Останься со мной навсегда - Наталья Калинина

— Нет, нет, что ты — ты совершенно не похож на хулигана, — ответила ему она, смеясь. — Напротив, у тебя очень даже респектабельный вид…

— Ну уж нет — респектабельным я тоже не хочу быть. Респектабельные люди скучны и однообразны. Быть респектабельным — это значит соответствовать общепринятым стандартам.

— А тебе бы хотелось выделяться из общей массы?

— Угадала, — он слегка сощурил глаза, внимательно глядя на нее. — Удивляюсь, что такая красотка, как ты, может быть к тому же такой умной и проницательной.

— А ты считаешь, красивая женщина не может быть умной?

— Нет, что ты, я вовсе так не считаю… Но давай лучше сядем в машину. — Он коснулся ее руки. — По-моему, глупо стоять на холоде и вести эту словесную игру.

Констанс кивнула. Этот незнакомец почему-то был ей симпатичен, и она ничего не имела против того, чтобы поболтать с ним по дороге к пансиону, где она сейчас жила. Выписавшись из клиники, она покинула прежний отель — вернуться после операции туда, где все знали ее «старое» лицо, она, разумеется, не могла.

— Если тебе холодно, могу включить отопление, — предложил незнакомец, когда они сели в машину.

— Нет, нет, мне вовсе не холодно…

— Тогда почему ты дрожишь?

— Дрожу?

Только сейчас она заметила, что у нее и в самом деле трясутся руки, а сердце бьется где-то в горле. Она сама была удивлена, осознав, что испытывает какое-то странное — приятное — возбуждение. В последний раз она испытывала такое возбуждение очень, очень давно…

Она поудобнее устроилась на мягком, обитом синим бархатом сиденье и взглянула на своего спутника, разворачивающего машину в сторону площади с фонтаном. Парень в самом деле был очень привлекателен внешне, а главное, был наделен изрядной долей обаяния. На вид ему было лет двадцать… Наверное, он был бы очень разочарован, если б узнал, что юная красотка, которую он так упорно преследовал, годится ему в матери.

— Кстати, у меня вовсе нет привычки ездить следом за приглянувшимися мне девушками, — сказал он, словно уловив отчасти направление ее мыслей. — Поверь, я делаю это впервые. Но я не помню, чтобы мне когда-нибудь прежде попадалась на глаза такая красивая девушка, как ты, — я говорю тебе это совершенно искренне, я вовсе не собираюсь забивать тебе голову пустыми комплиментами. Твое лицо… — Он сбавил скорость и повернулся к ней. — Оно как будто создано для того, чтобы радовать глаз. В нем все идеально — и все вызывает восхищение. Могу тебе поклясться, я еще никогда в жизни не видел такого красивого лица.

Констанс поморщилась. Ее лицо было в самом деле создано для того, чтобы радовать глаз… Только создано оно было не Всевышним — оно было результатом кропотливой работы доктора Рисполи и его ассистентов, помноженной на их многолетний опыт в подобных операциях.

— Ну конечно же, тебе осточертело слышать эти похвалы! — воскликнул ее спутник, истолковав совсем иначе ее недовольную гримасу. — С таким лицом, как твое, ты, должно быть, слышишь по несколько раз в день слова восхищения. Прости, я вовсе не хотел быть надоедливым… — Он протянул руку и примирительно коснулся ее колена, прикрытого полой шубы. — Но мы еще не представились друг другу. Меня зовут Марко. А тебя?

— Констанс, — ответила она.

— Констанс, — повторил он. — Ты знаешь, Констанс, что у тебя очень красивое имя? Оно наводит на мысль о постоянстве…

Констанс горько усмехнулась.

— Ты считаешь, постоянство — это что-то положительное?

Марко ответил ей не сразу, сосредоточив свое внимание на дороге. Уже начал накрапывать дождь, и ей казалось, что в его тихом шелесте она слышит рассказ о любви своей юности… Как ни странно, ее подавленное настроение прошло, сменившись этим радостным возбуждением, причины которого она не могла постичь.

— Я не знаю, Констанс, можно ли назвать постоянство положительной чертой характера, — сказал наконец Марко. — То есть постоянство, конечно же, относится к разряду так называемых «благородных качеств», и лично у меня люди, наделенные этим качеством, вызывают уважение… Но, может, это потому, что я сам им не наделен. — Он на минуту умолк, размышляя о чем-то своем, потом продолжал: — Знаешь, Констанс, я заметил, что люди, отличающиеся постоянством в том, что касается чувств, обычно ожидают от других людей того же. Они считают, что чувство, если уж оно родилось, должно быть вечным или, по крайней мере, продолжительным. Они просто не в состоянии понять, что чувства других людей могут следовать несколько иному ритму и сменять друг друга чаще, нежели их собственные.

Констанс с любопытством посмотрела на Марко.

— А твои чувства часто меняются? — спросила она.

Он кивнул и смущенно улыбнулся, покосившись на нее краем глаза.

— Не знаю, плохо это или хорошо, но так уж я устроен. То есть, наверное, это плохо, потому что мое непостоянство иногда причиняет страдания другим людям… Я хочу сказать — девушкам. Я просто неспособен дать им ту любовь, которой они от меня ожидают. — Он подавил вздох и, достав из бардачка пачку «Уинстона», раскрыл ее перед ней. — Ты куришь?

Констанс взяла сигарету, не сводя заинтересованного взгляда со своего спутника. Примерно то же сказал ей однажды Габриэле… Это было еще в самом начале их знакомства, до того, как они стали по-настоящему близки. Наверное, он хотел заранее предупредить ее, чтобы она не ждала от него невозможного. Но она все равно ждала невозможного… Потому он и поспешил положить конец их отношениям. Люди всегда быстро устают от нас, если мы ожидаем от них чего-то, чего они не могут нам дать.

— В порядке общей беседы могу тебе сообщить, что не далее как позавчера я бросил одну девушку, которая считала себя моей невестой, — продолжал Марко, зажигая ее сигарету и закуривая сам. — И бросил я ее именно потому, что она считала себя моей невестой. — Он усмехнулся, сворачивая на аллею, ведущую к ее пансиону. — Мы с ней пробыли вместе почти полгода, встречались чуть ли не каждый день, проводили вместе все свое свободное время. Нам было хорошо друг с другом, хорошо во всех отношениях — в физическом плане и в духовном… Я пребывал в полной уверенности, что это не налагает никаких обязательств ни на одного из нас — ясное дело, наша история должна была рано или поздно подойти к концу, как подходят к концу все истории на этом свете или почти все. Я думал, она тоже это понимает… А потом вдруг выяснилось, что она все это время строила планы относительно нашего совместного будущего. — Он остановил машину под навесом у входа в пансион и повернулся к ней. — Нет, ты можешь себе это представить, эта девушка видела во мне своего будущего мужа, а я и знать ничего не знал! Мне пришлось расстаться с ней… Не потому, что мне этого хотелось, — нам все еще было очень хорошо вместе, и наши отношения могли бы продолжаться какое-то время, если бы не эта ее идиотская затея относительно брака. Но когда тебя, что называется, силой тащат к алтарю — самое время сделать ноги. Ты со мной согласна?

Констанс улыбнулась. Этот Марко все больше и больше нравился ей. Он говорил о себе с той невероятной простотой, присущей только очень искренним людям, которую она так хорошо знала в Габриэле… Вообще искренность — явление крайне редкое. Люди обычно стремятся выглядеть в глазах окружающих лучше, чем они есть на самом деле.

Марко выключил мотор и откинулся на сиденье, затягиваясь сигаретой.

— Я, наверное, никогда не обзаведусь семьей, — задумчиво сказал он. — Потому что даже если я когда-нибудь полюблю очень сильно какую-то женщину, я все равно не женюсь на ней. Я слишком дорожу своей свободой. Быть чьим-то мужем — это значит в определенном смысле кому-то принадлежать. А я хочу принадлежать только самому себе. Да и вообще любовь должна освобождать человека, а не заковывать его в цепи.

Констанс выбросила в окошко недокуренную сигарету и, стянув перчатки, распахнула на груди шубу — ей вдруг стало жарко… Габриэле мыслил в точности так же — мыслил так двадцать пять лет назад и, вероятно, все эти годы придерживался той же философии, ведь он так и не женился. А теперь решил жениться на ее дочери…

Этот мальчик по имени Марко — мальчик, потому что он годился ей в сыновья, — утверждал, что ни за что на свете не согласится принадлежать какой-то женщине, даже если полюбит ее всерьез… Но он говорил так, потому что не знал, что любить — это уже значит принадлежать, отдавать всего себя без остатка тому, кого любишь. А сочетаешься ты браком с этим человеком или нет, это уже второстепенно.

— Сколько тебе лет? — спросила она.

— Двадцать один. А почему ты спрашиваешь?

Он затянулся в последний раз сигаретой и выбросил окурок в окошко, потом провел рукой по своим черным блестящим волосам, глядя на нее сквозь ресницы. Он был неотразим, этот Марко…

— Просто так, — пробормотала она, стараясь изо всех сил не попадать во власть его мальчишеского обаяния. — Ты рассуждаешь с такой легкостью о любви, что я подумала — наверное, ты еще очень молод и неопытен…