Пятая Салли - Дэниел Киз

– Приступы ненависти? О чем вы, Роджер? В жизни никого не ненавидела!

– Это потому, что вы добрая и славная, Салли.

Роджер хотел еще что-то сказать, но, видно, счел момент неподходящим.

– В нашей культуре, Салли, усиливается тенденция «отпускать» свое внутреннее «я», позволять ему доминировать, «задвигать» когнитивные и мыслительные процессы. Я научу вас некоторым полезным приемам. Они позволят держать себя в руках и избегать провалов. Ибо вам как раз нужен самоконтроль, иначе беда неизбежна.

– Мне эта тенденция не по душе, Роджер, не волнуйтесь.

– И все-таки время от времени вас может посещать отчаяние, ощущение, что все рушится. Сейчас вы в хорошей форме – не ждете волшебного спасения, сами контролируете свои мысли и действия…

– Внутренний я-помощник и куратор.

– Что, простите?

– Так, пустое. Почему-то всплыли слова в сознании. Кажется, я их от вас слышала.

– Верно. Но отныне вы будете справляться с собою и без них. Вы – сама себе проводник, сама себе стрелочник. Так мчитесь же на полной скорости и по основному пути.

– Ваши метафоры меня с ума сводят. А служебный вагон мне полагается?

– Приемы, стало быть, следующие…

– Уровень-то хоть приличный? До «Восточного экспресса» я дотягиваю?

Несколько мгновений Роджер подозрительно смотрел мне в глаза, словно пытался разглядеть нечто за зрачками.

Я встала на колени, подалась к нему, приблизила лицо к его лицу.

– Знаете, Роджер, а меня ведь две. По одной на каждую линзу ваших очков. Я об отражении говорю, если что.

Он взял мои руки в свои, развернул ладонями вверх.

– Это не повод для острот, Салли. Вас действительно две, и вы должны это четко понимать.

Я попыталась высвободить руки.

– Не шутите так, Роджер.

– А мне и не до шуток. Я не отпущу вас, пока вы кое-что важное не осознаете.

– Даже слушать не желаю.

– Знание – единственный способ защиты, Салли. Сегодня вы подверглись процедуре, которую можно приравнять к хирургической операции на головном мозге. Некто внутри вас – тот, кто усиливает ваш подавляемый гнев, – пытается снова вас расщепить. Вам нужно оружие для защиты.

– Несколько минут назад речь шла о приемах. А теперь вы говорите – оружие. Мне уже страшно.

– Хорошо, пусть будут приемы. Не в названии суть. Вообще опасная штука эти названия. У слов есть свойство: будучи произнесенными вслух, они способствуют материализации явления или предмета. Нет, мы не будем злоупотреблять словами. Не станем давать названия ощущениям, предчувствиям, образам. Вы очень восприимчивы, Салли. Вас и в дальнейшем будут посещать так называемые предвестники, или аура, которые, по вашему признанию, предшествовали провалам. Помните, вы говорили, что продолжительность таких состояний – считаные секунды?

– Нет, не помню.

– Так вот, пока память к вам не вернулась, вы будете пользоваться моими записями. Имейте в виду: в течение этих считаных, но решающих секунд у вас сохраняется шанс вернуть контроль над собой. Применим постгипнотическое внушение. Итак: вам достаточно крепко сцепить пальцы рук и трижды сжать их до боли, и тогда провал не наступит. Всякий раз, когда вас посетит аура, выполняйте это несложное упражнение. Заодно вы избавитесь от мигрени и снимете нервное напряжение. А главное – останетесь в сознании.

– Я все поняла, Роджер.

– Очень хорошо. Ему известно, что скрывает мрак…

Роджер заглянул мне в глаза.

– Как вы себя чувствуете, Салли?

– Скажем так: я себя чувствую. Точка. Я – здесь и сейчас. Я – цельная, материальная. Не знаю почему, только эти ощущения для меня в новинку. Словно раньше я была невесомая, как привидение.

– Вам нравятся новые ощущения?

Я подумала и кивнула.

– Да. Я самой себе кажусь более… настоящей.

Роджер стиснул мою ладонь, я ответила на пожатие.

– Да, Роджер, именно так. Я – цельная, из плоти и крови. И мне хорошо.

– Это чувство вас не покинет. Напротив, оно будет усиливаться. Правда, порой вас будет посещать подозрение, будто вы вновь стали призрачной. Все мы время от времени попадаем во власть иллюзий. Помните: если эти ощущения будут сопровождаться аурой – сжимайте руки, как я вас учил. Ну-ка, покажите, как надо сжимать руки?

Я повиновалась.

После сеанса, во время прощания, я уступила соблазну – чмокнула Роджера в щеку.

– Мне так хорошо!.. Это целиком и полностью ваша заслуга. Вы – самый замечательный в мире доктор.

Он просиял.

– Вам, Салли, я тоже многим обязан. Хорошего дня. Встретимся послезавтра в это же время.

Уже на улице я подумала: наверное, так видят мир дети. Все для них ново и свежо. Я заглядывала в лица прохожих, останавливалась возле каждой витрины, запрокидывала голову, любуясь зданиями, мимо которых гуляла сотни раз. На Пятьдесят седьмой улице я не пропустила ни одного художественного салона. На Пятой авеню, увидев офис авиакомпании, стала думать о путешествиях. Здорово было бы путешествовать с Роджером. Правда, он наверняка уже бывал в Европе. Что ж, показывая мне новые места, он и сам увидит их с неожиданной стороны. Моими глазами. А я буду смотреть его глазами.

В том, что Роджер меня любит, я не сомневалась. Часть меня воспылала к нему еще при первой встрече. Он это переносом называет – ну и что? Я покажу ему: дело не только и не столько в переносе. Роджер за последние месяцы изменился. Душевнее стал, внимательнее, деликатнее.

Мне встретилась женщина с двумя маленькими детьми, и я внезапно поняла, что тоже изменилась. О своих близнецах я не вспоминала с того дня, когда звонила Ларри. То есть очень давно. Снова время шутит со мною шутки. Некоторые дни растягиваются, как резинка. Другие дни, и даже целые недели, проваливаются, исчезают без следа, без воспоминания. Но как я могла забыть про родных детей? Нужно непременно с ними увидеться. Решено: я приеду к Пэту и Пенни без приглашения. Сюрприз устрою. Нет, нельзя. Ларри, наверно, ужасно на меня зол. За что? Да вот хотя бы за телефонные звонки, о которых я не помню. А я все еще люблю Ларри и хочу его вернуть. Нет. Не то. Я его не люблю и уж точно не желаю возвращения к прошлому. В чем тогда дело? Незаметно я оказалась в Рокфеллеровском центре. Села на скамью. Конечно, часть меня по-прежнему любит Ларри – ведь он женился на мне, забрал из кошмарного места, которое я называла домом. Только это была не любовь. Это была зависимость. Может, и с Роджером то же самое?

Я зашла в телефонную будку, нашарила в сумочке мелочь. После третьего гудка ответила Анна.

– Только не бросайте трубку. Это Салли.

– Боже! Опять! И как не надоест!

– Послушайте, Анна, я изменилась. Я звоню, чтобы извиниться перед вами и перед Ларри за все проблемы, что вам доставила. Я понимаю, вы проявляли ко мне огромное терпение. Я вам благодарна. К прежнему возврата не будет. Я прошла курс лечения. Врач очень знающий, опытный. Кажется, я совершенно выздоровела. Только не думайте, что я была сумасшедшая. У меня синдром… вы, наверное, о таком слышали – синдром расщепленной личности. В смысле, был. Сейчас я от этого избавилась. Неприятности причиняли мои альтеры. Поэтому я не помнила, что творила.

– Салли, это ты?

Голос принадлежал Ларри. Наверное, он взял трубку на параллельной линии.

– Да, это я – цельная, адекватная Салли, которая полностью себя контролирует. Я почти все теперь помню, и…

– Как-то по-другому говоришь, – выдал Ларри.

– Просто трюк новый выдумала, – предположила Анна.

– Ваши подозрения оправданны, хотя в данном случае и напрасны, – сказала я. – Вам необходимо понять, что в прежние разы я была не я, а несколько совершенно разных личностей. Может, как-нибудь я загляну в гости и тогда все объясню подробно и по-научному. Особенно мне хочется объяснить все детям, а то они, бедняжки, не понимают, что с их мамой происходило. Если бы Пэт и Пенни поняли, что я их очень люблю и что никогда не желала им зла, мне бы этого хватило для счастья.

– Похоже, на сей раз она не врет, – пробормотала Анна.

– Постой, Салли, – заговорил Ларри. – Ты и правда не досаждала бы нам, если бы дети все насчет твоей болезни поняли?

– Да. Клянусь.

– Ты же их захочешь отсудить, разве нет?

– Захочу, конечно. Я ведь мать. Но «захотеть» и «сделать» – разные вещи. Я понимаю теперь, что с тобой и с Анной детям лучше. Им нужны полная семья и стабильность, которые я обеспечить не могу. Я знаю, что в вашем доме Пэт и Пенни окружены любовью.

– Что ж, – произнес Ларри, – ты, верно, позвонила, чтобы поздравить близнецов с днем рождения. Если хочешь, я…

– Боже! День рождения! Как я могла забыть! Подожди, разве это нынче? Разве не завтра?

– Завтра мы для них устраиваем детский праздник. В час дня. Можешь прийти.

– Спасибо, Ларри! Как раз успею купить подарки. Не беспокойся, никакой фортель я не выкину. Я научилась себя контролировать.

Повесив трубку, я поспешила на Шестую авеню. Ах, жаль, мне неизвестно, какие игрушки уже есть у моих детей, о каких подарках они мечтают. Мне вообще почти ничего не известно про Пэта и Пенни. Мои родные дети для меня все равно что первые встречные на улице, как ни тяжело констатировать этот факт. Погрязшая в собственных проблемах, я проворонила их детство и рискую проворонить отрочество.