Дневник новой русской 2. Взрослые игры - Елена Колина

— Ах так, значит! — мрачно сказала я Антоше. — Ну, ты у нас сейчас узнаешь, как не делать домашние задания…

— Концепция изменилась, — сообщила я, подтащив Антошу к Ольге, — теперь мы Друзья школы.

Я позвонила Кисуле Сергеевичу, чтобы он меня забрал, и мы повели Антошу в соседнее со школой кафе отметить начало его новой жизни.

— Я буду проверять домашние задания, — сказала Ольга и вопросительно посмотрела на меня, правильно ли она себя ведет. — Тангенс, котангенс, гипотенузу, все буду проверять…

Я кивнула.

— Антоша, твоя мама нам тебя поручила. Поэтому мы сейчас должны кое-что сделать, — сказала я и — раз-раз — быстро шлепнула Антошу дневником по ангельской физиономии.

Кисуля Сергеевич ворвался в кафе как вихрь.

— Девчонки, тащите чай-кофе, десерты, — кивнул Кисуля Сергеевич официанткам, и через несколько минут наш стол был уставлен разными вазочками.

— Вкусно, — сказал Антоша, поедая мороженое со сливками и фруктами, и культурно спросил Кисулю Сергеевича: — Ну, а как у вас дела, как вообще жизнь?

— Как жизнь? — хохотнул Кисуля Сергеевич. — Жизнь как арбуз — живот растет, хвостик сохнет.

— Какой хвостик? — недоуменно сказала Ольга и тут же покраснела: — Ой!

Кисуля Сергеевич рассказал еще пару анекдотов, с удовольствием заплатил, я помахала Ольге с Антошей из синего «мерседеса», и мы с Кисулей Сергеевичем поехали на дачу.

Наверное, я приняла правильное решение. Кисуля Сергеевич мне очень нравится. В нем сегодня чувствуется такой драйв, что мне приятно подчиняться. Я вообще очень люблю подчиняться.

По дороге мы немного поспорили, какое радио слушать. У меня в машине всегда включено «Эхо Москвы», а радио Кисули Сергеевича пело блатной шансон, но не тот, который мы все любим, а совсем новые произведения.

Победила, конечно, я, и в машине зазвучал голос журналиста с «Эха Москвы».

— …У нас больше нет правосудия, нет власти, к которой человек мог бы обратиться…

— Вот, — сказала я, — видите, Сергей Сергеевич, что творится…

— Обратись ко мне, Кисуля, и у тебя все будет хорошо, — сказал Кисуля Сергеевич и переключил радио на блатной шансон. — Противно слушать болтунов… Разговорились… Стране порядок нужен.

— А что, разве у нас беспорядок? Нам уже и так все запретили, — возразила я, — губернаторов выбирать запретили, свободу слова тоже…

— Что ты, Кисуля моя, конкретно хочешь сказать, а тебе не дают? — добродушно засмеялся Кисуля Сергеевич.

Я не нашлась, что ответить, и опять включила «Эхо Москвы».

— …Власть уверена в своей безнаказанности… масштабное бегство капитала, рост цен, ухудшение экономической ситуации…

— Тьфу! — сказал Кисуля Сергеевич и выключил радио. Но это он напрасно, потому что я могла бы продолжать с любого места, просто не захотела.

Звонок на мой мобильный, мама: «Знаешь что? Всего восемь процентов населения считают, что осуждение руководителей ЮКОСа несправедливо… Нас с тобой всего восемь процентов! Я очень расстроена, думала, нас с тобой больше. Пока».

— Вор должен сидеть в тюрьме, поняла, Кисуля? — благодушно сказал Кисуля Сергеевич и пошел на обгон. — А защищают его такие же жулики.

Приехали. Забор кирпичный, высокий. Газоны, беседка. Дом кирпичный, большой, похож на детскую поликлинику в новом районе.

— Выходи, Кисуля, — улыбнулся Сергей Сергеевич, потирая руки. — Сейчас шашлычок сделаем…

— Сергей Сергеевич, мы с моей мамой считаем, что юстиция не должна зависеть от власти. А ваша мечта — государство как во времена Ивана Грозного, вот, — быстро сказала я, не выходя из машины, и закрыла дверь. Не выйду.

— Ты что, обиделась? Из-за ерунды, Кисуля, обиделась-расстроилась…

Не выйду. Это не ерунда, а моя гражданская позиция. А что мы с моей мамой два жулика, тоже ерунда?.. Буду сидеть одна в синем «мерседесе» и слушать «Эхо Москвы». И сейчас позвоню маме.

— Ну что мы с тобой будем ссориться из-за политики… — неуверенно проговорил Кисуля Сергеевич.

Не выйду.

— Может, ты поедешь в Москву и объявишь голодовку у стен Кремля? — наконец рассердился Кисуля Сергеевич.

Я приоткрыла окно:

— Может, и поеду! Если я больше никак не могу реализовать себя как гражданина.

Я сидела в машине, а Кисуля Сергеевич ходил вокруг и растерянно на меня поглядывал. Делал вид, что все в порядке и это вовсе не моя гражданская позиция, а просто неожиданно заела передняя дверь.

Конечно же, пришлось выйти, потому что мне стало его жалко… ну, и с голодовкой я, возможно, погорячилась.

Но что-то, как пишут в романах, было неуловимо нарушено. Правда, Кисуля Сергеевич этого не понял, но я считала — нарушено. Мы посмотрели дом, посидели в огромной холодной гостиной и поехали домой.

— Ну… э-э… в жизни всяко бывает, — неопределенно сказал полковник на прощание. — Я к тебе, Кисуля, уже привык… Готовь кроссворды, позвоню.

— Петр Иваныч недоволен, что ты так рано вернулась, — сказала Ирка-хомяк. — Петр Иваныч тебе добра желает… Я тебя от имени Петр Иваныча спрашиваю — ты вступила с ним в интимные отношения?

— Я нет.

— А он?

Я грустно посмотрела на Ирку.

— Ты, правда, хочешь, чтобы я вступила в интимные отношения с человеком неблизких мне политических взглядов? — спросила я.

— Ты что, конечно, нет, — испугалась Ирка.

— Вот видишь. Так и передай Петр Иванычу — либо полковник меняет свою политическую окраску, либо только кроссворды.

Ирка-хомяк ушла, а спустя несколько минут позвонила и сказала:

— Петр Иваныч говорит — ты дура. Это же, говорит Петр Иваныч, твой прекрасный принц.

Итоги дня.

Саввы Игнатьича уже три дня нет дома. Где-то поет свою любовную песнь, потому что весной все живое поет о любви. И кузнечики, и рыбки, и Морковский, и Кисуля Сергеевич. И только я игнорирую предлагаемых мне сексуальных партнеров под разными предлогами, — то у меня филологические причины, то политические.

8 апреля, четверг

Около восьми вечера получила странное, загадочное SMS без подписи «Над. веч. оч. срочн. к. п. 20.30». Но это только на первый взгляд странно, а вообще-то легко: «Надеюсь, что у вас сегодня нет вечерних лекций, необходима очень срочная консультация, а также хочу посмотреть, как поживает ваша пломба, если можно, приходите, пожалуйста, в 20.30, это конец приема, и мы сможем спокойно поговорить. Екатерина Андреевна».

Екатерина Андреевна была очень радостная, розовая, глаза блестят, вид победительный. Если в прошлый раз это был несчастный заяц, то сейчас счастливый заяц, заяц, у которого сбылись самые смелые ожидания, заяц, которому совершенно ни к чему моя срочная психологическая помощь.

Наверное, SMS не от нее, а от какого-нибудь потерявшего голову человека, вроде Ирки-хомяка, и означает, к примеру: «Надеюсь вечером тебя увидеть, очень срочно, у меня есть шоколадный тортик, приходи не позднее 20.30». Или еще что-нибудь.

Оказалось, все-таки от Екатерины Андреевны.

Мы уселись в комнате отдыха.

— Я хочу поделиться с вами радостью, как с близким человеком.

Я смутилась. Психолог не должен становиться близким человеком, вроде бабушки или любимой тети, а должен соблюдать дистанцию. К тому же психолог нужен не для того, чтобы делиться радостью.

— А гадости у вас для меня нет? — спросила я.

— Нет, ни одной. — Екатерина Андреевна просто лучилась счастьем, даже как будто устала от счастья. — Я выхожу замуж. Андрей сказал, ему нужна нормальная семья, то есть я.

…Я знала, что сейчас услышу именно это, почему?..

А все потому, что это происходило не в сериале, а в стоматологии «Тара» по адресу: улица Колокольная, дом 22, вход со двора. Вот если бы я была героиней сериала, я бы, наоборот, очень изумилась. Я бы построила простую логическую цепочку: Екатерина Андреевна любит Андрея, они давно вместе, и вот теперь она очень счастлива. Значит, он купил ей живого крокодила или небольшую апельсиновую рощу, подумала бы я. Да и кто в сериале мог бы предположить, что он просто-напросто сделал ей предложение?..

Но я была не в сериале, а в комнате отдыха стоматологии «Тара». И я уже знала, зачем она меня позвала, с того момента, как увидела ее счастливые глаза.

…Андрей женится.

Я застонала.

— Что?! Что?! — испугалась Екатерина Андреевна.

— Зуб…

— Давайте я посмотрю, — вскочила она, — откройте рот.

Я открыла рот.

— Ничего не вижу, — озабоченно сказала Екатерина Андреевна. — Пойдемте на рентген. А потом сразу в кресло.

Я совсем не могла себя защитить, потому что вдруг, совершенно необъяснимо, потеряла голос.

Но очень бурно мотала головой — не хотела на рентген, а потом сразу в кресло.