Святое русское воинство - Федор Ушаков

Около двух часов пополудни канонада с обеих эскадр вовсе прекратилась, остров находился уже совершенно во власти победителей, на нем подняты были русский и турецкий флаги и оставлено приличное число войск для охранения; неприятельские бомбардирское судно и галера были также взяты. В 3 часа главнокомандующий сигналом приказал всем судам флота отойти далее от Видо, что и было исполнено к 8 часам вечера. В деле этом на русских судах всего убито 9, ранено 28, и на турецком фрегате «Херим Капитана» убито 8, ранено 7; из русских десантных войск убито 21, ранено 55, и почти столько же турок и албанцев.

Не менее успешно было нападение, сделанное на главные укрепления Корфу. Между тем как флот занят был покорением назначенного ему пункта, батареи – северная, у деревни Мандукио, и южные, на высотах Св. Пантелеймона, – громили неприятеля; корабли же – «Св. Троица», Патрон-бея, фрегат «Сошествие Св. Духа», акат «Ирина» и шебека «Макарий» – атаковали южную часть старой крепости. До пяти часов вечера пальба продолжалась с обеих сторон с равным упорством; наконец, по повелению главнокомандующего, албанцы и турки, подкрепленные матросами и солдатами, свезенными с вышеуказанных судов, бросились на приступ наружных пристроек, и хотя были опрокинуты, однако, получив немедленно подкрепление, возобновили нападение.

Французы защищались храбро и дорого уступали каждый шаг; но осаждающие спустились в глубокие рвы, приставили лестницы, взобрались на высокие стены, завладели двумя важнейшими наружными укреплениями, Св. Сальвадора и Св. Авраама, и заставили неприятеля ретироваться во внутреннюю крепость. В течение этого дня на батареях Мандукио и Св. Пантелеймона и при нападении на укрепления, из русских войск убито 22 человека, ранено – 72; турок и албанцев убито – 61, ранено – 92.

Видя остров Видо и передовые укрепления во власти неприятеля и убедившись в том самоотвержении, с каким осаждающие готовы были возобновить нападение, генерал Шабо и генеральный комиссар Дюбуа вечером того же дня послали следующее письмо к главнокомандующему:

«Господин адмирал! Мы думаем, что бесполезно жертвовать жизнью многих храбрых воинов, как французских, так русских и турецких, находящихся перед Корфу. Поэтому мы предлагаем вам перемирие, на сколько времени вы рассудите необходимым для постановления условий о сдаче этой крепости. Мы приглашаем вас к сообщению нам намерений ваших по этому, и если вы желаете, то составим сами пункты предполагаемых нами условий.

Имеем честь быть, и проч. Корфу, 11 вантоза, VII года Французской республики (18 февраля 1799 г.)». На предложение это адмирал отвечал обещанием в непродолжительном времени доставить условия сдачи: «Я всегда на приятные договоры согласен, и между тем пошлю во все места, чтобы от сего времени на 24 часа военные действия прекратить», – писал он генералу Шабо. На другой день французский бригадный генерал и другие уполномоченные приехали на корабль «Св. Павел» для подписания капитуляции, которая была 20 февраля подписана обеими сторонами с приложением печатей.

Итак, могущественная крепость острова Корфу, до тех пор никем еще непобежденная, должна была уступить храбрости и искусству осаждавших; но чтобы вполне оценить при этом заслугу адмирала Ушакова и его подчиненных, необходимо с некоторой подробностью взглянуть на те неблагоприятные обстоятельства и затруднения, в которые был он поставлен в течение всей четырехмесячной осады, – затруднения, для преодоления коих надобно было много способностей и твердой воли, так что победу эту можно назвать двойной, и, следовательно, тем более доблестной и поучительной.

Прежде уже мы упомянули, что Порта разослала повеления некоторым пашам о доставлении войск для осады Корфу и что Али Янинский находился в числе тех, которые наиболее обязаны были содействовать соединенному флоту. Однако могущество и независимость этого паши от своего правительства, враждебные намерения и тайные замыслы заставляли его неохотно согласоваться с видами главнокомандующего, и первым поводом к обнаружению этого послужило самое варварство паши, сделавшее его столь известным.

Али-паша представлял собой редкое явление человеческой природы, сосредоточившей в нем все самые чудовищные и гнусные наклонности: хитрость, измену, предательство, корыстолюбие и ненасытную жажду убийств и хищений; мстительность его изобретала самые изумительные неистовства. Недовольный безнаказанностью своих поступков и награбленными несметными богатствами, престарелый Али намеревался еще отложиться от Порты и сделаться независимым повелителем Албании.

С этими видами он старался приобрести дружбу Французской республики, способствовал французам к завладению венецианскими крепостями на албанском берегу: Бутринто, Паргой и пр., и полагал, что экспедиция в Египет доставит ему удобный и верный случай к исполнению намерений; но Нильское сражение расстроило эти замыслы.

Он увидел, что французы вскоре сами вынуждены будут оставить владения свои в Албании, и тогда, чтобы прикрыть измену, вдруг сделался открытым и ожесточенным врагом их: схватил и заключил в темницу одного французского генерала, приглашенного им с Корфу на албанский берег для дружеского свидания, напал на Бутринто и через короткое время овладел всеми местами, принадлежавшими французам в Албании, имевшими небольшие отряды войск.

Бесчеловечье его в особенности разразилось над жителями города Превеза, при взятии коего он потерял, как доносил Порте, до девяти тысяч человек своего войска, и озлоблен был на некоторых граждан за оказание помощи неприятелю; успевшие избежать кинжала или тяжкого плена скрылись в горы и на соседние острова и обратились к покровительству русского адмирала. Так как вместе с тем паша посадил в тюрьму находившегося в Превезе коллежского асессора Ламброса, бывшего русским консулом на Мальте, то Ушаков, еще во время пребывания у острова Св. Мавры, послал лейтенанта Метаксу с просьбой об освобождении консула и пощаде жен, детей и невинных.

Паша обещал прекратить свои преследования, дружески отвечал на письмо, но варварство на самом деле продолжалось; кроме того, он заставлял жителей подписывать письма, изъявляющие ему признательность за великодушное с ними обхождение, и посылал их в Константинополь, чтобы они могли служить опровержением на жалобы русского адмирала. Отчаяние и озлобление овладело наконец жителями всех прибрежных мест, составлявших французские владения; город Парга поднял русский и турецкий флаги, надеясь этим сколько-нибудь защитить себя, и вместе с тем через депутацию умолял главнокомандующего о помощи и даровании правления, какое учреждалось тогда на Ионических островах.