Анжелика. Война в кружевах - Анн Голон

— Ее Величество королева встретила вас с кислой миной, — обронил маркиз де Рокелор. — Стоило ей обрести надежду, что благосклонность короля к мадемуазель де Лавальер тает день ото дня, как появляется новая, еще более ослепительная соперница.

— И кто же эта соперница?

— Вы, дорогая.

— Я? Какая чушь! — Анжелика задыхалась от возмущения.

В поступке короля она без тени сомнения усмотрела только желание Его Величества, как радушного хозяина, устранить те неудобства, на которые она пожаловалась, и тем заслужить прощение. Но придворные увидели в этом жесте дополнительное доказательство благосклонности Людовика XIV к маркизе дю Плесси.

Раздосадованная услышанными сплетнями, Анжелика задержалась у входа в бальный зал.

Зал был украшен яркими разноцветными гобеленами. С потолка спускались тридцать шесть светильников с бесчисленным множеством свечей. По обеим сторонам зала находились возвышения, на которых с правой стороны расположились дамы, а с левой — сеньоры. Король и королева сидели в отдельной ложе. В глубине, на обрамленном гирляндами в виде позолоченной листвы помосте, размещались музыканты, которыми дирижировал господин Люлли.

— Королева плакала из-за мадам дю Плесси-Бельер, — прошептал чей-то хриплый голос. — Ей сказали, что король обустраивает апартаменты для новой любовницы. Будь осторожнее, маркиза!

Анжелике не было нужды опускать глаза и поворачиваться, чтобы понять, чей это голос, казалось, раздавшийся из-под земли. Не шевельнувшись, она ответила:

— Сеньор Баркароль, не стоит верить досужим сплетням. Король совсем не жаждет мной обладать. Во всяком случае, не больше, чем любой другой дамой из его окружения.

— Тогда будь еще осторожнее, маркиза. Кто-то хочет сыграть с тобой очень скверную шутку.

— Кто? Почему? Что тебе известно?

— Не много. Я знаю только, что мадам де Монтеспан и мадам де Рур ходили к Монвуазен за отравой для Лавальер. Колдунья посоветовала воздействовать на короля с помощью магии, а Мариэтт, ее помощник-святотатец, уже толчет в чаше какие-то порошки.

— Замолчи! — в ужасе воскликнула Анжелика.

— Не доверяй этим дамочкам. Если они вобьют себе в голову, что тебя нужно впутать в это дело…

Скрипки заиграли прелюдию, и ритмичная музыка захватила собравшихся прелестным живым темпом.

Король встал и поклонился королеве, но бал открыл с мадам де Монтеспан.

Анжелика вошла в зал. Настало время занять свое место среди танцующих.

А тем временем где-то за занавеской, в шляпе, украшенной перьями, усмехался карлик…

Глава 22

Военный триумф умножает величие государя. — Лозен влюбляет в себя внучку Генриха IV. — Герцогиня де Лавальер прибывает в расположение войск. — Козни и признания Атенаис де Монтеспан. — Триумфальные победы в Пикардии. — «Зеленый горошек, сир!» — Филипп дю Плесси-Бельер снова наказан королем

КОРОЛЬ увлекся войной. Сначала он приказал разбить военный лагерь в королевском заповедном охотничьем лесу Сен-Жермен. Каждая палатка, каждый шатер были на редкость красивы. Темно-красный шелковый шатер мессира де Лозена, вернувшего себе королевскую милость, состоял из трех комнат. Граф принял там короля и устроил грандиозный праздник.

В Фонтенбло, куда затем направился двор, количество войск увеличилось, и дамы получили возможность любоваться военными парадами. Королю нравилась строгая воинская дисциплина и красивые мундиры.

Ла Виолетт до блеска начистил кирасу своего хозяина. Эти доспехи больше служили для красоты, нежели защищали, поэтому поверх них маршал выпускал большой кружевной воротник. Богато расшитый шатер Филиппа стоил две тысячи ливров. Пять мулов везли его багаж. В его обозе имелись и верховые лошади. Мушкетеры, находившиеся в личном распоряжении маркиза дю Плесси, щеголяли в светло-желтых мундирах, белых кожаных кюлотах с золотой отделкой, их шпаги на позолоченной перевязи поблескивали серебряными гардами.

Да, война входила в моду. Быть может, призыв черни и всяческого сброда, вопившего на берегах Сены: «Эй! Король Франции, когда ты дашь нам войну?.. Отличную войну!» был наконец услышан молодым монархом, который тоже с удовольствием вдыхал пьянящий ветер славы?

Подлинную славу можно обрести лишь на войне. Военный триумф умножает величие государя.

Семь лет мира, и вот теперь впереди сияющим призраком замаячила война. Начиная с короля, принцев крови, дворян и заканчивая простонародьем, среди которого оказалось немало праздных драчунов, все мечтали ринуться навстречу приключениям, ощутить свойственное человеческой природе стремление поучаствовать в эпической игре под названием «война». Мнение мещан, ремесленников и крестьян никого не интересовало. Впрочем, разве они были против? Нет. Война для нации, которая ее затевает, — это обещание победы, богатства, процветания, иллюзорные мечты об избавлении от бедности. Народ доверял своему королю. Народ не любил испанцев. А еще англичан, голландцев, шведов и имперцев.

Казалось, наступило время показать всей Европе, что Франция — самая сильная держава в мире, она не намерена никому повиноваться и отныне будет диктовать свою волю другим.

Оставалось только найти повод. По приказу Людовика XIV крючкотворы перерыли все документы, относившиеся к политике прошлого и настоящего. После долгих изысканий было установлено, что королева Мария-Терезия, как дитя от первого брака Филиппа IV Испанского, имела право наследовать земли Фландрии[67], а Карл II, ребенок от второго брака, этим правом не обладал. Испания заметила, что это право действительно только для одной-единственной провинции Нидерландов; эта провинция действительно наследовалась детьми от первого, а не от второго брака монарха, но Испания, владеющая всеми остальными провинциями, не намерена принимать его в расчет. В ответ Испания напомнила, что, сочетаясь браком с королем Франции, Мария-Терезия торжественно отказалась от всего испанского наследства.

Франция возразила, что Испания не выплатила пятисот тысяч экю, которые, согласно Пиренейскому договору, должны были перейти королю Франции в качестве приданого Марии-Терезии. Нарушение данного обязательства аннулирует все предыдущие договоренности.

Испания отвергла требование отдать это приданое, потому что оно пошло в счет долга дочери Генриха IV, которая, став в 1621 году испанской королевой, не привезла с собой из Лувра оговоренной суммы.

Франция решила остановить поток дипломатических воспоминаний, руководствуясь принципом, что в политике следует иметь короткую память.

Армия выступила на завоевание Фландрии, а королевский двор отправился вслед за ней на увеселительную прогулку.

Пришла весна. Правда, весна необыкновенно дождливая, но все же это была пора, когда расцветают не только яблони, но и разные военные прожекты. Вслед за войском двигалось столько же карет, сколько было орудий и телег обоза.

Людовик XIV хотел, чтобы власть королевы как наследницы пикардийских земель была единодушно признана в каждом завоеванном городке. Он желал ослепить блеском своего двора местное население, более чем за полтора века привыкшее к испанским оккупантам, высокомерным, но нищим.

И наконец, король стремился нанести сокрушительный удар по промышленно развитой Голландии, чьи тяжелые корабли бороздили моря вплоть до Суматры и Явы, в то время как французский флот находился в полном упадке и рисковал сдать почти все торговые позиции.

Пройдет время, пока с французских верфей будут спущены на воду новые суда, а до тех пор надо разорить Голландию.

Но о последней своей цели Людовик XIV не рассказывал никому. Это была их с Кольбером тайна.

Кареты, телеги, лошади продвигались под проливным дождем по тем же дорогам, где только что прошли пехота, артиллерия и кавалерия. Сплошные рытвины, лужи и море грязи.

Анжелика ехала в карете мадемуазель де Монпансье. Принцесса вернула маркизе свое дружеское расположение после того, как из Бастилии вышел мессир де Лозен. На перекрестке их экипаж застрял из-за большого скопления людей вокруг только что опрокинувшейся кареты. Путешественницам сообщили, что это карета придворных дам королевы. Великая Мадемуазель заметила на придорожном склоне мадам де Монтеспан и помахала ей рукой.

— Идите к нам. У нас есть место.

Атенаис, подхватив юбки намного выше, чем то позволяли приличия, и перепрыгивая через лужи, вскоре присоединилась к Анжелике и ее спутнице. Она уселась в карету и со смехом принялась рассказывать:

— Никогда не видела более забавного зрелища, чем мокрый месье де Лозен в шляпе, одетой на его собственные волосы. Король уже два часа не отпускает графа от дверцы своей кареты, и парик Лозена настолько пропитался водой, что в конце концов бедняга снял его.