Все дозволено (Сборник) - Александр Абрамов

Наконец дорожка вырвалась в голубое пространство, как взлет самолета в чистое небо. Ровный, без смешения или игры красок голубой купол и золотистый шар вдали, не солнечно-золотой, ослепительной яркости, а именно золотистый, как купол собора в голубой дымке.

Сжимавшая плечо Малыша хватка ослабла.

— Что это было? — спросил он.

— Прошли конвертор.

— Что?!

— Я употребляю привычные для вас термины. Так вы охарактеризовали бы его в научном описании. Функция двигателя и генератора. У нас говорят проще: вертушка. Часть синтезатора.

Дальнейших объяснений Малыш не потребовал: все равно китайская грамота. Он просто сказал:

— Мы только двигались. А кто же работает в этой вертушке?

— Наиболее приспособленные. К жаре, к скорости, к виражам.

— И срываются?

— Иногда. Некоторых спасают.

— А других? В атомный распылитель?

Ос промолчал. Золотой шар вдали недвижимо висел в голубой дымке, как миниатюрное солнце. Таким бы он показался с борта космолета, пролетавшего мимо, — только бы зачернить купол. Именно туда, к проектируемому глазом уровню, и подымалась их капризная пластиковая дорожка.

— Координатор? — спросил Малыш, почему-то понизив голос. — Где же ребята?

— Сейчас встретитесь все. Время и протяженность наших путей синхронны.

Может быть, это было и так. Но Алик, как и Малыш, на всей протяженности этих путей не думал об их синхронности. Он думал о другом.

— Почему мы все время ползем вверх?

Си ответил:

— Потому что третий порядок отдыха мы захватим только на двадцать девятом уровне.

— Почему третий? А где второй и первый?

— Второй и первый — порядки ночи. Первый — сон, второй — пробуждение. Третий снимает стресс во время работы.

Алик не рискнул больше спрашивать о порядках и уровнях, тем более что подсчитывать последние было почти невозможно. Они то появлялись, то исчезали во время скольжения, не соблюдая никакой очередности, не сравнимые ни с площадками, ни с этажами, являясь то пространством, ограниченным экранами или пультами, то емкостью, наполненной цветным газом. Такой бассейн с прозрачными «стенами» встретил их и на двадцать девятом уровне — колоссальный аквариум с оранжевой жидкостью, вздымавшейся и падавшей под ударами множества человеческих тел. Алику показалось, что он на состязании пловцов-ныряльщиков, резвящихся под водой, почему-то подкрашенной суриком. У них не было ни масок, ни аквалангов, чтобы так непринужденно держаться под водой, но никто даже не пробовал вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха. Либо это были амфибии, либо оранжевая среда не была жидкостью. Алик мог бы назвать ее цветным «смогом», смесью, содержащей кислород воздуха с растворенной в ней сухой апельсиновой краской, по-видимому, безвредной для легких. Но за точность гипотезы он, разумеется, ручаться не мог.

Си предложил раздеться и присоединиться к пловцам. «А безопасно?» — спросил взглядом Алик. «Вполне», — ответил на том же языке Си. Разделся он молниеносно и, скрывая удивление, наблюдал за маневрами Алика. Особенно поразило его нательное белье и носки, но вопросов задано не было. Он только прыгнул с неподвижного края дорожки в оранжевую воздушную муть и повис, не проделывая никаких движений пловца. Алик отважно повторил его опыт и очутился в той же среде, мгновенно потеряв тяжесть.

— Молчи, не кричи, не спрашивай, — сказал провисший параболой Си, и Алик вдруг, неожиданно, осознал, что его кто-то держит, не позволяя шевельнуть даже пальцами.

Та же невидимая, но ощутимая сила вдруг выгнула его дугой, опрокинула на спину и вывернула дугу назад так, что хрустнули кости. Алик глотнул ртом воздух — его окружал действительно воздух — и попробовал выпрямиться, но его тут же согнуло на левый, а потом и на правый бок. С выносливостью сухожилий и мышц этот невидимый «кто-то» никак не считался, и Алику хотелось выть от боли, когда его вытягивали по горизонтали.

Что происходило с его спутником он даже не видел, только один раз мелькнул перед ним вывернутый немыслимым кольцом Си.

— Больно, — скорее прошептал, чем выкрикнул Алик, но пытка в оранжевом «смоге» по-прежнему продолжалась: Алика тянули, сгибали, выворачивали, давили ему на мускулы живота и спины, пока он наконец не догадался, что это «производственная гимнастика» на местный лад.

Кончилась она так же прыжком — только не вниз, а вверх; Алика при этом мягко выбросило на край «аквариума», где лежала его одежда и откуда он совершил свой необдуманный нырок в оранжевую муть.

— Жив? — совсем по-человечески усмехнулся одевавшийся рядом Си. — Я же говорил — безопасно.

— Не говорил, а подумал.

— Но дошло?

Не ответив, Алик оделся, чувствуя, как его раздражение испаряется, уступая пьянящему чувству бодрости, легкости, свежести, стремления что-то сделать, двигаться, действовать.

— Что за бассейн? — спросил он.

— Фотонная газокамера.

— Жидкий свет, — сообразил Алик. — А что превращает человека в куклу?

— Гравитационный массаж.

Алик вздохнул. Получив ответ на вопрос «что», бесполезно было спрашивать «как». Все равно что муравей станет спрашивать у человека, как расщепляется атом. Он еще раз взглянул на голых человечков, которых гнула и выворачивала невидимая тяжесть, и сказал:

— А они и здесь не общаются.

— Здесь и не нужно. Ты посмотри на них после работы.

— Четвертый порядок, — съязвил Алик.

Но Си не понял иронии.

— Мы еще успеем и к четвертому и к пятому. Поторопись.

Неизвестно какой по счету уровень оказался похожим на холл аэровокзала. Как и в других открытых пространствах города, он не имел видимых границ. Просто люди, сотни голубых людей в одинаковых куртках сидели кто где, неизвестно на чем — мебель вообще не просматривалась.

— Садись где хочешь — там и кресло, — подсказал Си Алику.

Он так и сделал.

Что-то щелкнуло, и все стихло. Алик хотел было спросить у Си, но тот приложил палец к губам. Молчание навязывалось, как перед спектаклем, и он не заставил себя ждать. Что-то обручем сжало горло, перехватило дыхание. Бессмысленная тоска, беспричинная жалость наполняли Алика, вытеснив прочие ощущения. Глаза наполнились слезами, он уже не смог сдержать их, да и не хотел сдерживать, слезы уже ощущались и на губах каплями соленого пота. Вытирая их, он успел заметить, что Си тоже плачет, но спросить не успел: новый шок перехватил дыхание. Слезы высохли, и тоска исчезла, словно ее выдула мощная волна радости, за которой тотчас же последовала вторая волна — веселья, такого же бессмысленного и беспричинного. Алик ни о чем уже не спрашивал, ничем не интересовался, мысль исчезла. Ее вытеснил смех. Алика трясло и передергивало от смеха, глаза снова наливались слезами, в горле першило, но уже от хохота, истерического и неудержимого. Сколько минут продолжался этот пароксизм, Алик даже приблизительно не мог сказать, но кончился он так же внезапно, как и возник. Только дышать вдруг стало легче и думать радостнее, мозг словно прополоскали какой-то освежающей живительной жидкостью. «Подзаряжают эмоциональные аккумуляторы», — подумал он и сказал вслух: