Князь Изгой - Яр Серебров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело шло своим чередом. На железно-каменной, сковали большую, на десять пудов, однорогую наковальню. Пластины разогревали докрасна в горне, сыпали флюс и укладывали на поковку, а после, попеременными ударами кувалд сваривали. Сделал маленький финт ушами. При любой поковке необходимо нагревать обе свариваемые поверхности, любой кузнец это знает. Азы. Но если поковка габаритная? Каждый раз ворочать и греть центнер металла в горне? Хорошо, приварил пластину, а после тело заготовки остынет и что, снова греть? А пластин сорок восемь штук! Это что, их до осени ковать что ли?
У нас такие массивные поковки газовой горелкой нагревают, но мне то, где газ брать? На торгу не продают. Голь на выдумки хитра вот что удумали. Сковали короб с сетчатым дном, чуть больше размера пластины. Внутрь засыпаем углей горячих, а сбоку трубка приделана на которую кожаный шланг одет для подачи воздуха, от ручных мехов. Пока одну пластину куют, мобильный горн одевают на противоположную сторону. Он маленький, при ковке не мешает. Пацан, что воздух качает вообще за два метра от рабочей зоны стоит. Закончили сварку, убрали горн, а наковальня под новую пластину докрасна раскалена. Красота!
В целях экономии металла между лапами наковальни устроена ступенчатая арка. Тело «варим» из недорого уклада, рог же, хвост и наличник, из доброго, устюжского. Наличник имеет три сквозных отверстия: два круглых, для пробивки отверстий в поковках, и одно квадратное, для установки подкладного инструмента и прочих приспособлений. Хвост сделан в виде выступа с прямыми углами, предназначается для гибки заготовок под углом девяносто градусов. Готовую наковальню шлифовали, науглероживали и закаляли. После крепили П-образными скобами к дубовой основе. Такие наковальни по сравнению с местными смотрятся, как современный грузовик рядом с ржавым мопедом. Добрын, что до того ходил и кусал локти от чрезмерного расхода уклада на чудачества князя, поработав на такой, вечером отошёл, с грустью посмотрел на свою, погладил её и с тяжёлым вздохом отправил на разделку.
Сижу аки куркуль, считаю каждый килограмм железа. Его высокий расход на инструмент и наковальни привело к тому, что мы были вынуждены обменивать у городских кузнецов часть криц из неприкосновенного запаса на уклад по крайне невыгодному курсу. Металлический фонд немного вырос и составил аж шестьсот сорок килограмм, только счастье длилось недолго. Девяносто килограмм на «лицо» каменной наковальни. Малых однорогих наковален сковали две, по тридцать килограмм, плоских, безрогих — четыре по двадцать пять. Всего за неделю работы наковальни скушали триста восемьдесят килограмм. Больше половины запасов уклада! Прочий «мелкий» опорный, ударный, парный, подкладной и накладной инструмент металла кушал не меньше.
Триста двадцать две позиции! Три убористые страницы с названием, весом и назначением инструмента. От кузнечных топоров и обжимок до фасонных молотков и конических бойков. Уклад таял воистину с фантастической скоростью. А всё почему? Подход другой. Здесь прежде всего наковальня — инструмент индивидуальной работы. Любой меч, топор, плуг скованный вручную уникален. Ибо невозможно выдержать строгие размеры как бы ты глазомером не обладал. И без разницы откуда кузнец из XXI века нашей или вообще до нашей эры. У нас же на каждую массовую деталь или элемент сей детали, да те же ручки для инструмента, готовили подкладные и накладные штампы да обжимки, что в том числе перепадали «подшефным» городским артелям, ибо снимало кучу проблем со шлифовкой-подгонкой. Тем более на штампы не смотрели, как баран на новые ворота, так как зачаток поточного промышленного производства гвоздильни всем известны. У нас же не только гвоздильни, но и тяжёлые гвоздильные плиты сваривали двадцати шести размеров, да с возможностью опрокидывания для выбивки гвоздей. Другой уровень. Штампы здорово облегчили работу, а универсальные детали позволили выковать огромное количество кузнечного инструмента.
А народ то, снова на Прохора нехорошо поглядывает. Кузня здорово на пыточную смахивает, ибо как обычно, назначение части инструмента не рассказываю в связи дичайшим цейтнотом, а что они додумывают за меня… Боюсь даже представить. Пару недель надо пережить. Как говаривал Суворов, тяжело в учении, легко в бою. Запас инструмента карман не тянет, зато при реализации любого направления: от керамики до производства оружия, проблем не возникнет. Хороший инструмент основа любого дела, и чем он разнообразней, тем эффективнее и быстрей мы будем создавать станки и оснастки.
На деле, до половины «изобретённого» инструмента, так или иначе уже применяется, только раскидано по частным кузням от Пекина до Лиссабона. Здесь, если кто сковал уникальный инструмент или оправку, уж будьте уверены, их берегли словно зеницу ока. Уникальные изделия живые деньги приносят, а если ты профукал секреты или инструмент особый, сиди на бобах или паши как папа Карло за три копейки. Выдавать секреты не принято, а «Прохор» фонтанировал ими как из рога изобилия, что за все рамки выходило.
«Как деды, завещали, тако и мы будем ладить!» эти слова произносимые десятки раз в день доводили меня до белого каления, иные уже и знали, чего мне следует говорить. Инерция мышления… С ней как боролся: нужно по графику шестигранный шлиц сверла проковать, ради внедрения «техническое» соревнование устраиваю. Сам обжимками, да бойками пользуюсь, а Добрын по старинке. Рядом же песочные часы ставим. После работы готовый инструмент на шлифовку отдаём и засекаем сколько времени на обработку на каждый уходит. Факты на лицо, с ними никакой стариной не поспоришь. Все же опыта житейского, да знаний, как работать с «недалёкими» рабочими у меня поболе. Годков то мне, ой-ой-ой.
И с кузнечным, и со столярным инструментом всю жизнь дело имел. У деда кузня своя была. Не многому, но кое чему научился. Любопытный, с самого детства, за какое дело не берусь, непременно секреты пытаюсь выведать, а на память я никогда не жаловался. После, в войну, также в кузне работал.
В июле сорок первого отец на фронт пошёл, добровольцем, а уже в ноябре пришла похоронка. Рядовой Иван Сергеевич Тимофеев 1898 года рождения, в бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество был ранен и погиб 31 октября 1941 года. Похоронен в деревне Андроново, Вяземского района. Отца все любили, мать с ума от горя сошла и слегла с горячкой, а через неделю умерла. Я после это сам не свой
