Гордость и гордыня - Джейн Остин

Вечером они с тетушкой уже решили, что столь лестная любезность мисс Дарси, которая нанесла им визит в первый же день своего прибытия в Пемберли, куда приехала лишь к позднему завтраку, требует от них ответной любезности, разумеется не сравнимой с оказанной им, и поэтому они непременно должны сделать ей визит на следующее же утро. Значит, завтра они поедут туда! Элизабет была очень довольна, хотя, спросив себя почему, ответа не нашла.

Мистер Гардинер расстался с ними вскоре после завтрака. Приглашение поудить рыбу накануне было возобновлено, и в полдень ему предстояло встретиться в Пемберли с приехавшими туда другими любителями ужения.

Глава 45

Элизабет теперь не сомневалась, что неприязнь мисс Бингли к ней объяснялась ревностью, понимала, каким ударом ее появление в Пемберли явится для той, и с любопытством ждала, в каких пределах вежливости возобновится знакомство между ними.

Когда они приехали, их проводили через переднюю парадную в гостиную, выходившую окнами на север и оттого особенно приятную в летнюю погоду. За окнами открывался чудесный вид на лесистую гряду холмов позади дома, а также на величественные дубы и каштаны, кое-где живописно осенявшие широкий луг, простиравшийся до ее подножия.

Их приняла мисс Дарси, сидевшая там с миссис Херст, мисс Бингли и дамой, опекавшей ее в Лондоне. Джорджиана встретила их очень любезно, но с той стеснительностью, которая, хотя ее причиной были застенчивость и страх допустить какой-нибудь промах, легко могла показаться тем, кто считал себя неровней ей, свидетельством гордости и высокомерия. Миссис Гардинер и ее племянница, однако, прекрасно понимали, что она чувствует, и жалели ее.

Миссис Хэрст и мисс Бингли удостоили их лишь самым легким реверансом, и, когда все сели, на минуту воцарилось молчание — неловкое, как всегда в подобных случаях. Первой его нарушила миссис Эннесли, приятного вида дама, чья попытка завязать разговор доказывала ее истинную благовоспитанность в сравнении с миссис Хэрст и мисс Бингли. Миссис Гардинер тотчас ей ответила, и с некоторой помощью Элизабет они продолжали поддерживать беседу. Судя по лицу мисс Дарси, ей очень хотелось преодолеть робость и присоединиться к ним, порой она даже отваживалась на коротенькую фразу, когда почти не было опасности, что ее услышат.

Элизабет вскоре заметила, что мисс Бингли пристально наблюдает за ней, и стоило ей произнести хоть слово и особенно обратиться с вопросом к мисс Дарси, как мисс Бингли сразу настораживалась. Впрочем, это не помешало бы ее попыткам разговорить юную барышню, если бы они сидели поближе друг к другу. Однако она не жалела, что избавлена от такой необходимости, так как была поглощена своими мыслями. Она ожидала, что вот-вот в гостиную войдет кто-нибудь из джентльменов, и надеялась и страшилась, что между ними будет хозяин дома. И не могла решить, что было сильнее — надежда или страх. Просидев так четверть часа и ни разу не услышав голоса мисс Бингли, Элизабет очнулась от своих мыслей, когда та ледяным тоном осведомилась о здоровье ее родителей и сестер. Она ответила с такой же холодностью и краткостью, и мисс Бингли вновь замолчала.

Следующее разнообразие в их визит внесло появление лакеев, внесших блюда с холодным мясом, тортом и отборнейшими разнообразными фруктами этого времени года. Однако произошло это лишь после того, как миссис Эннесли много раз посмотрела на мисс Дарси с многозначительной улыбкой, напоминая ей о ее обязанностях хозяйки дома. Теперь хотя бы для общества нашлось занятие: пусть разговаривать они все не могли, зато все могли есть, и соблазнительные пирамиды нектаринов, персиков и винограда скоро собрали их вокруг стола.

Вот тут-то Элизабет и представился прекрасный случай решить, надеялась ли она, или страшилась увидеть мистера Дарси, по тому, какое чувство возобладало, когда он вошел. A тогда, хотя ей только что казалось, что надежда была сильнее, она тут же пожалела о его приходе.

Он некоторое время провел на берегу речки с мистером Гардинером, который в обществе двух-трех джентльменов, гостивших в Пемберли, занимался ужением, но расстался с ним, едва услышав, что супруга и племянница последнего как раз теперь находятся в обществе Джорджианы. Едва он вошел, как Элизабет благоразумно решила держаться непринужденно и безмятежно — решение тем более необходимое, хотя, пожалуй, тем труднее выполнимое из-за того, что у всех присутствующих были кое-какие подозрения на их счет, и едва он вошел в комнату, как все глаза устремились на него, чтобы подмечать, как он будет себя вести. И особенный интерес был написан на лице мисс Бингли — его не прятали даже улыбки, с какими она обращалась к предметам своего любопытства, так как ревность еще не ввергла ее в полное отчаяние и она отнюдь не перестала оказывать мистеру Дарси самые лестные знаки внимания. C появлением брата мисс Дарси стала чуть более разговорчивой, и Элизабет заметила, что ему очень хотелось бы сблизить их и что он всячески поддерживает их попытки вступить в разговор. Заметила это и мисс Бингли, и с неосторожностью, вызванной злобой, она воспользовалась первым случаем, чтобы осведомиться с вежливостью, более походившей на насмешку:

— Скажите, мисс Элиза, верно ли, что ***ширский полк покинул Меритон? Какая потеря для вашей семьи!

B присутствии Дарси она не посмела упомянуть имя Уикхема, но Элизабет сразу поняла, что думает она именно о нем, и собственные связанные с ним воспоминания на мгновение заставили ее растеряться. Однако, энергично собравшись с силами, чтобы отразить этот выпад, она почти сразу ответила на язвительный вопрос достаточно безразличным тоном. Пока она говорила, невольный взгляд в их сторону показал ей, что Дарси, чуть покраснев, внимательно смотрит на нее, а его сестра не может поднять глаз от смущения. Знай мисс Бингли, какую боль она причинила своей драгоценной подруге, то, без сомнения, удержалась бы от этого намека. Но она просто намеревалась уколоть Элизабет, напомнить ей об Уикхеме, к кому та, по ее мнению, была неравнодушна, заставить ее выдать чувство, которое могло бы повредить ей во мнении Дарси, а может быть, и напомнить ему о том, на какие безрассудства и глупые выходки толкало присутствие полка в городке некоторых членов ее семьи. Ведь мисс Бингли понятия не имела о предполагавшемся бегстве мисс Дарси. Кроме тех, кто с самого начала знал эту тайну, в нее была посвящена одна лишь Элизабет, и брат особенно желал скрыть случившееся от сестер своего друга из-за того самого желания, которое когда-то приписала ему Элизабет, — из-за надежды, что когда-нибудь они станут ее сестрами. Бесспорно, такой план у него был, и хотя не поэтому он приложил все усилия, чтобы разлучить Бингли с мисс Беннет, вполне вероятно, что план этот поспособствовал возникновению у него такого намерения.

Невозмутимость Элизабет, однако, вскоре его успокоила, а так как мисс Бингли, раздосадованная и обманутая в своих расчетах, не осмелилась яснее намекнуть на Уикхема, то и Джорджиана немного пришла в себя — но не настолько, чтобы вновь попытаться вести разговор. Но ее брат, чей взгляд она страшилась встретить, даже не вспомнил о том, что намек мисс Бингли мог задеть и ее. И та уловка, которая должна была отвратить его мысли от Элизабет, напротив, привлекла их к ней со все большей пылкостью.

Вскоре после упомянутых вопроса и ответа их визит подошел к концу, и пока мистер Дарси провожал их до экипажа, мисс Бингли дала выход своим чувствам, выискивая недостатки в наружности Элизабет, ее манерах и туалете. Однако Джорджиана не присоединилась к ее критике. Рекомендации брата было достаточно, чтобы завоевать ее расположение: его суждения она считала безошибочными, а о Элизабет он говорил в таких выражениях, что Джорджиана просто не могла не найти ее прелестной и восхитительной. Когда Дарси вернулся в гостиную, мисс Бингли не удержалась и повторила ему кое-что из сказанного его сестре.

— Какой дурнушкой выглядит Элиза Беннет, мистер Дарси! — вскричала она. — B жизни не видела, чтобы кто-то так изменился, как она с прошлой зимы. Выглядит ну просто обгорелой дочерна и такой огрубелой! Мы с Луизой как раз говорили, что не узнали бы ее, если бы вы нас не предупредили.

Как ни мало такие слова могли понравиться мистеру Дарси, он удовлетворился невозмутимым ответом, что не нашел в ней никаких перемен, хотя она и загорела, как обычно случается во время летних путешествий.

— Что до меня, — возразила она, — должна признаться, что я никогда никакой красоты в ней не замечала. Лицо у нее чересчур худое, цвет его ничем не примечателен, его черты лишены правильности. Нос — ни то ни се, никакого благородства линий, зубы сносные, но жемчужными их никак не назовешь, а что до глаз, которые иногда объявляли столь прекрасными, я никогда ничего особенного в них не замечала. Вот только выражение — такая язвительность мне уж и вовсе не нравится. Во всей ее наружности есть нестерпимое самодовольство без малейшей светскости.