Жук. Таинственная история - Ричард Марш

Я не смогла сдержаться – но оно того стоило. Весь остаток разговора папá невнятно чертыхался. Как это было печально.

Он изливал чаши гнева на Пола – отчего казался таким до боли жалким. Он грозил мне всяческими пытками и карами, заставляя немедленно пообещать держаться подальше от мистера Лессинхэма; конечно, он ничего от меня не добился. В отчаянии он поклялся отречься от меня – и далеко не только это. Какими обидными словами он называл меня – меня, своего единственного ребенка! Говорил, что по мне тюрьма плачет; не уверена, не думал ли он при этом о виселице. Наконец, с бурным потоком проклятий, он выгнал меня прочь из комнаты.

Глава 27. Ужас в ночи

Покинув папá – точнее, когда папá прогнал меня, – я прямиком направилась к бедолаге, подобранному мной на улице. Был поздний час, я устала и разволновалась, поэтому решила просто узнать, как он себя чувствует. Некоторым образом он казался мне звеном цепочки, связывающей меня с Полом, а в ту минуту такие связи были особенно дороги моему сердцу; потому я не могла пойти спать, его не проведав.

У двери меня встретила сиделка.

– Ну что, сестра, как там пациент?

Я довольно часто обращалась за услугами к этой пухлой, по-матерински заботливой женщине, и она уже не раз приглядывала за моими странными протеже. Она всплеснула руками.

– Сложно сказать. При мне он даже не шевельнулся.

– Совсем?.. Он все еще без сознания?

– По-моему, это что-то вроде транса: будто бы не дышит, пульс не могу прощупать, но доктор говорит, он жив. Ни с чем настолько странным я еще не сталкивалась.

Я прошла вглубь комнаты. Стоило мне это сделать, как человек в постели подал признаки жизни – вполне определенные. Сиделка поспешила к нему.

– Надо же, – воскликнула она, – шевелится!.. Наверное, услышал, как вы вошли!

Это не было пустым предположением: не исключаю, что действительно очнулся он именно поэтому. Я приблизилась к кровати, а он сел, совсем как утром на улице, и громко обратился к кому-то, словно представшему перед ним. Невозможно описать почти нечеловеческую муку в его голосе:

– Пол Лессинхэм!.. Берегись!.. Жук!

Понятия не имею, что все это означало. Невероятное воздействие его слов на мои нервы я могу объяснить по большей части тем, что этот крик звучал точно в бреду. Лишь только незнакомец умолк, душа моя исполнилась слепого ужаса. У меня внезапно задрожали колени. Мне почудилось, что где-то рядом притаилось невидимое, но страшнейшее зло.

А больной, договорив, как и утром, сразу впал в состояние оцепенения. Об этом мне сообщила склонившаяся над ним сиделка:

– Опять потерял сознание!.. Чудеса, да и только!.. По-моему, это не шутки. – По голосу сиделки было ясно, что она разделяет точку зрения, высказанную ранее констеблем: – Сердце не бьется. Посмотришь на него, решишь, что умер. Уверена лишь в одном, что-то с этим парнем нечисто. Не доводилось пока мне слышать, чтоб недуг такое с человеком творил.

Подняв взгляд, она увидела, как странно изменилось мое лицо, и это ее напугало:

– Ох, мисс Марджори, что такое!.. Вам плохо?!

Мне нездоровилось – даже хуже, но в то же время я не могла описать ей свое состояние. По какой-то необъяснимой причине язык меня не слушался:

– Я… я… я не очень хорошо себя чувствую, сестра, – заикалась я. – Мне… мне… мне, наверное, лучше пойти прилечь.

Говоря это, я заковыляла к двери, понимая, что сиделка не спускает с меня распахнутых от удивления глаз. Я вышла в коридор, и мне, сама не знаю отчего, показалось, что со мной комнату покинуло нечто; и теперь мы, оно и я, вместе стояли у порога. Это осознание его непосредственной близости так ошеломило, что я невольно вжалась в стену, словно ожидая удара.

Не помню, как мне удалось добраться до своей спальни. Там меня встретила Фаншетта.

На секунду ее присутствие принесло мне облегчение, пока я не поняла, с каким изумлением она на меня смотрит:

– Мадмуазель плохо себя чувствует?

– Нет, Фаншетта, я… я просто устала. Я разденусь сама, а ты можешь идти спать.

– Но если мадмуазель так утомлена, почему она не разрешает ей помочь?

Это прозвучало достаточно разумно – и с искренней заботой; вдобавок, надо заметить, что у Фаншетты было не меньше причин для усталости, чем у меня. Я замешкалась. Как мне хотелось броситься ей на шею и умолять не оставлять меня в одиночестве, однако, признаюсь честно, я устыдилась своего порыва. В глубине души я была убеждена, что внезапно овладевший мной страх совершенно беспричинен, и мне не хотелось выглядеть малодушной в глазах собственной горничной. Пока я медлила, в воздухе рядом со мной будто бы что-то пролетело, легко коснувшись моей щеки. Я схватила девушку за руку.

– Фаншетта!.. В комнате кто-то есть?

– Кто здесь может быть, мадмуазель?.. Что мадмуазель увидела?

Она встревожилась; впрочем, это было простительно. Фаншетта не отличается решительностью и вряд ли может при необходимости стать надежной подмогой. Если мне было суждено делать в тот вечер глупости, то я предпочла бы совершать их без зрителей. Итак, я отпустила ее:

– Ты меня не слышала? Я разденусь сама… иди спать.

Она ушла – довольно охотно.

Стоило ей покинуть комнату, как я тут же пожалела, что она не вернется. Мной овладел такой приступ страха, что я застыла на месте, не в силах двинуться, и только это оцепенение не давало мне беспомощно рухнуть на пол. До той поры я не подозревала в себе подобной трусости. Более того, не знала, что у меня вообще имеются «нервы». Никогда в жизни я не походила на тех, кто боится любой тени. Я подумала, что все это полнейшая глупость и наутро я сама устыжусь своего поведения. «Не желаешь считать себя жалкой дурочкой, Марджори Линдон, тогда найди в себе смелость прогнать эти нелепые страхи». Но это не помогло. Страхи не исчезли, они сгустились. Я прониклась убеждением – даже не могу описать этот ужас словами! – что в комнате вместе со мной есть еще кто-то, невидимый и пугающий, и в любую минуту он может явить себя предо мной. Мне пришло на ум – какая это была мука! – что одно и то же существо преследует и меня, и Пола. Что мы с Полом связаны узами страха – обоюдного, всепоглощающего. Что угроза, нависшая надо мной, нависла и над Полом, а я была неспособна и пальцем двинуть, чтобы помочь ему. Мне вдруг померещилось, будто бы я перенеслась