Толкиен. Мир чудотворца - Никола Бональ

Лишь по окончании Тридцатилетней войны(124) и заключении Вестфальского мира, продолжает Генон, «истинные розенкрейцеры(125) покинули Европу и подались в Азию».

Этот сокровенный уход очень напоминает бегство Валар. Впрочем, надо отметить, что, по Генону, сокровенное вовсе не значит восточное — в географическом смысле. И в качестве примера Генон приводит Туле(126), сокровенное место (Атлантида, второе после Гипербореи потайное место), где была сокрыта Первозданная традиция.

Однако вернемся к Толкиену и его «Сильмариллиону», из которого, среди прочего, явствует следующее:

«Тогда же песни предрекли исчезновение Валинора и появление очарованных островов, и что в прибрежных водах тех островов заведутся диковинные призраки».

Здесь Толкиен явно намекает на кельтский Сид — сказочный потусторонний мир, «что распростерся сетью по Туманным водам, дабы никто не смог подойти к нему со стороны моря».

Как напоминают известные кельтоведы Кристиан Гийонварк и Франсуаза Леру, «чтобы попасть в иной мир, необходимо переплыть океан или погрузиться на дно священного озера или источника… Во всяком случае, где бы ни находилась эта чудесная страна, человеку, полагаясь только на свои собственные силы, попасть туда невозможно».

То же самое и с прибежищем Валар: как отмечает Толкиен, «случилось так, как и предсказывал Мандос в Армане: Благословенный край отныне был закрыт для нолдор и всех посланцев, что спустя время повадились на запад; никто из них не сумел и близко подойти к Валинору, кроме одного–единственного легендарного, величайшего морехода», — читай Эарендила.

Стоило Валар убраться прочь, как Мелкор взялся за свое черное дело с удвоенной силой:

«Валар отныне жили в мире за горами; озарив Средиземье светом, они оставили его надолго, и ежели теперь кто и мог противостоять могуществу Мелкора, так это отважные нолдор».

И они за это поплатились:

«Воздух над Средиземьем сделался тяжелым, гибельным, все живое стало портиться и быстро увядать».

Как бы то ни было, отмечает Толкиен, в отличие от эльфов, «люди боялись и не любили Валар».

Это замечание тем более важно, что оно объясняет, отчего именно произошел разрыв между Валар и людьми. Да и самих людей никогда не связывали между собой узы дружбы, как эльфов или даже гномов, порожденных Ауле. Люди в некотором смысле разумны, хотя в смысле духовном они явно слабы, что и объясняет их нередко порочное религиозное поведение, проявляющееся в обрядах жертвоприношения, грубом и жестоком отношении друг к другу… и даже в наше время. В этом–то, кстати, и кроется главная причина нелюбви Толкиена к людям: хотя люди и обладают необычными качествами, пороков у них хватает с лихвой.

Сумерки спускаются над Валинором после того, как гибнут два лучезарных древа — Лаурелин и Тельперион. Мелкор принес их в жертву к вящей радости чудовищной паучихи Унголиант. И к этой трагической истории мы еще вернемся. А пока оба чудовища — Мелкор и Унголиант вершат зло не таясь, тем более что им уже никто не мешает, и они, понятно, торжествуют. Ну а дальше происходит самое для нас интересное:

«Так на Валинор опустились сумерки», но страшнее всего то, что померкший свет снова уже не зажечь, — такое не по силам даже Валар. Разве только если они объединились бы с надменнейшим из нолдор, который отошел от них дальше других, — Феанором. А между тем мрак над миром все сгущается.

Впрочем, единственный, вернее единственная, кому по силам спасти священные древа, — Йаванна, Валие–созидательница. Но она может это сделать только с помощью Сильмариллов, ограненных Феанором. Йаванна объясняет:

«Свет Древ угас — отныне он теплится лишь в Феаноровых Сильмариллах… Даже сильнейшие созданья Илуватара способны на великое свершение всего только раз, один–единственный раз. Я подарила миру Свет Древ, и сделать подобное в этом мире мне уж не под силу. Но, будь у меня хотя бы искорка того света, я все же сумела бы вдохнуть жизнь в древа, покуда корни их еще не увяли совсем».

Но Феанор отказывается ей помочь — и таким образом невольно, но довольно серьезно вредит Арде и эльдар:

«То, о чем меня просят, я ни за что не сделаю по доброй воле… Ежели я случайно выпущу из рук каменья, подобных им мне уже никогда не сотворить, а уж коль мне суждено их разбить, то пусть заодно разобьется и мое сердце».

Следуя терминологии «Бхагавад–гиты», Феанор привязан к плодам своих деяний так же, как позднее Тургон привяжется к своему собственному детищу — граду Гондолину, что приведет к его краху и гибели. Впрочем, надо тут же оговориться, что, даже пойди Феанор навстречу Йаванне, это все равно не спасло бы древа, поскольку к тому времени Мелкор успел похитить Сильмариллы: ведь не случайно сам Феанор когда–то нарек его Морготом — Черным Врагом мира.

Утрата Сильмариллов сродни потере Грааля и, как следствие, отрыву от первозданной традиции. Это только ускоряет наступление сумерек, и воспрепятствовать тому не в силах ни Валар, ни сам Илуватар. Но утрата и уничтожение Сильмариллов — всего лишь одно из злодеяний Мелкора, вынуждающего Валар отступить и запереться в Валинорской цитадели.

В пятой битве, Нирнаэт–Арноэдиад, то есть Битве Бессчетных Слез, Моргот сокрушает эльфов, хотя уничтожить их подчистую он не в состоянии, ибо пока еще силен Тингол и крепок град Гондолинский. Моргот добился победы в результате предательства людей:

«Если б не отступничество людей, Моргот нипочем бы не победил, хотя на его стороне были волки, Барлог и Дракон… большая часть ратников с востока повернули вспять и обратились в бегство, унося в сердцах своих горечь измены, а сыновья Ульфанга вдруг переметнулись на сторону Моргота и набросились на сыновей Феанора сзади».

Последствия не заставили себя долго ждать:

«С той поры эльфы отвратились от людей, за исключением Трех Родов Эдаинских».

Поражение прекрасных, бессмертных эльфов, искусных в пении и ремеслах, стало еще одним знамением, предвестившим скорое наступление сумерек в Арде. Полная же победа будет за Морготом лишь после того, как падут Дориат с Гондолином.

Гондолин падет вследствие предательства коварного Маэглина, о чем мы говорили в главе «Проклятие и измена», а Дориат станет жертвой гибельных чар Сильмариллов. Ибо всех, кто в их власти, подобно Феанору и его сыновьям, навлекшим своею клятвой неисчислимые беды на нолдор, ожидают тяжелые времена. Так происходит и с Тинголом, пожелавшим завладеть каменьями. Эльф Тингол, женатый на майа (полубогине) Мелиан, как–то признается Берену:

«Я тоже желаю владеть запретным сокровищем Но горная твердь, сталь и огонь, коими управляет Моргот, надежно охраняют каменья, а они для меня дороже верховной власти… Пусть же рука твоя возьмет хотя бы один Сильмарилл из венца Моргота, тогда Лучиэнь вложит свою руку в твою. Тогда ты по достоинству оценишь мое благородство, ибо будешь владеть всем, чем владею я, даже если в Сильмариллах заключена судьба мира».

Рассказчик тут же объясняет слова Властителя Тингола, ставшего жертвой собственной беспечности:

«Так предрек он гибель Дориату, а сам угодил в проклятую западню Мандоса».

Прозорливая супруга пытается предостеречь, однако уже ничто не может остановить ход судьбы:

«О Повелитель, слепое лукавство управляет тобою, но мои глаза пока что не обманывают меня, и я предвижу — добром для тебя замыслы твои не кончатся, улыбнется ли Берену удача или нет. Все едино ты обречен — и ты, и дочь твоя Дориат же ожидает участь не менее печальная, чем другие великие царства».

Таков уж закон для всех благоденствующих царств: малодушие, алчность и беспечность монархов рано или поздно приводит их к гибели. Да и потом, остановить время невозможно даже в мире Толкиена, а значит, все красоты его обречены на увядание.

Дальнейшие события оборачиваются отнюдь не во благо Дориату, угроза нависает и над владениями Тингола:

«Лучиэнь замолчала, и с той поры уже никто не слыхал в Дориате ее дивного пения. Горестная тишина легла на леса, мрачные тени сгустились и над королевством Тингола…»

Чуть погодя Толкиен отмечает, что беда постигла Дориат постольку, поскольку он стал жертвой «горестной тишины», воцарившейся после ухода менестреля Даэрона, влюбленного в Лучиэнь, впрочем, без всякой взаимности, создателя рун, которого безответная любовь повела по «неведомым стезям».

Вскоре даже Мелиан отворачивается от своего супруга,

«молвив, что гибельный путь, коим предпочел он идти, ему надобно пройти до конца, а там будь что будет».

Волк Кархарот, прислужник Моргота, проглотивший Сильмарилл, становится непобедимым и опустошает царства. Тогда–то Лучиэнь и выбирает участь смертной. Отца же ее убивают гномы. Вот уж действительно, никак не могла предвидеть Мелиан, что случится самое худшее и что судьба превратит двух ее любимых существ в смертных.