Возрождение - Олег Верещагин

– А если я совершу ошибку? – допытывался Васька.

Сипягин пожал плечами:

– Ты будешь наказан за нее. Возможно – смертью. Но в любом случае – тот, кто придет за тобой, учтет твой опыт и твоей ошибки уже не совершит.

– Не очень-то приятная перспектива, – заметил Богуш.

Сипягин сухо улыбнулся ему:

– Ты волен выбирать. Изначально выбирать. Будучи оповещенным о возможности вот такого финала. Если ты не чувствуешь себя достаточно умным, смелым, сильным, не ходи по этой лестнице. А если ты спешил, если ошибался в себе или специально решил забраться наверх, чтобы подличать, – лестница под тобой провалится. Вариантов нет… Да и вообще, знаешь, когда говорят о вариантах этического поведения – это почти всегда самооправдательная ложь; в лучшем случае – честное заблуждение… ничуть не менее опасное.

Он прошелся вокруг стола – медленно, глядя в пол. Мальчишки следили за ним с неослабным вниманием. Вновь вернувшись на место во главе стола, Сипягин уперся в него широко расставленными руками (стол качнулся) и оглядел слушателей. Негромко сказал:

– Вы все еще помните тот мир, что был раньше. А ваши дети уже не будут его знать. Их будущее – только в ваших руках.

Он качнул стол снова, уже нарочно. Мальчишки машинально удержали стол – все разом. Сипягин кивнул:

– Да, только в ваших руках… А теперь покажите-ка конспекты.

Глава 8

Дворяне и пионеры

В небо костры, да, в небо костры,

На пепелище старого мира.

Все мы чисты, да, сегодня чисты:

Марш сквозь метели, порвана лира.

Свиньи чувствовали себя просто замечательно. Завхоз Дмитро Сергейчук, опираясь на верх загородки, почти с умилением смотрел на ряд мощных пятачков. Воистину они являли собой прямое доказательство того, что мир неистребим.

Сашке свиньи не нравились. Вообще из всей живности ему нравились собаки, а все остальные… их же все равно есть потом. Еще не хватало полюбить какого-нибудь поросенка, а потом участвовать в его убийстве… Впрочем, в Сергейчуке с истинно народной мудростью уживались любовь вот к этим пятачкам и свинине. И главное – без противоречий.

– И на будущий год будет у нас сало, – мечтательно сказал завхоз и даже удостоил взглядом Сашку, который заканчивал возиться с шестернями транспортера. – Эх, Санек… Ты знаешь, что такое сало? Сало – это…

– Да что я, сала не ел, что ли? – неосмотрительно буркнул Сашка, со щелчком закрывая кожух.

Сергейчук кровно оскорбился – немедленно и тяжко.

– А что – ел, что ли?! – передразнил он кадета. – Сало он ел! Какое ты сало ел?! Жир магазинный в пластиковой пленочке?! Генно-модифицированный?! Сделанный на погибель славянству?! Не с него ли и война началась?! – возвысил он голос, но потом презрительно махнул рукой: – Тьфу. Разве это сало?! – Он вздохнул. – Сало – это вот что… – начал он, но вдруг угас и не стал читать лекцию о салопроизводстве, чего Сашка побаивался. Тем более что, как солить сало, Шевчук знал неплохо. – Иди отсюда. И скажи, чтобы больше тебя на такие работы не присылали. Подозрительный ты. Очень. Проследить за тобой надо.

Сашка мысленно усмехнулся. Сергейчук не только обожал сельское хозяйство. Он, в прошлой жизни юрист, был еще и очень хитрым и с удовольствием косил под слегка сдвинутого крышей «хохла»-конспиролога. Видимо, в прошлой жизни ему это помогало с его взглядами оставаться на плаву, а сейчас просто не хотелось расставаться с маской. В хозяйстве его практически всегда царил образцовый порядок, а как завхоз стрелял, Сашка и сам видел не раз.

– Я прослежу, – пообещал Шевчук, выходя. – И вообще, дядь Дмитро, мы ж оба «чуки», нам друг друга держаться надо, а то эти… как их…

– Москали, – подсказал Сергейчук с удовольствием. – Кляти москали.

– Во, они самые, точняк… Они же опять мир захватят. И все наши старания свинье под хвост…

И выскочил за дверь, в которую несильно ляпнулось что-то мягкое. Похоже, пакет с комбикормом.

Снаружи похолодало. Застегивая куртку, Сашка затрусил по тропинке к казарме, думая только о душе. И сердито обернулся на бегу, когда его окликнули:

– Сань! Шевчук, Санька!

В штабном помещении поселка – небольшой комнатке – собрались пятеро витязей. Они сидели вокруг круглого стола, в центре которого в грубоватой чаше – на подставке в виде ладони – горел живой огонь. Шло обычное вечернее рабочее совещание, и предметом обсуждения сейчас, уже почти в финале, был довольно отвлеченный вопрос, чего обычно не случалось, – недавняя инициатива Романова, озвученная по радио для всей сетевой системы РА.

– Дворяне, – странно хмыкнул майор Локтионов. Сипягин покрутил большими пальцами одним возле другого и высказался, глядя в стол:

– Могут быть… эм-мэ… нежелательные асоциации, знаете ли.

– У кого, какие ассоциации? – уточнил Воженкин. – Люди вчерашнего дня толком не помнят, а кто помнит – с удовольствием забыли бы.

– И все-таки товарищу Романову следовало бы подумать, – настаивал Сипягин. – Эдак он себя императором объявит… – Вокруг стола прокатился хохоток. – Тем более что фамилия… мнэм… подходящая.

Хохоток превратился в короткий взрыв хохота.

– Кстати, – смеявшийся вместе со всеми Воженкин кивнул Сипягину, – у вас-то фамилия тоже подходящая. Был такой министр при последнем императоре – Сипягин, кажется? – Доцент кивнул, не поднимая глаз, – похоже, он все еще улыбался. – Это мне будет нелегко… – И вдруг посерьезнел: – Вы вот как хотите, а я лично, если ему придет в голову такая мысль… в общем, я его поддержу. Не вижу причин не поддержать, знаете ли.

Сипягин поднял внимательные глаза:

– Хм. Название «Империя»… э… несколько, мне кажется… как бы… не соотносится с декларируемыми нами политическими и экономическими постулатами нового мира…

– Почему? – тихо, резко и коротко спросил Воженкин.

Ответом было общее изумленное молчание.

– Э… знаете ли… я… – Сипягин вдруг усмехнулся и признался: – Если честно – я не знаю. Да, действительно – никакого реального несоответствия… нет. Возможно, эта моя неприязнь – всего лишь атавизм. И как знать – может быть, вы правы. Но, мне кажется, пока речь об этом не идет?

– Не идет, – подтвердил Воженкин. – Какая там империя, если… а! – Он досадливо и с горечью махнул рукой. – Кстати, что там с вашей прошлой инициативой? – Он кивнул Захаркиной, единственной женщине среди присутствующих.

Еще молодая, очень красивая, хотя и с короткой стрижкой, Захаркина чуть откинулась назад, на спинку стула.

– В общем-то, я ее уже двинула в массы, как раньше говорилось, – сообщила она буднично. – Половцева с охотой за это взялась. Думаю, что и слушать ее будут охотно – и не только девчонки. Но стоит все-таки подождать, такие вещи можно подсказать сверху, но никогда не стоит навязывать.