Сеанс мужского стриптиза - Елена Логунова

Милый загнал машину на обочину и нажал на тормоз. «Ауди» остановилась, Денис снял руки с руля и схватился за голову.

– Да в чем дело? – вскричала я, раздраженная таким странным поведением милого.

Нашел время и место для физкультурных упражнений!

– Он левша, а я идиот! – страшным шепотом признался Денис, схватившись за сердце.

– И это так сильно тебя огорчает, аж до сердечного приступа? – не поверила я. – За столько лет можно было бы и привыкнуть!

Милый не обратил внимания на мою колкость. Оказывается, он не просто так массировал себе область миокарда, а нашаривал сотовый в нагрудном кармане. Не слушая, что там я болтаю, Денис набрал один телефонный номер, потом второй, выругался и с досадой сказал:

– Черт, они вырубили мобильники! Плохо дело…

Он надолго замолчал.

– Милый, если ты сейчас же объяснишь мне причину твоих переживаний, я не стану визжать и молотить тебя кулаками! – грозным голосом сказала я. – А если не объяснишь, то стану!

– Инка, я осел, – самокритично заявил милый. – До меня только сейчас дошло: раз Мухин левша, значит, это не он ударил Горчакову ножом! Удар был нанесен правой рукой, это совершенно точно, я читал экспертное заключение.

– И что же тебя так расстроило? – Я, напротив, обрадовалась. – Если Мухин не имеет обыкновения резать женщин ножом, то это очень хорошо! Я, например, теперь гораздо меньше волнуюсь за мамулю!

– А я, например, теперь гораздо больше волнуюсь за Мухина! – с сожалением признался Денис. – Ведь Кошкин с парнями считают его убийцей и потому не будут особенно церемониться с ним при задержании! Еще, глядишь, шлепнут по запарке!

– Так ты Кошкину пытался позвонить? – поняла я.

– Ему и Суворову, телефона Козлова не знаю, – с сожалением сказал Денис. – Да он наверняка тоже выключил мобильник, похоже, ребята уже замаскировались на местности.

– Так чего мы-то тут маскируемся? – воскликнула я. – Поехали скорее, может, еще успеем!

«Ауди» отклеилась от обочины и с ускорением полетела по шоссе.

Леня Алейников по прозвищу Чебуран вышел в заднюю дверь поселкового магазина, обнимая небольшой фанерный ящик, похожий на почтовую посылку и имея при этом в высшей степени подозрительный вид. Он воровато озирался и двигался короткими перебежками, от дерева к дереву, от столба к столбу, стараясь по возможности держаться в тени. Воротник куртки Чебуран высоко поднял, а войлочную шапочку с эмблемой фирмы «Адидас» натянул пониже и еще ссутулился, пряча лицо. Чебурану совсем не улыбалось, чтобы кто-нибудь из обитателей поселка застукал его за тем неблаговидным занятием, ради которого он в этот вечерний час прикатил в Бурково.

Официальный повод для визита был вполне благородный: посещение любимой двоюродной сестры Варвары, у которой как раз был день рождения – ей исполнилось ровно двадцать три года и четыре месяца. Эту промежуточную дату она, разумеется, не праздновала и вообще была на работе, но разве это мешало любящему кузену напомнить о себе?

Он и напомнил: прикатил в Бурково на своей маленькой, но шустрой «Оке» и даже привез редкое для деревни праздничное угощение – горячую пиццу в коробке. Другую коробку – фанерную, плотно закрытую, с многочисленными маленькими дырочками в крышке, Чебуран поначалу оставил в машине и занес в тесную подсобку магазина только по завершении их с Варькой импровизированного банкета.

Последовательность была правильной, потому что содержимое ящика могло напрочь испортить кузине аппетит. В посылочной коробке кишмя кишели обыкновенные серые мыши, которых среднестатистическая женщина боится, как огня или даже больше.

– Боже, какая гадость! – придушенно выдохнула Варвара, когда Чебуран по окончании трапезы рассказал ей о своем новом проекте.

Говорил он, уже держа в руках ящик, содержимое которого самым гадким образом шебуршало и попискивало, словно протестуя против коварных планов Чебурана.

– Да ладно тебе, расслабься! – сказал он чувствительной кузине. – Ты же моих мышек даже не увидишь, зато на себе ощутишь результат этой оригинальной акции продвижения!

– Уже ощущаю! – прошептала Варвара, брезгливо морща нос.

Фанерная тюрьма источала характерный мышиный запах.

– Я говорю про другой результат! – немного обиделся Чебуран. – Когда твои односельчане своими глазами увидят в своих домах и дворах толпы мышей, они тоже толпами ринуться к тебе в магазин – покупать эффективное средство от грызунов. А ты им предложишь наш чудодейственный «Антимышин»! Я, кстати, еще две сотни карандашей тебе привез на случай ажиотажного спроса.

– Совести у тебя нет, Ленька! – вздохнула Варька, понимая, что темпераментного кузена ей с ее природной кротостью нипочем не переспорить.

– У меня не совести, у меня денег нет! – ответил ей аморальный Чебуран. – Почитай, последнее на мышей этих потратил. Поиздержался!

Чебуран попытался выжать из себя слезу, но не сумел и решил, что и так обойдется. Варька ведь не собиралась ему препятствовать, она просто не желала активно помогать. Во всяком случае, на стадии рассредоточения троянских мышей по домам и дворам односельчан.

Чебуран такой помощи и не просил, ему совсем нетрудно было в одиночку пробежаться по единственной улице поселка, поштучно и пригоршнями запуская в заборные дырки истомившихся в заключении мышей. Засидевшиеся и проголодавшиеся грызуны уходили на ответственное задание в бурковские дома совершенно добровольно, без понуканий, прямо-таки со свистом.

Чебуран старался выпускать мышей дозированно, строго по схеме: в хижины – каждой твари по паре, во дворцы – ударными группами из трех-пяти голов. На состоятельных «новых бурковских» у него было больше надежды, чем на аборигенов, в хатах которых еще сохранились примитивные, но эффективные антимышиные устройства типа мышеловки.

Однако для невзрачного домишки на окраине поселка Чебуран припас не меньше дюжины отборных хвостатых бойцов. Он выяснил, что именно эта хата является дачной резиденцией ехидной вредины Инки Кузнецовой, и готовился «порадовать» ее особым подарочком. Леня сильно обиделся на нее за категорический отказ помочь в распространении чудодейственного «Антимышина».

– Посмотрим, что она запоет, когда увидит моих милых хвостатых крошек! – прошептал мстительный Чебуран, подходя к забору дачи Кузнецовых.

– Леха, что видишь? – астматическим поросенком прохрюкала рация, которую лейтенант Суворов спрятал в нагрудном кармане болоньевой куртки.

Чтобы толком расслышать слова капитана Кошкина, он вынужден был глубоко втянуть голову в плечи. Впрочем, Суворов и так сидел, скукожившись, как коченеющая героиня сказки «Морозко». Труба дымохода, за которой он прятался, отчасти закрывала его от ветра, но к ночи в Буркове стало заметно прохладнее. А с соседнего двора и вовсе тянуло могильным холодом! Там творилось нечто неописуемое.

– Что я вижу? – приблизив рацию к посиневшим губам, дрогнувшим голосом повторил лейтенант. – По периметру никого, все чисто, пусто. А внутри весело, светло, горят свечи и новогодние фонарики.

– Какие новогодние фонарики, сентябрь на дворе? – слегка удивился капитан.

– Это у вас на дворе сентябрь, а у соседей не то Новый год, не то Хэллоуин! – ответил Суворов. – Народ в оживлении, явно не скучает.

– Короче, что ты видишь? – теряя терпение, спросил капитан.

– Если короче, то я вижу какое-то чудище кошмарное – мелкого карлика с невероятно жуткой рожей, – не без язвительности отрапортовал лейтенант.

– А этот, с рожей, он похож на Мухина? – настойчиво спросил капитан, без особого интереса пропустив мимо ушей чересчур эмоциональную часть доклада подчиненного.

– Он много на кого не похож! – содрогнувшись, ответил Суворов. – У него морда гремлина, клыки Дракулы и плащ Супермена! Блин, да он еще и летает?!

– Слабак ты, Суворов! Который год на оперативной работе, а пить не научился! Я думал, на холодке ты быстрее протрезвеешь! – укоризненно прохрипела рация.

Внизу, в доме, под крышей которого засел в качестве наблюдателя лейтенант Суворов, капитан Кошкин выключил рацию и с досадой сказал старшему лейтенанту Козлову:

– Димон, смени снаружи Леху. Похоже, он там от избытка кислорода совсем закосел.

Понимающе хмыкнув, старший лейтенант Козлов вышел из дома, обошел темное здание с неосвещенными окнами и по высокой садовой лестнице, приставленной с тыльной стороны хаты, вскарабкался на крышу.

– Спускайся, теперь я погляжу, – шепнул он на ухо Суворову, который застыл за трубой подобием архитектурного излишества периода поздней готики – вроде статуи химеры.

Лейтенант вздрогнул, потер глаза, пробормотал:

– Погляди-погляди, это того стоит! – и с готовностью уступил товарищу бинокль и место на наблюдательном пункте.