы закончить ее подготовку.

— Увидимся там, внизу, верно? — спросил я, когда она снова завязала пояс, ее лицо после секса порозовело, все тело стало более расслабленным, чем двадцать минут назад.

— Не хотела бы быть где-нибудь еще, — сказала она с такой уверенностью, что я понял, что, помимо всего прочего, ушла ее трусость.

Когда я шел обратно по коридору в свою комнату, я тоже был чертовски спокойнее. И когда я в шестой раз завязал галстук, я без сомнения знал, что мы не станем исключением из правила.

Мы не были обречены повторять ошибки наших родителей.

Мы не могли не любить, потому что нас никогда не любили.

И не было никого, черт возьми, никого в мире, кто мог бы любить Мину, больше, чем я.

И я был чертовски уверен, что никто никогда не захочет любить меня так, как она.

У нас все будет хорошо.

Мина — четыре года спустя

— Чистый листик, — заявил Ренни, забираясь ко мне в кровать и откидывая одеяло с ее маленького розового личика.

— Я все еще не могу решить, хорошо это или нет, — призналась я, зная, что это не то, что вы должны были сказать, держа на руках своего ребенка сразу после того, как он родился, но предпочитая быть честной.

Я вытащила имплантат из руки почти за два года до того, как забеременела. Его действие закончилось, а я просто… так и не заменила его. У нас были преданные отношения, и мы поняли, что бы ни случилось, это случится. Мы не собирались этого планировать, но, если бы это случилось, мы бы приветствовали это.

Однако месяц, в течение которого у меня не было месячных, был одним из самых напряженных в моей жизни. Внезапно стало неважно, как далеко мы с Ренни зашли, как сильно мы раскрыли и обнажили наши раны, чтобы позволить им зажить. Не имело значения, что мы были стабильны, и Ренни очень редко, если вообще когда-либо, впадал в свои состояния. Каким-то образом, столкнувшись с надвигающимся материнством, каждый мой маленький недостаток усилился, стал непреодолимым. И я не могла не волноваться, что возьму наш маленький чистый лист и привью ей свои собственные недостатки.

— Мина, посмотри, — сказал Ренни, наклоняясь и целуя ее маленький сморщенный лобик. — И у нас все получилось хорошо. У нас все будет в порядке.

Я не хотела быть в порядке. Я хотела иметь возможность дать ей все преимущества, каждую каплю поддержки, каждую каплю любви, которую ни Ренни, ни я не получили.

— Я надеюсь, — сказала я, улыбаясь ей в лицо, когда она начала морщиться, извиваться и открывать рот, чтобы заплакать.

Тогда я еще не понимала, что по неосторожности назвала нашу дочь.