Мир тесен - Дэвид Лодж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И что же было потом? Потом Перс, само собой разумеется, принес жертву Бахусу, как и все лишившиеся иллюзий влюбленные. Он купил пол-литровую бутылку голландского джина «Боле», вернулся в пансион, лег на кровать и надрался до бесчувствия. На следующее утро он проснулся под слепящим светом лампы, не понимая, где находится: в голове у него трещало, а во рту была пустыня, хотя все это было ничто по сравнению с ноющей болью в сердце. В кармане у него лежал обратный билет в Лондон с открытой датой. Не побеспокоившись о том, чтобы узнать о наличии свободных мест на ближайший рейс, Перс расплатился за пансион и выехал автобусом в аэропорт Схипол, рассеянно глядя из окна на пригородные пейзажи Амстердама: фабрики, станции техобслуживания и теплицы были разбросаны тут и там по плоской невыразительной местности и походили на мусор, вынесенный на морской берег прибоем, который ушел, чтобы никогда не возвращаться.
Зарегистрировавшись на ближайший рейс до Лондона, Перс целый час просидел в зале ожидания у выхода на посадку. Ничего не читая, ни о чем не думая, он просто сидел и ждал; пустынный и безликий зал с рядами штампованных пластиковых кресел напротив огромного дымчатого окна, обрамляющего безоблачное небо, как нельзя лучше соответствовал пустоте в его душе и мыслях. Когда объявили посадку, Перс шаркающей походкой прошел мимо дежурно кивающего и улыбающегося экипажа в самолет, и когда тот, как лифт, вознесся в небо, он уставился в иллюминатор на облачный пейзаж, такой же плоский и невыразительный, как и земной. Перед ним поставили упакованный в пластик поднос с обедом, и он безучастно сжевал его, не ощущая ни запаха, ни вкуса. Затем самолет опустил его на землю, и он зашагал по бесконечным коридорам Хитроу, столь длинным, что казалось, на горизонте они сходятся.
На следующий рейс до Шеннона свободные места были лишь в бизнес-классе, однако Перс, обналичив еще один дорожный чек, без колебаний доплатил разницу. Зачем ему экономить деньги? Теперь, когда цель его жизни была утрачена, сама жизнь потеряла смысл. Наступающее лето виделось бесплодной пустыней. До отправления самолета оставалось часа два, и Перс побрел в часовню Святого Георгия. Его бумажное послание к Богу, слегка завернувшись по краям, все еще висело на зеленом сукне: «Милосердный Боже, позволь мне найти Анжелику». Он сорвал бумажку с доски и скомкал ее в кулаке. Затем зашел в часовню и просидел целый час в заднем ряду, безразлично глядя на алтарь. На выходе он повесил на доску новую петицию: «Милосердный Боже, дай мне силы забыть Анжелику и спаси ее от неправедной жизни».
Следующие полчаса он просидел еще в одной безликой и пустынной зоне, потом шаркающей походкой прошел мимо дежурно улыбающегося экипажа в самолет и занял свое место. Самолет, как лифт, вознесся в небо, и он опять уставился в иллюминатор на однообразный облачный пейзаж. Перед ним поставили еще один поднос с обедом без вкуса и запаха, но на этот раз он сопровождался стаканом красного вина, как положено в бизнес-классе, и это было единственное отклонение от унылой рутины авиаперелетов. Сидя в передней секции, Перс наблюдал, как за шторой, отделяющей салон от служебного помещения, суетятся стюардессы. И лишь постепенно, сквозь туман безразличия и отчужденности, до него начало доходить, что стюардессы чем-то обеспокоены.
И в самом деле, вскоре на связь с пассажирами вышел капитан, объявив, что при взлете у самолета лопнула покрышка у носового колеса шасси и посадка в Шенноне будет проходить в аварийном режиме; пожарные и спасательные службы приведены в состояние полной готовности. По салонам прокатился тревожный ропот. Словно услышав его, капитан постарался успокоить пассажиров и добавил: он не сомневается, что посадка пройдет успешно, но экстренные меры необходимы, дабы предотвратить разрыв еще одной покрышки (пожалуй, эта подробность была уже лишней). При подлете к аэропорту пассажиров попросят снять обувь и принять положение, рекомендованное при экстренной посадке. Экипаж корабля продемонстрирует пассажирам указанную позу, а также будет давать советы и оказывать необходимую помощь.
Однако члены экипажа, похоже, сами нуждались в советах и помощи. Таких испуганных девушек Персу видеть еще не приходилось, и вскоре их страх передался пассажирам. К ужасу последних, самолет при снижении вошел в зону сильной атмосферной неустойчивости. Хотя это не имело ни малейшего отношения к лопнувшей покрышке, некоторые пассажиры, лишенные технических знаний, сделали прямо противоположные выводы и, когда самолет нырял в воздушную яму, в испуге вскрикивали и взывали к Богу. Одни погрузились в изучение пластиковых карточек с инструкциями, которые обычно лежат в заднем кармане кресла и на которых изображены цветные схемы салонов и запасных выходов, а также малоубедительные картинки, где пассажиры, весело, как дети на игровой площадке, съезжают по надувным трапам. Другие же, вытащив из-под сидений спасательные жилеты, пытались их надеть. Стюардессы как безумные бегали по проходам, умоляя одних пассажиров не надувать спасательных жилетов и отмахиваясь от других, которые срочно требовали крепких алкогольных напитков.
Потеряв интерес к жизни, Перс с отрешенным любопытством наблюдал за поведением пассажиров. С его места хорошо просматривалось служебное помещение. Он увидел, что старшая стюардесса сняла с крючка микрофон и прокашлялась, готовясь сделать объявление. Вид у нее был торжественный. «Дамы и господа! — сказала она с ирландским акцентом, — Выполняя пожелание одного из пассажиров, мы предлагаем прочесть всем самолетом покаянную молитву. Есть ли на борту священнослужитель, готовый нам помочь?» Она сделала тревожную паузу, оглядывая в поисках добровольца салоны самолета (шторы, отделяющие бизнес-класс от экономического, были раздернуты). К ней подошла стюардесса из экономического класса и покачала головой:
— Увы, Мойра, — сказала она, — как нарочно: когда нужен священник, его не найдешь. И ни одной монашки на борту.
— Что же делать? — в отчаянии спросила Мойра, прикрыв рукой микрофон.
— Придется тебе самой читать покаянную молитву.
Мойра запаниковала.
— Я ее не помню, — жалобно сказала она. — С тех пор как я села на противозачаточные пилюли, я ни разу не ходила к причастию.
— Ты не говорила мне, что принимаешь пилюли! — Давай, Бриджид, ты сумеешь! — Я не могу!
— Сможешь. Ты сама говорила мне, что ни одной службы в церкви не пропускаешь. — И старшая стюардесса произнесла в микрофон: — Поскольку на борту самолета не оказалось священника, покаянную молитву вместе с вами прочтет стюардесса Бриджид О'Тул. — Она сунула микрофон в руки испуганной Бриджид, и та шарахнулась от него, как от ядовитой змеи. Самолет вдруг резко качнулся. Потеряв равновесие, стюардессы вцепились друг в друга.
— Спаси меня, Господи Боже мой… — шепотом подсказала Мойра начало молитвы.
— Спаси меня, Господи Боже мой… — хрипло произнесла в микрофон Бриджид. Затем, закрыв его ладонью, прошипела: — У меня память отшибло. Совсем не помню покаянной молитвы.
— Ну, тогда прочти что помнишь, — решительно сказала Мойра. — Все, что придет тебе в голову.
Бриджид закрыла глаза и поднесла микрофон к губам: «Господь дал — Господь взял, да благословенно имя Господне», — сказала она.
Спустя десять минут, после того как самолет благополучно приземлился в аэропорту Шеннона, Перс все еще не мог унять смеха. Покидая салон, он поймал на себе сконфуженный взгляд Бриджид. «Извините за доставленное беспокойство», — пробормотала она.
— Ну что вы, — ответил Перс. — Вы вернули мне вкус к жизни.
В аэропорту Перс направился к стойке туристического агентства и поинтересовался, нельзя ли снять коттедж в Коннемаре.
— Мне нужно тихое уединенное место, — сказал Перс Он уже знал, что делать с премиальными деньгами и остатком творческого отпуска. Он купит подержанную машину, нагрузит ее книгами, писчей бумагой, «Гиннесом», кассетным магнитофоном с записями Боба Дилана и проведет лето скромным отшельником подобно Йейтсу в его башне[54]: будет писать стихи.
Пока сотрудники агентства наводили телефонные справки, Перс взял листовку, рекламирующую кредитную карточку «Америкен экспресс», и от нечего делать заполнил анкету с заявлением.
Филипп Лоу, расплатившись за постой в гостинице, сидел в вестибюле с уложенным багажом в ожидании машины из Британского Совета — испытав на себе качество турецких дорог, его сотрудники предпочитали пользоваться в Анкаре машиной высокой проходимости марки «лендровер». До сих пор Филиппу не приходилось видеть в крупных городах столь отвратительных дорог, покрытых, будто лунная поверхность, рытвинами и ухабами. Если случался дождь, на проезжей части начинался потоп, так как дорожные строители имели обыкновение сбрасывать мусор в сточные канавы, которые по этой причине были постоянно забиты.