Аквариум (сборник) - Евгений Шкловский

– Забивать надо, а не сидеть в осаде, – вмешивается в разговор подошедший к киоску гражданин в шляпе. – На комбинациях много не наработаешь. Играть надо. Они нас побаиваются, вот и хорошо, а то в предыдущем матче слишком много перепасовывались.

– Нашим олигархам надо внушить: даешь деньги на команду, будешь жить спокойно, нет – прокуратура тобой уже давно интересуется, – вставляет еще один, пристроившийся за гражданином в шляпе.

– Это точно, – соглашается в шляпе. – Надо помогать. А то совсем опустили своих, даже до чемпионата Европы дойти не можем. Великая держава называется.

– В Ануччо дождь и жара, трудно играть, – сетует Семен чуть ли не с воодушевлением. Ему уже не терпится включить наконец телевизор.

Бутылки весело позвякивают в сумке.

– При чем тут дождь? Либо играешь, либо… – возражает в шляпе. – Главное – настрой.

Вот-вот, главное настрой, думает Семен, торопливо отпирая дверь в квартиру. Тишина сейчас не удручает его, в приятном предвкушении события он сразу же включает «ящик» и идет за открывалкой в кухню. На экране еще крутят рекламу, а он, не дожидаясь начала, откупоривает бутылку и, обливаясь пеной, жадно отхлебывает прямо из горлышка.

Когда раздается гимн, он уже в том чувствительном состоянии, что сосредоточенные лица наших ребят исторгают у него слезу. Впрочем, слеза выкатывается и при гимне соперников.

Он пытается вычислить Гила Берта, но без комментатора ему это так и не удается. Зато Буланина и Подберезкина он странным образом узнает сразу, хотя, кажется, никогда раньше их не видел. Как, впрочем, и главного тренера наших Лукина – суровое, немного торжественное лицо.

Что-то будет, думает Семен, делая глоток за глотком и чувствуя, как все теплей и праздничней на душе, даже и до дрожи. К тому же наши сразу бросаются в атаку, а вокруг клокочет и бурлит стадион, семьдесят тысяч, развеваются чужие знамена и лозунги. Это ничего, успокаивает Семен сам себя, нас так просто не возьмешь!..

Пару раз показали наконец-то крупным планом Гила Берта: высокий поджарый парень, которого плотно взял под опеку наш ветеран Лобков. Впрочем, комментатор на этот раз про Гила Берта помалкивает, зато долго распинается про Лобкова – и что боец настоящий, и что много раз выручал нашу команду, и всякое лестное, даже и не совсем кстати. Тот как раз не очень удачно вырубил Гила Берта, за что и получил желтую карточку.

– Давай, парень, давай! – подбадривает Семен то Подберезкина, то Буланина, которого Лукин выпустил на поле с самого начала. Поминутно вскакивая с кресла, он яростно лупит кулаком по левой ладони. – Ну же, милый! Давай! – и в изнеможении опрокидывается в кресло, когда очередная атака наших захлебывается.

Уже и третья бутылка почата, а, надо же, еще только первый тайм. Не рассчитал.

Надо заметить, возбуждение, в каком пребывает наш герой, да и азарт – состояния для него едва ли не забытые. Хотя, положа руку на сердце, не так уж и важно ему, выиграют наши или не выиграют (лучше бы, впрочем, выиграли).

Переполняет его…

Вроде как надежда, а может, даже и счастье. Во всяком случае, нечто в высшей степени приятное.

Нет, не все еще потеряно. И то, что никто его сейчас не дергает, не теребит, не пристает с дурацкими претензиями и упреками, не давит обиженным молчанием и плохо скрываемым раздражением – все как-то ново и славно.

Конечно, еще бы приятней, если б рядом сейчас сидел сынишка, который как раз страстно увлекался футболом. Впрочем, наверняка он тоже смотрел матч у бабушки с дедушкой, родителей жены, так что они все равно как бы вместе. Нетрудно представить, как тот в запале прыгает и кувыркается на диване.

Во время перерыва Семен берет деньги и сумку (пива явно недостаточно) и уже собирается выходить, как замок входной двери внезапно щелкает.

На пороге жена с сыном.

– Па, ты смотришь? – выкрикивает сын и бросается в комнату. – Какой счет?

– Ноль-ноль пока, – вид у Семена оторопевший.

– А ты куда? – выскакивает сын.

– Да вот… пивка собрался купить, – смущенно бормочет Семен.

– Буланин должен забить непременно. Спорим!

– Хотелось бы, – Семен с тревогой взглядывает на жену.

– Точняк, – подпрыгивает на месте сын. – А Гил Берт – фуфло…

– Иди-иди, – говорит жена миролюбиво. – Возьми и на меня, что ли. Давно не пила пива…

– Во! – Сын в восторге. – Отметим нашу победу. – И нетерпеливо добавляет: – Только быстрей, скоро начнется. – И тут же предлагает: – А хочешь, я с тобой схожу?

– Гил Берт – дерьмо… – уже в дверях шепчет Семен неизвестно кому.

Все еще будет…

Один – среднего размера, черный, с белыми люминесцентно подсвечивающимися буквами на клавишах, большой дисплей – рационально, удобно. Но и другой не хуже – слайдер, серебристый, как ракета, тоже с приличным дисплеем, одно движение – и сразу укоротился, в ладони запросто умещается, а понадобилось – полноразмерная трубка!

Техника!

Мелодии для звонка можно выбрать из меню, а можно скачать из Интернета. Каждому абоненту назначить свой звонок.

Чудеса!

Разумеется, зачем ему два сразу? И один-то, бывает, утомляет – звонят когда не надо, да и не те, от кого порой ждешь звонка. А ждешь теперь всегда, чуть что – сразу за телефон.

Когда-то родители постоянно требовали, чтобы он – в случае задержки (если поздно будет возвращаться) – непременно звонил, а он забывал или просто не было охоты. Ну вернется он домой на час или два позже, в чем проблема? Для чего звонить? И телефон не всегда поблизости, лишняя суета, а родители обижались.

Когда сотовые только-только появились, его собственные дети, еще не закончившие школу, не просто их быстро освоили, а уже не могли без них обходиться, крутили в руках, нажимали на клавиши, постоянно кому-то звонили, обменивались эсэмэсками, кто-то звонил им. Трели беспрестанные. Ни тишины, ни покоя.

Он поначалу противился.

Позвонил не позвонил, личное пространство становится проницаемым, общедоступным. И так-то уединение почти недосягаемо, а теперь и вовсе. Поражало, у скольких людей в руках эти гладкие обтекаемые аппаратики – везде, на улицах, в театре, в кафе, в транспорте, даже в метро…

Понятно, телефон – иллюзия близости. Даже если и коротко: «Ты где?»

Вроде как рядом. Голос. Контакт. Присутствие.

Где он? В автобусе, едет домой. Что купить? Хлеба? Хорошо, он купит хлеба. Картошки? Хорошо, он купит картошки. Знаешь, я подумала, надо Васе купить ролики, он уже по ночам грезит. Ролики, какие ролики? Ну роликовые коньки, все-таки спорт, для здоровья хорошо. Ладно, ладно, об этом дома можно поговорить, а то что-то плохо слышно. В автобусе тесно, руку с телефоном не поднять, а тут ролики…

С ним тоже такое случается: стукнуло в голову – и тут же звонить, будто нельзя потерпеть до дома. Раньше, между прочим, как-то обходились. А теперь получается, что обо всем по два-три раза: сначала по телефону, потом уже дома или на работе, потом снова по телефону. Бестолково и ни к чему.

Он смотрит на телефон, ему нравится дизайн, темный корпус с блестящей серебристой окантовкой, подсвечивающиеся кнопки. Хочется набрать номер, поднести эту легкую, приятно располагающуюся в ладони вещицу к уху: «Алло!» В трубке ее голос: «Ты?» Она не спрашивает привычно: «Где ты?» Просто: «Ты?» Но голос теплый, ласковый, приветливый. Вполне возможно, она ждет его звонка, хотя может позвонить и сама.

Этот телефон фирмы «Philips» (второй), складывающийся в почти совсем неприметную коробочку, – ее телефон. В том смысле, что этим аппаратом он пользуется только для разговоров с ней. А сначала он не был ее телефоном. Просто понравился ему, когда он рассматривал разложенные на витрине модели. У него уже был один (первый), «Эриксон» («Эрик»), к которому он привык, вполне современная модель, удобная, функциональная, никаких наворотов. Да и по форме приятная, эдакий ладненький кирпичик. Он и не собирался его менять.

Этот же («Philips») привлек чем-то другим, словно позвал настойчиво: я тебе нужен! Разумеется, он и не думал его покупать, баловство! Но всякий раз, шагая в контору мимо магазинчика, где на витрине были выставлены сотовые, непроизвольно останавливался, рассматривал. И всякий раз словно слышал этот зов: нужен, нужен, нужен! Будто раздавался звонок, и ему сразу хотелось протянуть руку, взять трубку, нажать кнопку: алло, я слушаю…

Странное ощущение: если бы в его руке был именно тот телефон, который так странно манил его, то и он бы уже был не он, а некто, как бы совсем другой человек, то есть и он и не он одновременно. Глупость! И звонить он должен был бы по нему кому-то другому, а вовсе не тем людям, чьи номера были занесены в телефонную книжку на его обычном аппарате. А главное, главное – что все в его жизни должно было бы выстраиваться иначе, чем прежде, вроде как и не его жизнь вовсе – чья-то.

Искусительное, между прочим, ощущение.

Теперь это точно был ее телефон.