Дразнилки (СИ) - Матюхин Александр Александрович

В руке Капустина был нож Аллы. Тот самый, который она принесла с собой… Она хлопнула себя по пустому карману и снова произнесла негромко:

– Господи.

Выхин стоял на коленях. Лицо его залила кровь. Крохотные глаза разглядывали Аллу, пытливо, будто зажатый в теле монстра человек хотел что-то сказать этим взглядом, передать какую-то информацию, которую не мог выдавить сквозь изрезанные губы.

Капустин замахнулся – раз! – рассек левую щеку Выхина – два! – оставил глубокий порез на подбородке – три! – лезвие вошло в плечо.

Выхин упал на бок. Капустин же, возвысившись над ним, бил, бил, бил.

– Вот так мы и мстим, приятель! – бормотал Капустин. – Вот так и приходит неотвратимое наказание! За всё, что сделал. А мы считали тебя другом! Берегли твою сущность! Лепили сосуд! Искали тебя! Везде искали, везде, жирдяй, жиртресткомбинат, жирный почник, искали, да ты убегал. Искали, да ты нашёл способ спрятаться. Искали, да ты сам пришёл. Какой молодец. Какой предатель! Какой вкусный человек для нашего нового убежища.

Не замечая Аллу, Капустин отшвырнул нож, схватил Выхина за шиворот и потащил по траве к живому сосуду. Сощурившись, посмотрел на небо, где Ленка и бесплотные тени рвали на куски то, что осталось от Маро.

Алла бросилась наперерез, сбила Капустина с ног, повалила и стала колотить его кулаками куда попало, не глядя. Глаза застили слёзы. Боль растеклась от плеч, разодранного бедра, от избитых в кровь пальцев. Боль ослабила.

– Сестра! – закричал Капустин жалобно. – Что ты делаешь, Элка? Дура, очнись!

Он лежал под ней обычный, семнадцатилетний, живой и здоровый. Такой же, какой и был, когда Элка потеряла его, а Алла нашла в могиле. Любимый старший брат. Смотрел испуганно, втянув голову в плечи. Нижняя губа разбилась и кровоточила.

– Ты чего, совсем сдурела? Я же нас спасаю! – Он кивнул на лежащего Выхина – монстра: окровавленного и огромного. – Он всех нас убьёт, жирдяй! Надо срочно затащить его в сосуд, изолировать!

Какие красивые у брата глаза… Голубые, яркие.

Пухлая курточка порвалась на плече, из дыры торчал белый кусок синтепона. Под левым глазом медленно наливался синяк.

– Зря меня искала, что ли? – спросил Андрей и дотронулся до её щеки тёплыми тонкими пальцами. – Я же здесь, ну, пришёл. Никуда теперь не денусь.

Она расплакалась вновь – или так и продолжала плакать, просто не замечала. Слёзы падали на лицо Андрея, на его губы, нос, веснушчатые щеки. Он плакал тоже, шумно шмыгая.

– Дурочка малолетняя, ну. В самом деле, ничего не понимаешь? Спасаться надо. Нам двоим. Никого больше нет, кроме тебя и меня. Как раньше.

– Почему ты мне не сказал? ­– спросила она сквозь слёзы.

– Что не сказал?

– Почему, когда я тебя нашла, ты промолчал про Ленку? Она лежала рядом с тобой, в той же могиле. Почему не сказал? – Алла вытерла слезы тыльной стороной ладони, отметив, как они крошатся льдинками. – Я тебе верила, Андрей. Бесконечно. Идеализировала, как никого другого. И ты посмел промолчать…

Лицо Андрея изменилось вновь, глаза и нос провалились, в щеках появились рваные дыры, обнажающие неровные редкие зубы.

– Дура ты, дура, – сказали голоса из его рта. – Это же очевидно. Зачем тебе дочь после смерти, если не нужна была при жизни?

Алла почувствовала внезапную острую боль в плече. Дернулась, будто стряхивала комара, а потом в шею слева вонзилось лезвие ножа. Подумалось: как литературно, умереть от оружия, которое принесла с собой…

Она крепко схватилась за руку Андрея, не давая выдернуть нож из раны. Понимала, что если отпустит, то умрёт за несколько минут. Андрей надавил, улыбаясь порванными губами. Выплюнул негромко:

– А ещё и спички в нос напихаю, дурочка…

Хотел сказать что-то ещё, но в это же мгновение его накрыла тень. Пальцы Андрея разжались, Алла упала на бок, отползла на метр, вгрызаясь руками в оледеневшую траву. Травинки с хрустом ломались под её весом.

Андрей закричал. Его окружили тени, среди который стояла Ленка. На спине у неё болтался старый рюкзачок. Джинсы подвёрнуты до колена. Рукава чёрной футболки обрезаны. В этой одежде она вышла из дома – и не вернулась. Алла стеснялась этой Ленкиной одежды и на листовки для розыска предложила фотографию, где Ленка в школьном платьице, улыбающаяся, аккуратная семиклассница. Ничего общего с реальностью.

А вот сейчас Ленка была самой реальной из всех реальных.

– Отвалите от меня, слышите? – кричал Андрей, суча ногами по траве. – Отвалите! Мы так не договаривались! Не догова-а-а-а…

Его голос разбился на сотни голосов тварей божиих, и они разлетелись вокруг, как тающие брызги снега. Казалось, Алла даже видит их, может поймать, если захочет… Их ловили тени-призраки. Едва различимые силуэты вдруг стали метаться по поляне, резко вздергивая полупрозрачные конечности, хватая невидимые голоса – душили, сжимали, разрывали в клочья.

По поляне разнеслись крики, стоны, плач. Алла схватилась за голову: под черепной коробкой застряли дрожащие от страха голоски.

Не выдавай нас!

Сделаем тебя вечной, сильной, кем угодно, кем захочешь!

Только молчи! Только не выдавай!

Она закричала:

– Ленка, Ленка, иди сюда! У меня в голове засели, паразиты!

И рассмеялась звонко и весело. От смеха под шеей расплылась боль, а ещё навалилась резкая усталость. Кончик ножа дрожал в такт пульсу.

Не надо, родненькие!

Не надо!

Не на!..

Рядом с Аллой оказалась тень. Это был призрак подростка, Алла даже смутно помнила его – искала с волонтёрами, прочёсывала лес. Нашлась лишь сумка со сменной обувью.

Подросток склонился над Аллой, запустил руки ей в голову, сквозь через, сквозь мякоть мозга, в те области, куда никому живому дороги нет.

Она почувствовала, как голоса перепуганных тварей божиих мечутся в сознании, а цепкие подростковые пальцы цепляются за них, сжимают, вытаскивают. Твари божии кричали и умирали. Твари божии уходили из этого мира. Алла закрыла глаза, она видела лес, чувствовала прохладный ветерок на высохших губах.

Мальчик-призрак вынул руки из её головы. Стало пусто и хорошо. Наверное, так люди и становятся счастливыми.

Камень в руке Капустина покрылся инеем, был ледяной и, казалось, хрупкий. Ленка легко вырвала его, кроша вместе с пальцами. Отшвырнула.

Капустин закричал от боли и страха. Попытался ударить Ленку тем, что осталось от его ладоней, но не успел. Призраки повалили его в траву, придавили – кто за руки, кто за ноги, кто за голову. Капустин трепыхался, как пойманная в сети рыба.

Бесполезно.

– Привет ещё раз, дядя, – Ленка не злилась. Ей удивительным образом стало легче от того, что развязка близко. Присела возле Капустина на колени. Провела пальцами по сгнившему лицу, чувствуя, как тают и впитываются в иссохшую кожу снежинки.

– Отстаньте от меня! – визгливо крикнул Капустин. Это был не его голос. – Что вы хотите? Дадим вам всё, что нужно! Денег? Славы? Бессмертия?

– Это не бессмертие, а чёрт знает что, – ответила Ленка. – Вы дали человеку ложную надежду, а в результате сделали из него куклу, которой управляете в своё удовольствие. Каково тебе сидеть внутри тела, которое давно тебе не подчиняется, дядя? Я помню, ты был не против вечной жизни, пока лежал в могиле. А сейчас?

– Отпусти и его тоже. Ты мертва, дорогуша. Радуйся, что мы не остались и в твоей голове.

– Кто же знает? – Ленка ухмыльнулась. Резким движением расстегнула молнию на куртке Капустина, обнажая впалый живот и торчащие под кожей рёбра. Кожа была покрыта трещинками и дырками с обтрепанными краями, будто старый ковёр, давно изъеденный молью.

Ленка запустила пальцы в эти дырки, стала растягивать и рвать. Капустин закричал, голоса тварей божиих заметались вокруг. Ленка с хрустом выломала несколько рёбер. Внутри Капустина, вместо органов, были аккуратно сложены старые камни. По ним ползли разноцветные светящиеся узоры. Всё, как положено.