Нина - Авраменко Илья Владимирович

Они зашагали по просеке. Высокое пламя за их спинами осветило лес.

- Лизу жалко, - сказал Соколов. - Она меня любила.

- Ничего, ничего, мы ещё вернемся. Вот увидите, командир, всё ещё переменится, и мы вернёмся. Вы к своей Лизе, а я к своему Петьке.

- Кстати, ведь он тут, неподалёку, - сказал генерал. - Я только что видел твою жену. Она живёт на бывшей Улановской даче, у этого банкира, Колесника.

- Что? - Саша остановился. - Она живёт здесь?

- Извини.

- На даче Уланова? Охрана есть?

- Такая же, как раньше. Сашка, даже не думай, - генерал взял его за плечо и строго посмотрел в глаза. - У неё новая жизнь.

- А я ничего и не думаю. Мне бы только ей передать кое-что.

Они остановились у «девятки», и оба одновременно оглянулись, чтобы в последний раз увидеть тёплые огоньки в окнах коттеджей, где остались любимые люди.

- Куда теперь? - спросил Соколов.

- На Дон. К утру будем на месте, - Саша сел за руль и побарабанил пальцами по кожаной оплетке. - Товарищ генерал, разрешите на десять минут отлучиться? Я только одним глазом гляну. Если что не так, уезжайте без меня.

Он открыл свою сумку.

- Вот деньги, вот паспорт новый. Это вам. А остальное хочу Петьке оставить.

- У них есть деньги, - мягко сказал Соколов. - Старшина, зачеркни и забудь.

- У них чужие деньги. Завтра банкира завалят, и они останутся ни с чем. Командир, вы же меня знаете. Я человек-невидимка.

- Добро. Двигай. Но я без тебя не поеду, - предупредил Соколов.

- Я мигом, - Саша перекинул сумку через плечо и побежал по просеке к посёлку.

Пламя над горящими машинами уже оседало, окутываясь чёрным дымом. «Могут увидеть, - подумал Саша. Если они за мной следят, то пора бы их успокоить».

Он достал мобильник и нажал кнопку. После короткого, отрывистого гудка спокойный голос спросил:

- Ну как?

- Я исполнил, - доложил Саша. - Назовите адрес, где мои билеты и всё прочее.

- Так, адрес… Вы сейчас где?

- Только что выехал с просеки, сейчас стою у шоссе, жду, когда машин будет поменьше. Куда мне сворачивать, налево или направо?

- Мы вам позвоним. Ждите звонка.

Он усмехнулся. Куда бы они ни приказали поворачивать, они с генералом поедут в противоположную сторону.

Но приказа не последовало.

Саша нажал клавишу отбоя. И в ту же секунду мощный взрыв заставил содрогнуться землю под его ногами. Он инстинктивно присел и оглянулся.

Там, где только что стояла «девятка», клубился чёрно-оранжевый шар неистового пламени… 

Глава 46 

У Нины всё ещё звучали в ушах Петькины слова «Полежи со мной, как в детстве…».

Как быстро растут дети, когда мы их не видим. Вот он и научился засыпать сам, без обязательной сказки на ночь, без колыбельной песенки про маленького пони, который бегает по кругу… Сын уже живёт своей, отдельной жизнью. У него свои тайны. И не всеми своими тайнами он делится с мамой.

Наверное, он слишком часто думает о Саше, если уже видит его, словно наяву.

Нина ласково провела кончиками пальцев по бровям малыша, разглаживая тревожную складку, и Петька улыбнулся во сне, чмокнул губами и повернулся на другой бок. Заснул.

Она тихо прикрыла за собой дверь и спустилась в столовую. Михаил вопросительно посмотрел на неё, и Нина кивнула:

- Спит.

- Как думаешь, могу я включить музыку?

- Если это не духовой оркестр.

Он вставил диск и коснулся клавиши музыкального центра. Зазвучал мягкий джаз.

- Это наш с тобой любимчик. Кенни Джи. Может, потанцуем?

- Не могу, извини, - Нина опустилась в кресло у камина и улыбнулась, пытаясь скрыть неясную тревогу: - Устала я сегодня. Слишком много всего.

- Устала? Прекрасно. Отличный повод выпить.

Он наполнил бокалы вином цвета крови и сел на ковёр у её ног.

- Ты ничего не слышал? - спросила Нина, пригубив терпкое вино. - Когда я лежала наверху, кажется, неподалёку что-то взорвалось. Собаки бесятся.

- Да нет. Просто гром. И собаки волнуются перед грозой. - Он поднял бокал: - За нас.

- За то, чтобы больше никогда ни один негодяй не вторгся бы в нашу жизнь.

Михаил отпил немного и посмотрел бокал на свет, любуясь игрой рубинового жидкого пламени.

- Я сделаю всё возможное, чтобы тебя как можно меньше беспокоили по поводу покушения и гибели киллера и этого журналюги. Но всё-таки один или два допроса нам предстоят. Точнее, я бы сказал, одна или две беседы со следователем.

- Я понимаю.

- Это единственное, что мешает нам уехать завтра же. Но мы уедем дня через два. Обязательно уедем.

Нина устало прикрыла глаза ладонью. Ей не хотелось огорчать Михаила, но его слова причиняли ей боль.

- Пожалуйста, милый… - тихо, как можно мягче произнесла она. - Никогда не говори мне, что мы завтра же или дня через два куда-то уедем. Я очень тебя прошу.

Он погладил её колени.

- Извини.

- Да нет, ничего страшного, у меня просто нервы расшатались.

- Знаешь, за что я люблю этот дом? - спросил Михаил, поворачиваясь лицом к огню. - За камин. Оказывается, я больше всего на свете люблю сидеть у костра. Просто смотреть на огонь. Шевелить угли. Слышать это потрескивание и следить за улетающими искрами. Это очень успокаивает.

Нина опустилась на ковёр рядом с ним и прижалась щекой к его плечу.

- Не надо меня успокаивать. Мне нужно только время, чтобы всё забыть.

- Ничего, милая, ничего, - он обнял её за плечи. - Всё пройдёт, будет утро, и будет вечер, и будет долгая счастливая жизнь. Мы увидим небо в алмазах. И знаешь где? На одном острове в далёком восточном море. Там звёзды яркие, и кажется, что до них можно дотянуться. Таких звёзд нет на нашем юге, нет на юге Европы. Такие звёзды есть только на этом острове. И море ночью там светится, и, если зачерпнуть его ладонями, кажется, в руках у тебя алмазы и золото…

Он наполнил бокалы.

- Выпьем за то, чтобы поскорее оказаться на этом острове.

- Вкусное вино, - сказала Нина, чтобы порадовать Михаила.

- О, такого в магазине не купишь. Нам привезли его из Грузии летом восемьдесят четвёртого, целый грузовик. Представляешь, все эти годы оно пролежало здесь, в подвале. Правда, осталось всего несколько бутылок. Но и на том спасибо. Прежний хозяин дома никого не угощал этим вином. Сам пил, по очень большим праздникам.

- Вы были знакомы?

- Когда-то служили вместе. Потом часто пересекались то по службе, то по банковским делам, - уклончиво ответил Михаил. - Вино-то прекрасное, но имеет один существенный недостаток. Оно разжигает аппетит. Слушай, Ниночка! Какой же я идиот! Мне же передали настоящий эстонский окорок! Ещё три дня назад! И мы пьём вино без него! А он спокойно висит себе в подвале!

- Ты хочешь? Сиди, сиди, не вставай. Я сейчас принесу.

- Найдёшь? Он прямо у входа.

Нина быстро спустилась по лестнице, открыла дверь в подвал и включила свет.

Здесь было прохладно и тесно. На стеллажах вдоль стены, в ромбовидных гнёздах, лежали бутылки. Напротив, на полках стояли коробки и банки, а под низкими сводами потолка с натянутого троса свисали подвешенные гирлянды лука, чеснока, каких-то трав. Висел там и небольшой окорок.

Нина приподнялась на носках, чтобы снять его с крюка, и вдруг услышала за спиной лёгкий скрип двери.

Она оглянулась.

Сдавленный возглас вырвался из её груди, и Нина в ужасе прижала ладонь к губам.

На пороге стоял её Саша.

Живой. Бледный, похудевший, с седой бородой до самых глаз. Саша…

- Здравствуй, Нинуля, - прошептал он, прикладывая палец к губам.

Не в силах пошевелиться, Нина прижалась спиной к стенке. Саша глядел на неё, улыбаясь.

- Ты только не пугайся так, - прошептал он. - Я не из могилы. И я не привидение. Нинуля, я всё знаю. Всё понимаю. Ты соберись, Нинуля, успокойся.

Он хотел погладить её по щеке, и она в ужасе прикрылась окороком, который сжимала в руках.

- Не трогай меня!