Мятежное православие - Андрей Богданов

Реальные политические взгляды Медведева и его публицистическая деятельность в поддержку власти царевны Софьи Алексеевны не могли учитываться и, что еще важнее, не учитывались при объявлении его государственным преступником № 2. Выбор его как подставной фигуры в политическом процессе Шакловитого с товарищами (с целью усилить представление публики о «зловещем заговоре») тоже не кажется удачным. Сильвестр был широко известен как ученый публицист, далекий от придворных интриг и честолюбия. Он ни в коей мере не был помехой для захвата власти «петровцами». В чем же дело? Какие мотивы руководили организаторами переворота августа — сентября 1689 года, бросившими Сильвестру страшные обвинения без всяких видимых оснований? Что привело еще одного русского писателя к палачу?..

Беглец

Темная монашеская коляска, мягко покачиваясь на ременной подвеске, свернула с большака в дубовую аллею, ведущую к воротам Бизюкова монастыря, что в Дорогобужском уезде. За ней следовали расписные возки сопровождающих. Только когда в вечерних сумерках показались белые каменные ворота, старец Сильвестр почувствовал, как ослабевает напряжение, сковывавшее его в последние дни. Этот далекий монастырь был безопасен. Здесь игуменом был Варфоломей, которого Сильвестр приютил некогда в Заиконоспасском монастыре, отогрел лаской, со временем помог получить и должность. Варфоломей верен своему покровителю. Он ежегодно присылал о себе весточки с подарками: монастырским медом, грибками и другими лакомствами. Здесь Медведев решил укрыться и переждать Московское смятение, пока великие мира сего не выяснят свои отношения.

Оберегая покой Варфоломея, Сильвестр не сказал, что бежит от беды. Сказал только, что опасается святейшего патриарха, да Варфоломей и сам знал эту историю, тянущуюся не один год. Радушно встреченный игуменом, Сильвестр прошествовал в отведенную ему с Арсением келью, оставив своих спутников ужинать в обществе охочих до новостей монахов. Не впервые Медведеву приходилось спасаться бегством в дальний монастырь. Вынужденное затворничество не пугало, но тревога, скрытая в глубине сердца, не проходила.

Когда-нибудь будущим книжникам, склонившимся над моими трудами, думал Сильвестр, и жизнь моя покажется гладкой, как строка в книге. Может, им и удастся узнать что-то обо мне, но трудно спустя долгое время разобраться в чужих бедах, подъемах и падениях, мучительных сомнениях и колебаниях. А может, ни строки не оставит всепожирающий костер наших инквизиторов, исчезнут выстраданные книги и останутся потомкам лишь лживые хулы, извергнутые на растоптанную память обо мне врагами. Видит Бог, не моими врагами, но врагами разума!

«В царствующем граде Москве был некто, в монашеском образе, именем Сильвестр, прозванием Медведев. Родом тот от города Курска и вначале был писец гражданских дел, то есть подьячий. Во вся своя дни творил распри и свары. Неуч — мнил себя мудрецом. Язык свой изострил, как змеиный. Во устах его был яд аспидов, полон горечи и отравы. Ибо злоковарен был от юного возраста, многоречив, остроглаголив и любоприв… уста имея бездверна и из гортани изрыгая душегубительный яд всякого лжесловия и коварств. Язык имел столь неумолчно блядущь, что казалось все его тело превратилось в язык, как повествуется о некой многоблядивой жене… К тому же этот Сильвестр от некоего иезуитского ученика приучился читать латинские книги. И от такого чтения книг… отступив от святой восточной церкви и от святейшего Иоакима патриарха, старался, по Божиему попущению, действом же дьявольским, догматы и предания святых апостолов и святых отцов, имеющихся по чину восточной святой церкви, развратить и в латинство народ православный превратить. Что и сделал бы, если бы всемогущая десница Всевышнего не предварила, и злоумышление его не разорила, и самого его не сокрушила…»{91}

Так на столетия был заклеймен Сильвестр Медведев, и историк за историком продолжал писать о «латинствующем еретике», выступившем против истинно русского благочестия, против патриотического «старомосковского», «великорусского» духовенства. Медленно, по крупицам скапливались в научной литературе факты его жизни, опровергающие злобные домыслы фанатиков, извлекались из архивов сохранившиеся свидетельства и документы, обнаруживались замечательные сочинения писателя. Немалый путь пришлось пройти специалистам, чтобы раздвинуть завесу ненависти «мудроборцев», преодолеть завалы лжи и клеветы, представить наконец жизненный искус Сильвестра.

Судьба его первоначально была похожа на многие в новой России, России переломного времени, требовавшего и возносившего незаурядных людей. Он родился днем, в среду, 27 января 1641 года, первенцем в семье курского торгового человека Агафонника Лукича Медведева{92}. Колокола звали к обедне, когда Стефанида Медведева разрешилась от бремени. Сын был крещен Семеном. Семья молодого купца была небогата, но жила счастливо и самостоятельно, имела свой доход, дом, на собственной (купленной, а не принадлежавшей городу) земле. За Семеном родились Дарья, Мария, Карп, Евдокия и Борис. Старший сын, как принято, взялся помогать отцу содержать семью: ездил на отъезжие торга, писал желающим прошения и деловые бумаги на городской площади (в этом не было ничего удивительного, ведь купцы и монахи были тогда грамотны примерно одинаково, на 70%). Южный город Курск, как и другие провинциальные русские города, еще не превратился в захолустье. В нем кипела жизнь, в чести была деловая хватка и инициатива, на городской площади сходились многие пути-дороги, уважение завоевывалось не пузом и чином, а умом и делом.

На толкового 16-летнего парня обратил внимание проезжавший через Курск думный дьяк Разрядного приказа Семен Иванович Заборовский. «Сам» не погнушался пригласить Семена Медведева в поездку в Белгород, где базировались ударные части русских войск — прославленный при освобождении Украины Белгородский полк (фактически армия). Думный использовал Семена «для письма государевых дел» (он «разбирал» служилых людей) и, верный принципу тогдашних руководителей не разбрасываться способными помощниками, увез юношу в Москву, подьячим в один из важнейших приказов — Разрядный, славившийся своим училищем. Там Медведев прошел необходимую специальную подготовку и в январе 1659 года поступил в приказ Тайных дел, занимавшийся личными делами царя Алексея Михайловича, перспективными разработками (например, налаживанием производства шелка, выращиванием под Москвой южных культур, созданием нового оружия) и, конечно, делами секретными, тайными{93}.

Тем, кто представляет службу в личном приказе государя синекурой, придется разочароваться. Внешне служащие приказа Тайных дел выглядели импозантно. Царь Алексей Михайлович, небезуспешно стремившийся затмить блеском своего двора дворы иных владык Европы и Азии, был внимателен к внешности приближенных. Тайные подьячие, не говоря уже о дьяках, одевались из казны в соболиные шапки, черные кафтаны и длинные темные ферязи со множеством серебряных пуговок, ярко-желтые сапоги тончайшего сафьяна и т.п. Но жалованье они получали небольшое, а молодые не получали денег вовсе. Обычай не платить младшим подьячим, чтобы они «кормились от дел», существовал во всех приказах Российского государства, но тайные подьячие были в худшем положении. Их приказ почти не вел судебных дел — главного источника «кормления» (путем помощи истцу и ответчику в состязательных процессах). Более пяти лет Медведев жил выдаваемым из казны «кормом» (продуктами), поддерживая себя тем, что мог иногда брать вместо причитающихся ему вещей деньгами. Служба молодого подьячего была напряженной. Имя Семена Медведева то и дело мелькает в документах самых разных приказов, куда он обращался с поручениями, а судя по частоте выдачи ему казенных «телятинных сапог» — они просто горели у подьячего на ногах.

К тому времени, когда Семен Медведев вошел в число тайных подьячих с денежным окладом 20 рублей в год (в апреле 1664 года), он не мог не видеть, что его административная карьера начата неудачно и что склонности к приказной деятельности у него нет. В самом деле: он пять лет добивался оклада, который обычно заслуживали за один-два года, а наиболее способные получали сразу[9]. Медведева больше влекли к себе книги, чем деловые свитки, и уединению библиотеки он отдавал предпочтение перед приказной суетой. Возможно, Семен не хотел огорчать отца, мечтавшего видеть сына большим московским начальством, но после его смерти сделал шаг, круто повернувший его судьбу. В 1665 году Семен Агафонникович Медведев поступил в училище выдающегося просветителя, плодовитого писателя и стихотворца Симеона Полоцкого, учителя царских детей: царевича Федора Алексеевича (будущего царя), царевны Софьи и других{94}.