Ослепительный нож - Вадим Полуян

- Я не хочу глядеть на казнь. Мне надобно на площадь, где повозки с лошадьми, - молила Всеволожа.

- Гляди! - тянул купчина крюковатый перст. - Покуда не окончат, отсюдова не выберешься.

Она глядела, как со страшной вышины моста низринули в свинцовый Волхов человека с камнем на ногах.

Вдруг закричали рядом:

- Вот он! Вот он! Евстафий Сыта с Нутной улицы! Его ещё не поймали!

Купчину окружили, вознесли и плавно двинулись к мосту, как с гробом на похоронах от дома к лошадям, впряжённым в погребальный одр. Несомый вскидывал руками и ногами. Стогорлый рёв глушил его мольбы.

- А эта? С ним? - вопил вихрастый мастеровой, дыша хмельными вонями, хватая Всеволожу за руки.

- Прочь, сучий потрох! Она со мной, - обнял и поволок Евфимию от страхолюдья высокий молодец в узком кафтане с золотым, стоящим под затылком, козырем.

- Ты кто? Куда? - сопротивлялась Всеволожа.

- Я узнал тебя, Евфимия Ивановна, - объявил, как Небом посланный, спаситель. - Многожды видел у Пречистой подле Софьи Витовтовны на рундуке. Нимало не страшись, боярышня. Я - князь Роман Переяславский.

- Сведи меня на площадь, князь Роман, - просила Всеволожа. - Там ждут кареть и воевода Наримантов.

- На площадь не пробиться, - спустился с нею князь по узкой лестнице на подберег, заваленный мешками, ящиками, бочками. - Здесь склады, тишина. Здесь я оставил доброго коня.

Он кинул оршугу сторожу, вскочил в седло, протянул руки Всеволоже:

- Пожалуй, не смущайся. Отвезу, куда велишь.

- Вези на двор к степенному посаднику, - доверилась ему Евфимия.

Они скакали пустыми улицами и заулками, не наводнёнными народом. Должно быть, князь Роман - бывалец в Новгороде, знал его изрядно.

Спешились на вовсе не знакомой Всеволоже улице у почерневших, не посаднических врат.

- Чужое место! - заподозрила боярыня неладное. - Куда привёз? Тебе неведом двор Своеземцева?

- Двор Василия Степаныча мне ведом, - улыбнулся князь. - Однако же взойдём к моему другу ненадолго. Я должен передать подарок. Он ждёт.

Они вошли в угрюмый неказистый старый дом. Не на подклете, без широкого крыльца и без каких-либо прикрас. В сенях было тёмно и пахло то ль закваской, то ли суслом. Князь отыскал дверь ощупью. И в следующий миг Евфимия увидела Васёныша.

- Ба! - вскрикнул он, вскочив из-за стола. - Ну, чудо! Вот так чудо! - И подскочил к Евфимии, во всю ширь раскинул руки: - Обхапимся, родная!

Всё в ней похолодело. Поняла, что снова в западне. Застыла каменно и не противилась объятиям Косого. Лишь тихо молвила:

- Медведь обхапчив!

4

Чулан, всё наполненье коего - пустой бочонок из-под мёда и лавка, чёрная от времени, хотя и наскоро обтёртая, вот этот-то чулан с пустым волоковым окном стал новым обиталищем Евфимии. Ни сил, ни ловкости ей не хватило, чтоб совладать с Васёнышем, втолкнувшим её сюда. Теперь боярышня сидела в полной темноте и вслушивалась в скрипы большого деревянного жилища. В безгласное ночное время дом жаловался и стонал гнилыми половицами, оконницами, матицами и ещё не поймёшь чем.

Еды она не приняла и всё ж страдала оттого, что не могла сходить в задец и не было в чулане ночной посуды. Достукиваться, требовать смущалась. А достучишься до кого? Охраныши, как видно, далеко. Дверь заперта снаружи, и весь сказ.

Вот - приближающийся шорох, скрежет засова, свет свечи…

Перед ней жена ли, дева ли в повойнике, повязанном под подбородком.

- Я Неонила. По нужде не выйдешь ли? Евфимия пошла за нею, за слабым светом в её руке.

Чёрным ходом вышли в крытый двор, где терпко пахнущие кони хрупали овсом.

- Не выведешь ли меня вон отсюда? - спросила Всеволожа.

- Не смей думать, - истиха сказала Неонила. - Снаружи сторожа. Им о тебе ведомо.

Когда вернулись, Неонила не ушла. Прикрыла дверь, поставила свечу на лавку.

- Не мысли дурно о переяславском князе, - молвила она. - Государь ему поведывал о вашей давней пламенной любви и вынужденной злыми кознями разлуке. Роман был уверен, что, нечаянно найдя тебя, доставит вам обоим неожиданное счастье. Потому, ни слова не сказав, привёз свою найдёну в этот дом. Теперь-то видит - оплошал, да поздно. Ты поделись со мною горем, передам ему. Авось исправит скорбную оплошину.

Боярышня, как опустила очи, сев на лавку, так и не подняла на Неонилу взора.

- Ступай с Богом. Князю Роману передай: пусть спит спокойно. Ничего он не исправит. Когда Василий Юрьич впихивал меня в это позорное узилище, виновный не повёл и бровью.

- Охолонись, боярышня, помысли здраво, - присела перед нею на кокурки Неонила. - Ведь князь Роман крест целовал князь Юрию!

- Крест целовал озоровать с ним заодно? - сурово глянула на деву Всеволожа. - Беззакония творить?

Со вздохом Неонила поднялась, взяла свечу.

- Не по уму, боярышня, мне эти речи. Не имею внятельного разумения. Почивай, как сможется. Приду в первом часу дня. А пищу ты б не отвергала, не лишалась сил на будущее.

Она ушла. Евфимия сидела, временами уходя в освободительную дрёму, до тех пор, пока в волоковом оконце, впускавшем ночной холод, не засинел рассвет.

Её вспугнули тяжкие шаги. Вот резко отлетел засов. Дверь расхлобыстнулась. На пороге - Васёныш в каком-то чёрном кукуле. Закрыв дверь, он мешковато опустился на бочонок из-под мёда.

- Офима, не ругайся за вчерашнее. Был одержим вином. Теперь бежим, не мешкая. Зыбеж скрывал меня в Великом Городе. Сейчас замятия катится на убыль. Федорка Жеребец протрезвился и объявил, что он оговорил утопленных вчерашним днём. А для кого лил деньги, осталось тайной. Нынче уж не спросишь. Секира, напоивший Жеребца, свёл счёты кое с кем и сам внезапно кончил жизнь. А Жеребец убит. Его именье грабят. Посадник с тысяцким поставили иных ливцов. Всё перельют, что не по мере. Берут от гривны по полуденьге.

- Зачем ты предо мною разглагольствуешь? - оборвала Евфимия. - Коли не одержим вином, так отпусти.

Васёныш глянул в мелкое оконце, набирающее свет, и зло прищурился.

- Как бы не так! Тут не село Падун. Василиус на помощь не приспеет. Бунко-предатель не спасёт.

- Вот вздоры! Не предатель Карион Бунко! - встала Евфимия. - Ты до сих пор не выслушал меня.

Васёныш тоже встал, сжал кулаки.

- А что мне слушать? Твой Карион жив, служит Можайскому, живёт с латынкой некрещёной. Мой Фёдор Трябло мёртв!

- Не на виновных взыскиваешь вины, - противоречила боярышня.

Князь не внимал.

- Нам надобно бежать. Архиепископом в Святой Софии теперь Евфимии, твой соименник, мой лютый враг, ибо Василиусу друг. Посадник Новгородский стакнулся с московским воеводой, бывшим моим колодником. Бежать… Куда бежать? - забегал по чулану Косой. - На Мету, в Бежецкую, Двинскую область, в северные пределы Великого княжения. Там галичане с вятчанами - моя подкрепа. А ведь только что был на Москве! Бояре тамошние величали государем. Изменники! Все изменили. Даже братья! И ты, моя любава, ненавистница моя, со всеми ними заодно. Ишь, «отпусти»! Чтобы укрылась у своих ангелов-хранителей Мамонов, у дьяволов - убийц моего батюшки!

- Мамоны непричастны к смерти князя Юрия, - вставила Евфимия.

Косой застыл насупротив, зыркнул беспощадно:

- Не побежишь со мной, убью!

- Неужто кровь мою прольёшь? - как бы не веря, усмехнулась Всеволожа.

- Твоя кровь дороже, что ли, моей? - прошипел князь. - Или ты считаешь себя лучше всех?

Боярышня уселась на свой темничный одр.

- С тобой не побегу. Разве что наейлком, в колодах. Ты не доведёшь до этого.

Васёныш поднял взор горе, подумал и изрёк:

- До колод не доведу. Однако ж оставлять приобретённое не в моих правилах. Я увезу тебя в гробу. Чудесный способ покинуть негостеприимный Новгород без подозрений и задержки. А чтоб не крикнула, я в крытый погребальный одр велю девицу Неонилу посадить и парочку охранышей. Мы в крышке гроба над твоим жестоким сердцем просверлим дырочку. Чуть подашь голос, Нелюб спицей грудь проткнёт. А новгородцам скажем, будто кричала Неонила. Ловко придумано?

- Куда как ловко! - согласилась Всеволожа. Васёныш вышел. Он казался сумасшедшим. Много спустя Неонила принесла шматок копчёной буженины с хлебом и горячий взвар. Заточница не приняла.

- Всуе упорствуешь, боярышня, - шептала в ухо дева, опасливо косясь на дверь. - Князь Роман чуть ли не падал ниц перед Васильем Юрьичем. Молил тебя освободить, не мучить, не неволить. Тщетно! Уже наказано великокняжьим слугам немедля сколотить сосновый гроб. На что, скажи, на что похитчику нужна твоя девическая жизнь?

- Не жизни, чести моей девичьей готовят домовину, - ответила Евфимия. - И не великокняжьи слуги, а разбойничьи. А ветчину неси назад. Тошнит от вида мяса.