Осенний Донжуан - Наталия Гуревич

- Я водопад, Алена, я водопад и мое падение вечно. Пока живы воды, наполняющие мою реку, я падаю. В падении нет ничего дурного. Падение, если оно длится вечно, — это полет. Я падаю, разбиваюсь в брызги и падаю снова, любая птица может только позавидовать, потому что птица — если упадет, то уже навсегда...

Его руки стекли с подлокотников на бедра Алены. Стакан, который она держала, мешал воспрепятствовать.

- Ты права столько раз, сколько сама пожелаешь, потому что ты говоришь о себе. Все мы всегда говорим только о себе, даже когда думаем, что говорим о других. Чтобы говорить о водопаде, надо стать им. Хочешь? Между прочим, стать водопадом — просто. Закрываешь глаза  и падаешь. Со мной - так и вовсе бояться нечего.

Его руки омывали ее, как Тихий океан омывает полуостров Камчатский. Алена вжалась в спинку кресла, поставила, наконец, стакан на стол и попыталась отодрать руки Нелюбова от своего тела. Плавные руки вмиг замерзли, Алене не удалось их даже сдвинуть.

- Это глупо, Аленочка, все, что ты говорила. Какой, к черту, водопой... водопад... Когда есть теплая, душистая женщина, когда у нее такие цепкие коготки, такие сжатые губы, такие растрепанные волосы, такой испуганный взгляд...

- Нелюбов, успокойся! Ты пьян! - крикнула Алена.

- Конечно, пьян, - успокаивающе согласился Нелюбов. - Но от этого же только лучше, правда?

Он стал пробиваться Лене под свитер. Алена отталкивала его, и тогда он схватил ее за плечи и вытащил из кресла. Облапил, полез под юбку. Алена понимала, что бесполезно стоять, упираясь руками ему в плечи, что можно, к примеру, ударить ногой или хотя бы надавать пощечин. Но она все думала, что он вот-вот образумится. Она, наконец, посмотрела в его лицо — застывшие черты, побледневшая кожа и стеклянный взгляд. Этот стеклянный взгляд совершенно испугал Алену. Она ударила Нелюбова развернутой ладонью по щеке, а потом еще раз. Нелюбов потащил ее к дивану. Алена ничего не могла поделать. Бить Нелюбова в пах? Выдавливать Нелюбову глаза? Кусать Нелюбова до крови? Помилуйте, это же все-таки Нелюбов, не бандит из подворотни. Она продолжала выдираться и отпихиваться, но он был много сильнее.

Он так и не образумился. Потом, лежа рядышком на диване, они долго молчали, - она с задранной до подбородка юбкой и в разорванном белье, он со съехавшими до щиколоток брюками и затерявшимися где-то в них трусами.

- Ты совсем с ума сошел, - сказала Алена.

Нелюбов приподнялся на локте.

- Не понравилось?

- Ну знаешь! - Алена рывком села, стряхивая юбку на ноги.

Нелюбов поймал ее руку, стал целовать ладонь и запястье.

- Леееееночка... - прошептал он нежно.

- Отстань от меня, псих несчастный!

Нелюбов продолжал ласкать ее руку.

- Леееееночка...

Он прижался к руке щекой и вид у него был — счастливого новобрачного. Алена вдруг поняла, что и не сердится совсем. Ей, конечно, не понравилось. Но злости и негодования она не испытывала. Почему-то. Нелюбов потянулся к ней, одновременно притягивая ее к себе. Она немного упиралась. Но он так свободно обнял ее, что и ей передалось странное, возникающее ниоткуда ощущения права; ощущение возможности и даже необходимости делать то, что делаешь. Алена ответила на поцелуй Нелюбова. Аппетит пришел во время еды, да еще какой аппетит. Они избавили друг друга от одежды и рьяно реализовали все свои права.

- Какой же ты гад, Нелюбов, - сказала Алена, томно потягиваясь. - От тебя же не отмоешься. До завтра теперь буду пахнуть тобой. Что, если Павка учует?

- Не учует. У него, поди, хронический ринит. Из-за очков.

- Нет у него никакого ринита, - обиженно возразила Алена и ушла в ванную.

Она возилась там не столь уж долго. Вернувшись, обнаружила Нелюбова спящим. Он лежал на спине, раскинув руки, запрокинув голову, весь такой открытый и беззащитный, но Алена хорошо помнила, что впечатление это обманчиво. Однажды (давно) она  попробовала разбудить его, щекотнув живот, - и получила неслабый удар в голову. В качестве извинений Нелюбов преподнес ей объяснение: дескать, мирно он просыпается только по звонку будильника, а на все прикосновения реагирует рефлекторно и болезненно.

- Можешь, конечно, попытаться выработать у меня новый рефлекс, - сказал он тогда, - но боюсь, до результатов не доживешь. Лучше не трогай.

Алена присела на край дивана в нерешительности. Ждать, пока проснется? Завести будильник? Уйти? Она перешла в кресло и оттуда созерцала Нелюбова, запивая общий вид мартини и затуманивая детали сигаретным дымом. Ей хотелось, чтобы сейчас, пока она сидит и смотрит на Нелюбова, душу царапал бы страх и неловкость перед Павлом. Но вот прямо сейчас она боялась — Нелюбова. И неловкость тоже испытывала перед ним — за то, что недостаточно подтянут живот, что грудь могла бы быть покрасивей и что следовало все-таки побрить накануне ноги.

Она уже решила провести всю ночь в этой квартире, даже если Нелюбов проспит до утра. Но тут зазвонил его телефон. Он выдал восемь трелей, после чего Нелюбов пошевелился и медленно открыл глаза.

- Подай телефон, - велел он Алене совершенно трезвым голосом.

Пока Алена несла телефон, она чувствовала, что делает самое важное и нужное дело в мире. Нелюбов, не глядя на нее, принял аппарат и нажал кнопку.

- Когда и где нам надо поговорить? - спокойно спросил он. - Под навесом? Что заказать?

Разговор закончился, и Алена поняла, что она уже не хочет оставаться в этой квартире на ночь. Она начала одеваться.

- Не спеши, - сказал Нелюбов. - Я сейчас вызову такси и вместе поедем.

- Не надо, - глухим от злости голосом ответила Алена. - Я и сама отлично доберусь.

Нелюбов вздохнул, откинул телефон, подошел к Лене, усадил ее в кресло.

- Сиди! Пей мартини. Жди такси.

Алена попыталась выбраться из кресла, но он удержал.

- Сиди, я сказал.

И Алена покорилась. Пока Нелюбов вызывал такси и одевался, она сидела и млела от своей покорности.

- Ну что, на посошок? - предложил Нелюбов.

Алена взяла стакан. Ей ужасно не хотелось уезжать домой: она не могла придумать, чем заняться там, и заранее чувствовала скуку. Больше всего она нуждалась сейчас в задушевном разговоре, но как раз на это она могла рассчитывать у себя дома меньше всего: то, что произошло сегодня, никак невозможно обсуждать с Павлом.

- Тебе обязательно ехать? - робко спросила она Нелюбова.

Он развел руками и коротко вздохнул.

- А это надолго?

- Не знаю. Скорее всего, да.

Алена помолчала, опустив глаза.

- Кирилл, зачем ты назначил мне сегодня встречу?

- Разве я? Ну ладно, мне показалось, что ты как-то грустно звучишь. Захотелось взбодрить.

- Тебе удалось, ничего не скажешь... Может быть, все-таки не поедешь никуда?

- Никак невозможно. Уже обещано.