Первородный грех. Книга первая - Мариус Габриэль

Они с Франческом из кожи вон лезли, чтобы вернуть доверие Мерседес. Этот процесс шел очень медленно и болезненно, но она чувствовала, что наконец они начали одерживать победу. Черные глаза дочери постепенно оттаяли, и ее взгляд снова стал теплым и любящим.

И в школе девочка продолжала делать успехи. Она много читала, проглатывая книгу за книгой, и записалась в три библиотеки, откуда приносила домой кучу самой разнообразной литературы. Кончита, которая сама любила книги и всегда поощряла увлечение дочки чтением, была этому только рада. Имея цепкую память, Мерседес могла наизусть пересказывать целые поэмы, главы из учебников по истории или пространные статьи по теории анархизма, которыми усердно пичкал ее отец.

Пожалуй, только последнее омрачало счастье Кончиты. Франческ продолжал настаивать на том, что его святой обязанностью является дать дочери правильное «образование».

Но, может быть, Мерседес соглашалась изучать анархистские идеи, только чтобы показать отцу, что она простила его.

Она вела беседы о «коллективизации» или «анархо-синдикализме» с таким видом, будто эти слова что-то для нее значили. Она могла бесконечно сыпать цитатами из Бакунина, повторяя всю эту умопомрачительную чушь о революционном терроре, от которой волосы на голове становились дыбом. Вместе с отцом девочка посещала всевозможные собрания и профсоюзные митинги. Она слушала напыщенные речи русских агитаторов, анархистских боевиков, полуобразованных шахтеров из Астурии с набитыми динамитом карманами и Бог знает кого еще.

Франческ даже брал ее в первые ряды забастовщиков, где среди плакатов летали камни. А однажды она вернулась домой в истерике. Это случилось после того, как в десяти футах от нее убили человека.

Мысль о том, что Мерседес подвергается опасности, ужасала Кончиту. Но еще больший ужас она испытывала, думая, какие политические убеждения впитывает в себя ее дочь. Однако она ничего не могла с этим поделать. Единственное, что ей оставалось, это надеяться на их врожденную живучесть. И на то, что судьба будет к ним милостива.

Девочка начинала жить своим умом. Она уже легла на наковальню жизни и ждала, когда на нее обрушится молот.

Мерседес взглянула на мать и улыбнулась. Кончита почувствовала, как от этой улыбки у нее сжалось сердце.

– Мам, я пойду в оливковую рощу.

– А с кем?

– Ни с кем. Одна.

Кончита кивнула. Уединившись в тени деревьев, Мерседес могла с одинаковым интересом читать какую-нибудь чепуху о Диком Западе или увесистый том по истории Германии.

– Смотри, не зевай на дороге.

Время близилось к полудню. Мерседес медленно брела к оливковой роще. Все ее мысли были заняты книгой, которую она читала в последние дни. Книга, написанная каким-то американским автором с труднопроизносимым именем, называлась «Алое письмо». Мерседес была очарована исключительной отвагой главкой героини и ее странной дочери.

Словно она и мама. В конце концов, мама ведь родила ее не от папы, разве не так? Если бы мама не вышла замуж за Франческа, они тоже могли бы вот так жить. Вдвоем. В лесу. И никого больше. Сами бы о себе заботились… Эта мысль будоражила ее воображение. Только она и мама, в своем лесном домике, свободные, как птицы. Это вовсе не значило, что папа ей больше не нужен. Просто ей нравилось помечтать о том, как они жили бы вдвоем с мамой.

Разумеется, Франческ был самым интересным человеком в мире. И Мерседес не переставала им восхищаться. Они были друзьями. Но она не могла сказать, что по-настоящему любит его. Нет, если быть до конца честной. Ведь папа сам учил ее всегда быть честной и никогда не лгать о своих чувствах. Вообще никогда не лгать.

Мерседес знала, что и он ее по-настоящему не любил. Заботился, это да. Хотел, чтобы она многое поняла. Он был больше похож на самоотверженного учителя, чем на отца. Но никогда не любил ее. Любовь – штука теплая, ненасытная. Этого папа к ней не испытывал. А она и не возражала. Пока они не обманывались друг в друге, она не возражала.

Мерседес на ходу открыла книгу, нашла место, на котором остановилась, и тут же начала сосредоточенно читать.

Сзади послышался шум приближающегося автомобиля. Пропуская его, Мерседес сошла на поросшую травой обочину дороги. Оглянувшись, она в облаке пыли увидела догоняющий ее огромный лимузин с открытой крышей, в котором сидели двое мужчин. Она остановилась в ожидании, когда он проедет, но автомобиль начал притормаживать, и наконец его сияющее черным лаком крыло замерло возле нее.

Мерседес подняла глаза. Мужчина за рулем был, очевидно, шофером. А сзади него, одетый в шикарный темный костюм, сидел Джерард Массагуэр.

Она встретилась взглядом с его черными глазами и похолодела.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Затем он наклонился и открыл дверь.

– Залезай, – приказал Массагуэр.

Прижав книжку к груди, девочка стояла, не двигаясь с места.

– Шевелись, Мерседес, – строго сказал он. – Залезай.

Казалось, чья-то невидимая рука подтолкнула ее в спину. Она забралась в машину и села рядом. Он перегнулся через нее, чтобы закрыть дверь, и вновь она ощутила этот волнующий запах, запах одеколона, дорогой одежды и мужского тела. Сердце бешено забилось в груди.

В воздухе висела поднятая автомобилем пыль. Тихо урчал мотор. Флегматично развалившийся за рулем шофер ждал указаний. Глаза Джерарда Массагуэра оценивающе блуждали по лицу Мерседес, опустились на ее маленькие груди, затем еще ниже – на загорелые ножки. Она сидела, затаив дыхание, и думала: «Ты мой отец».

– Давненько мы с тобой не виделись, а? – наконец произнес он.

Девочка молча кивнула.

– Столько дел, а времени нет, – сказал он, словно оправдываясь.

С тех пор как они встречались в кабинете директора, прошло уже почти четыре года. За это время она лишь несколько раз случайно видела издалека, как он проезжает в автомобиле, или направляется в банк, или входит в магазин в Палафружеле. Видела она и его жену, ставшую еще более очаровательной и элегантной. Два года назад у них родился ребенок. Сын. Ее единокровный брат.

Мерседес не думала, что за все эти годы Джерард Массагуэр хоть раз вспомнил о ней, однако она ошибалась.

– Если мне не изменяет память, два дня назад был твой день рождения?

Она снова кивнула.

– Мне исполнилось тринадцать.

– Что ж, это надо отметить. Поехали, – приказал он шоферу. – Отвезешь нас в «Лас-Юкас».

Лимузин мягко тронулся с места.

– Куда вы меня везете? – испуганно спросила Мерседес.

– Праздновать твой день рождения, – ответил Массагуэр.

– Я должна возвращаться, – насупившись, проговорила она. Что, если кто-нибудь увидит ее и расскажет папе?