Осенний Донжуан - Наталия Гуревич

Закончился сентябрь, и начался листопад. Как будто только и ждал первого октябрьского дня. Листья легко отрывались от ветвей. Безветрие делало их полет совсем коротким. Иногда им удавалось завихриться парой в спирали, но чаще всего они просто планировали вниз - каждый по себе - и укладывались на землю. Это напоминало тихий, чуть протяжный вздох.

Вздыхали по всему городу. Очень печальные вздохи звучали в кухне Полины, - там Катя лепила вареники с картошкой. Сама Полина в комнате строчила заказной реферат: время от времени ей сваливалась подобная халтура. Она выкладывала строчку за строчкой, думая, что добытые этим гнусным занятием денежки можно будет обменять на баночку красной икры, приличный кусок карбоната и двести грамм конфет с нежнейшим пралине… Ужас как надоела гречка и шпротный паштет.

Была пятница, десятый час вечера, и ничто не предвещало перемен в рабоче-траурной атмосфере этой квартиры. Тем не менее атмосфера переменилась, и очень скоро, потому что в дверь позвонили, и когда Катя отворила ее, то в коридор ступил Иван с коробкой пирожных и словами:

- Вот решил проведать, как вы тут поживаете. Не прогоните?

И Катя, и Полина почувствовали себя неловко. Катя - потому что несколько дней назад Иван стал свидетелем ее душевного потрясения, а предстать перед посторонним в полном душевном потрясении - это, по мнению Кати, было в сто раз хуже, чем оказаться голой посреди казармы. Полине же стало стыдно за свой дырявый на локтях оранжевый свитер и отвисающие на коленках гамаши страшного темно-зеленого цвета. Иван-то был - сама элегантность: шляпа, шарфик, плащ, брючная пара, туфли; все такое гармонирующее по цвету и стилю, такое чистое и отглаженное, будто только что из химчистки… А главное, запах. Какой-то потрясающий запах, смесь дорогого парфюма и эксклюзивного табака. Полина безотчетно прижала нос к своему плечу - ну что, прокуренный дешевыми сигаретами, пропитанный перебродившими запахами кухни, давно не стиранный свитер. Кошмар. И только потом Полина почувствовала удивление от того, что Иван вообще решил навестить ее.

Иван продолжал стоять у двери, чуть приподняв брови, слегка улыбаясь и с вопросительным выражением в глазах, но в общем не меняя первоначальной позы. Полина встретилась с ним взглядом и засуетилась от смущения:

- Ну, проходи же, чего стоишь! Катюш, давай свежего чайку заварим, ага? Ничего, если с липой заварим? У меня замечательная есть липа, мама собирает. Давай сюда коробку. О, эклеры! А крем там какой? Сливочный? Боже, какая прелесть! А где такие берут?..

Она, может быть, еще долго тарахтела подобным образом, если бы Иван не прервал ее ответом. Он степенно рассказал, что его приятель держит кофейню («Монтесума»), и работает у него в кофейне замечательный кондитер, у которого эти вот эклеры - коронное блюдо.

- Потрясающе, - сказала Полина и умолкла, размышляя, следует ли предлагать Ивану отведать вареников с картошкой, хоть и не коронное, но все ж таки блюдо тоже не последнего на свете кулинара Кати.

Катя тем временем отряхнулась от муки и взяла руководство в чистые руки.

- Давай сюда плащ и проходи в комнату, - велела она Ивану.

- Чайник поставь и чашки приготовь, - велела она Полине. А оставшись с ней в кухне добавила негромко: - Да переоденься во что-нибудь… не такое домашнее.

- Вот еще! - фыркнула Полина.

- Делай, что говорят! - шепотом прикрикнула Катя.

- Ну ладно, - подумав, согласилась Полина. - Там в шкафу серое платье на бретельках, оно тоже старое, но не такое домашнее. Принесешь, а?

Катя принесла.

- Вот. Переодевайся и иди развлекать гостя. С чаем я управлюсь сама.

Полина поежилась.

- Слушай, а не зря я это платье напялила? Не слишком ли открытое?

Катя скользнула взглядом по матовым плечам Полины и сказала:

- Шикарные плечи. Иди.

Через минуту она услышала завязавшийся в разговоре дуэт меццо-сопрано с баритоном; они обменялись пробными звуками, потом сопрано отважилась на фразу, и баритон ответил ей, но чем дальше, тем длиннее становились рулады баритона. К тому времени, когда Катя приготовила чай, установила чайные принадлежности на большой жестяной поднос и приготовилась все это нести, оттуда вот уже минут пять слышался только голос Ивана. Катя с подносом вошла в комнату.

Полина сидела в своем любимом кресле, поджав под себя ноги; на плечи она накинула ажурную шаль. Иван расположился за столом, развернув стул к Полине. По столу были разбросаны книги и листки бумаги, чистые и исписанные; Иван положил поверх беспорядка локоть, откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу.

- Вот такие вот эклеры, - закончил он какой-то рассказ.

- Я все пропустила? - спросила Катя, проходя с подносом к столу.

- Иван рассказывал детективную историю о создании рецепта пирожных, которые принес, - пояснила Полина. - Оказывается, это совершенно уникальный рецепт, за ним все европейские кондитеры охотились.

- Ну что ж, давайте их попробуем, - сказала Катя.

Она сгребла книги и бумаги на край стола, установила на освободившемся пространстве поднос, налила всем чаю, выбрала один эклер и села со своей чашкой на диван, слева от стола. Иван передал Полине другую чашку и пирожное на блюдечке. Некоторое время молча смаковали.

- Очень вкусно, - признала Катя, съев половину. - Так ты дружишь с этим поваром? Я бы тоже хотела дружить с ним.

- Собственно, я больше общаюсь с человеком, на которого он работает, - ответил Иван. - Но, в принципе, можно устроить знакомство, если хочешь.

- Да нет, это я так, - сразу пошла на попятный Катя. - А ты тоже имеешь отношение к общепиту?

- Нееет! Я фотограф. Работаю в основном с рекламными заказами: буклеты, открытки, каталоги, календари и тому подобное.

- Наверное, хорошо получается, - предположила Катя.

Иван кивнул.

- Неплохо. У меня своя студия. А ты чем занимаешься? - спросил он у Полины.

«А у меня своя библиотека», - хотела бы ответить Полина, но ей пришлось признать, что своей библиотеки у нее нет, и она просто библиотекарь. Правда, раньше она подавала надежды в журналистике. Раздала все надежды, какие могла, и бросила это дело.

- Знаешь, какая-то тупая имитация творчества получалась. Надоело. Просто перестала видеть в этом смысл.

Иван несколько секунд молча смотрел на нее.

- Достойная позиция, - сказал он. И помолчав еще немного, добавил: - У меня всегда было неоднозначное отношение к журналистам. С одной стороны, народ нуждается в информации, и человек, который удовлетворяет эту потребность, заслуживает уважения. При условии, конечно, что он поставляет качественную информацию. Но с другой стороны, мне всегда претило излишнее любопытство как черта характера. А согласитесь, для журналиста это же должна быть основополагающая черта характера.