Приди в мои сны - Татьяна Корсакова

Август окончательно поселился в маячной башне, оставался там даже в полнолуние, к уговорам не прислушивался. Он больше ничего не боялся, и терять ему было нечего. Тайбек, Игнат и Кайсы его понимали, поддерживали каждый по-своему и жить так, как ему хочется, не мешали.

После смерти Евдокии Август изменился, словно бы потерял себя. Он то становился суетливым и говорливым, то замыкался в себе, уходил в запой. Теперь все свободное время он посвящал работе над памятником, делал, переделывал. На взгляд Виктора, получалось красиво, но архитектор оставался недоволен – нервничал, злился, уничтожал уже созданное, чтобы начать все сначала.

А чудовище со множеством имен, то, которое живет в озере, его не трогало.

– Это потому, что у мастера Берга больше нечего отнять, – сказал как-то Тайбек. – У него все отняли. Не осталось ни радости, ни надежды, ни страха. Аждархе такой без надобности. Пустой сосуд жажду не утолит.

Все они в той или иной мере являлись пустыми сосудами, и только Виктор был наполнен чувствами по самое горлышко. Он мечтал о скорой встрече с Настей и одновременно боялся, не знал, что скажет, как признается в своих чувствах.

Игнат о его душевных терзаниях слушал с улыбкой. Наверное, вспоминал что-то свое, светлое. Ведь и в его жизни было место светлому, только оно затмевалось болью от потерь. Может, в память о том светлом, что в нем еще осталось, он и решил ехать вместе с Виктором в Пермь.

– Ты не бойся, под ногами у тебя я путаться не стану, – сказал он со смущенной улыбкой. – И даму твоего сердца смущать не буду, только увижу, что у тебя все хорошо, и уйду.

– Она не видит, Игнат. А даже если бы и видела, не думаю, что смутилась бы. Она не из тех барышень, которые судят о человеке по внешнему виду.

– Необычная, значит, барышня.

– Необычная, самая лучшая.

В Пермь они отправились, как только подсохла грязь и дороги сделались проходимыми. Виктор рвался раньше, но Игнат не пустил.

– Увязнем, – сказал резонно. – Столько терпел, потерпи еще пару дней. Тем более что Кайсы снова куда-то исчез. Не хочется оставлять Августа на острове одного. Дождемся Кайсы и поедем.

Кайсы появился через три дня. Был он мрачнее тучи, но о том, что его тревожит, никому рассказывать не стал, сказал только:

– Четыре дня у вас на все про все, а потом я снова уйду. Дела у меня.

Виктору вдруг показалось, что дела эти напрямую связаны с тем зимним разговором с Евдокией и Игната они все-таки каким-то образом касаются. Но что-то говорить, а тем более задавать вопросы он не стал. Чувствовал, не пришло еще время для ответов.

До Перми добирались долго, но без приключений. А вот заветный дом пришлось поискать. Города не знал ни Виктор, ни Игнат. Нашли ближе к вечеру. Даже неловко как-то являться к даме с таким поздним визитом, но и сил ждать до утра никаких нет, когда вот за этим забором, вон в том небольшом каменном доме – Настя. И ведь можно не оставаться надолго, просто поздороваться, сказать, что он в городе, попросить о будущей встрече. Нету же в этом ничего недозволенного.

На стук калитку открыла невысокая, щупленькая девчонка, посмотрела опасливо.

– Чего надо? – спросила строго и тут же добавила: – У меня здесь собаки злые, так что смотрите мне.

Одну собаку по кличке Теодор Виктор знал, но не верил, что добродушный щенок мог вырасти во что-то по-настоящему лютое. Не с такой хозяйкой.

– Будь любезна, передай Анастасии Алексеевне, что прибыл Виктор Андреевич Серов, – попросил он.

– Не передам. – Девчонка замотала головой.

– Отчего же? – Сердце екнуло. Вдруг Настя так на него обиделась, что приказала прислуге не пускать его на порог.

– Так нету хозяек. Ни старой, ни молодой. – Девчонка простуженно шмыгнула носом.

– А где же они?

– Третьего дня съехали.

– Уехали куда-то?

– Нет, совсем съехали, со всеми своими вещами, детями и собакой.

– Какими детьми? – Виктор ничего не понимал и уже начал подумывать, что от волнения неправильно запомнил адрес. – С Венечкой?

– С Венечкой и Анечкой. С Венечкой-то что станется? Ему и так, и этак хорошо, лишь бы Ксюша поблизости была. А вот Анечка заболела очень сильно. Еще зимой. Уж сколько к ней старая хозяйка докторов всяких приглашала, а никто помочь не мог. Мамка моя тайком от старой хозяйки приводила к Анечке бабку-шептуху, но даже она ничего сделать не смогла. А если бабка не смогла, то все… – Девчонка снова хлюпнула носом, на сей раз расстроенно, а потом вдруг словно опомнилась, спросила подозрительно: – А вы кто такие будете? Почему интересуетесь нашей Анечкой?

Виктор интересовался не тяжело больной незнакомой девочкой, а Настей, но кое-что из спутанного рассказа он все-таки вынес: адресом он не ошибся и Настя живет – или жила? – в этом доме.

– Я друг Анастасии Алексеевны.

– Нет у нее никаких друзей, – фыркнула девчонка. – Целыми днями дома сидела, бедняжечка, если гулять выходила, так только со старой хозяйкой или с этой своей псиной. Знаете, какая у нее псина? Огромная, теленок, а не собака! А друзей у нее нет.

– Есть, – сказал Игнат вкрадчиво и выступил вперед, под свет фонаря, чтобы глупая девчонка смогла его хорошенько разглядеть, и ногу поставил так, чтобы калитку не захлопнула. – Ты не бойся, мы тебя не обидим, нам только надо знать, куда уехали твои хозяйки.

Девчонка все равно испугалась, побледнела даже, но не сдалась, сказала твердо:

– Не знаю я ничего. А если вы сейчас не уйдете, так я закричу. Голос у меня громкий. А городовой туточки, за забором живет, сразу же прибежит. Даже не сомневайтесь, господа хорошие.

– Но ведь кто-то же знает?! – Виктор никак не мог поверить, что придется уйти вот так, несолоно хлебавши. И это после стольких месяцев ожиданий!

– Никто не знает. Ночью собрались, утром, на рассвете, уехали. Все, некогда мне тут с вами!

– Погоди! – На клочке бумаги Виктор написал адрес гостиницы, в которой они с Игнатом остановились, протянул девчонке: – Вот здесь мой адрес. Если вдруг кто-то вспомнит или кто-то что-то знает, мы будем в городе еще сутки. Я отблагодарю, – сказал он как можно мягче. – Деньги заплачу. Ты подумай, если сама не знаешь, у других поспрашивай. – Вместе с бумажкой с адресом он вложил в руку девчонки пятак. – Не потеряй адрес, – сказал на прощание.

Девчонка проворно сунула пятак в карман, переспросила:

– Как, говорите, вас звать?

Виктор снова представился. В эту самую минуту у него земля уходила из-под ног, рушились хрустальные замки, которые он построил в своих мечтах. Настя пропала, не оставила даже весточки. Впервые в жизни ему захотелось напиться, очень сильно, чтобы до беспамятства, как Август, а еще курить. Серебряный портсигар в виде старинного фолианта, который он побоялся оставлять в Чернокаменске и взял с собой, был единственной вещью, которая связывала его с Настей.

Наверное, от волнения или от усиливающегося к ночи морозца пальцы не слушались, портсигар упал к ногам Игната. Тот наклонился, поднял, вот только отдавать Виктору не спешил, рассматривал портсигар очень внимательно, открыл, закрыл, а потом спросил незнакомым, осипшим вдруг голосом:

– Откуда это у тебя?

– Это подарок. Отдай.

– Я спрашиваю, откуда?

– Это она мне подарила, Настя. Сказала, что когда-то портсигар принадлежал ее брату, но брат погиб. Там случилась какая-то трагичная история, она не вдавалась в подробности, а я не спрашивал. Мне хватило того, что она подарила мне вещь, которой очень дорожила. Поэтому отдай портсигар, Игнат.

– Ты сказал, она слепая. – На него Игнат не смотрел, водил пальцем по узорам на серебряной крышке. – Почему она слепая? Что случилось?

Виктор понимал, что происходит что-то странное, что все эти вопросы неспроста. Но Игнат спрашивал, и он ответил:

– Был пожар. Кажется, около года назад. Дом сгорел, в пожаре погибли ее родители. Настю вынес из огня Трофим. Он был денщиком у ее отца. Она осталась жива, но ослепла.

Не бывает такого, чтобы человек менялся прямо на глазах, старел, ломался и терял опору. Виктор так думал, пока не взглянул Игнату в лицо.

– А бабушка? – спросил Игнат шепотом.

– Бабушка к тому времени была уже в Перми. Старая хозяйка – это и есть графиня Шумилина. Погоди, Игнат, откуда тебе знать про бабушку?..

Прежде чем ответить, Игнат открыл портсигар, одну сигарету сунул себе в зубы, вторую протянул Виктору. Они закурили и мучительно долго смотрели друг на друга в тусклом свете угасающего дня.

– Она на тебя похожа. – Виктор заговорил первым.

– Она гораздо красивее меня. – Игнат улыбнулся. – Возьми. – Он протянул Виктору портсигар. – Я отдал его Насте, когда попал в тюрьму, сказал, чтобы она подарила его хорошему парню. Видишь, как оно бывает?

– Ты граф Шумилин?

– Был им когда-то очень давно, пока по собственной глупости не накликал беду на самых близких людей. Родители умерли… – Он глубоко затянулся сигаретой, закашлялся с непривычки, сказал с горькой усмешкой: – Кажется, последний раз я курил на сходке бомбистов. Вот такой я был дурак… А они умерли, и с моей любимой сестренкой случилось несчастье. Во всем этом я буду винить себя.