Дневник на итальянском (СИ) - Харрис Элиза

Её глаза расширились, а плечи напряглись. Сводная закусила нижнюю губу, и быстро отвернулась, пряча выражение лица.

«Самодовольная сволочь»

— Мы всегда были чужими друг другу людьми. — слова сами собой вырывались наружу. По какой-то причине, с ней мне хотелось говорить. Хотелось слушать её, и быть честным. Настоящим. Так она говорила? — Всё, что волновало и волнует отца — его бизнес. Он трудоголик. Жестокий. Властный. Справедливый. Но не по отношению к собственной семье.

— Твоя мама… — осторожно начала, словно боясь, что вопрос вновь заставит меня сорваться на неё. Я усмехнулся. Понял, что она имела ввиду.

— Нет, она живая и здоровая. Более чем. — горько ухмыльнулся я. — Укатила с любовничком в Амстердам и теперь высылает открытки на мои дни рождения. До нас с отцом ей никогда не было дела. Всё, что волновало мать — деньги отца. Их развод никак не отразился на мне. Наверное, в какой-то мере, после её ухода, мне стало легче. Мы стали свободнее, и больше не приходилось притворяться семьёй. Больше не приходилось слышать вопли вечно обделённой вниманием матери, громкие хлопки дверью, когда уходил отец и вечное нытье, которым она пыталась настроить меня против папы.

«Папа»

Уже забыл, когда в последний раз так обращался к нему. Наверное, в глубоком детстве.

— С появлением твоей матери в жизни отца, он… — какая-то ревность ли печаль поселилась во мне. — Он изменился. Никогда не видел, чтобы он смотрел так на какую-либо женщину. Я всегда знал, что с моей биологической мамашей он всегда был, как в клетке. Жил в офисе, как робот. Пока я был маленьким, уделял всё внимание мне, а потом…в какой-то момент всё просто изменилось. Я вырос, он потерял интерес во взрослом сыне, а мать и вовсе никогда не любила меня. Я — её путь к деньгам отца. Был, есть и буду.

— Джеймс… — её шепот, едва слышный, дрогнул. А я вздрогнул, когда почувствовал теплую маленькую ладонь поверх своей. Мой взгляд был прикован к её хрупкому запястью и тонким пальцам, которые неуверенно накрыли мою ладонь. А самый чистый из всех, что я видел, взгляд, с приоткрытыми губами, отпустило демонов во мне.

— Даже не думай об этом. — в какой-то момент мой голос перешёл на шепот, завороженно глядя в её глаза. — Я рассказал тебе об этом не для того, чтобы ты меня жалела. Я…я вообще не понимаю, какого черта все это говорю тебе.

— Каждому человеку нужна возможность выговориться. Невозможно всю боль копить в себе. Однажды, можно не выдержать. — и она замолчала, тяжело сглотнув. — У меня не было такой возможности, когда было необходимо.

В её глубоких глазах вдруг отразилась тяжёлая печаль, которую невозможно выдержать на таких хрупких плечах. Мне показалось, она думала о чём-то, что причинило ей боль и оставило отпечаток. А потом, в её голосе появилась резкость и новые нотки протеста.

— Никто тебя не жалеет! Перестань вести себя, как самодовольная сволочь. Ты тоже человек, — и ее последние три слова врезались остриём в лёгкие, перекрывая воздух. — А каждый человек заслуживает любви. Даже если любовь давно перестала для тебя что-то значить.

— Любить кого-то — значит перестать быть собой.

— Что это значит?

— Когда любишь, никого другого для тебя не существует. Все мысли, все поступки и действия зависят от настроения твоего партнёра. Ты становишься зависимым, одержимым. Психом короче говоря. — мне вдруг захотелось увидеть выражение лица Эрики. Ведь сводная сказочно верила в настоящую любовь до гроба, отчаянные поступки и неделимость.

— Когда любишь, — любишь по-настоящему, — чувства не станут одержимостью. Наоборот, они сделают тебя сильнее и подарят уверенность, на которую раньше ты был не способен. Любить кого-то и быть любимым в ответ — значит не предавать самого себя.

— цитаты из любовных романов?

— Из жизни.

— Ты любила? — резкий вопрос вылетел быстрее, чем я смог о нём подумать.

Во взгляде сводной затаилась веселая искорка, а губы растянулись в легкой улыбке.

— Джеймс, — она просто назвала моё имя, а всё тело напряглось, как у десятилетнего мальчишки перед первым поцелуем. Её голос звучал, как самое сладкое искушение. Тепло, нежно и шёпотом. — Кристиан любит тебя. Но он, как и ты, не знает как проявить свои чувства. Не знает, с чего начать. Он боится, что у него может не получиться. Помоги ему. Не противься.

— Если ты собралась читать мне нравоучения, то…

— Когда ты решишься, может быть слишком поздно! — её голос сорвался. — Я бы и рада была исправить что-то, проводить с папой больше времени, спорить, ругаться, но уже поздно! Его нет рядом, и тогда начинаешь понимать, как бываешь иногда не прав. Цени то, что имеешь. И пусть твои родители не такие, какими бы ты хотел их видеть, мама не самая заботливая на свете, а отец не самый внимательный — они у тебя есть! И пока это так, исправить можно всё. Просто поверь мне, я знаю о чём говорю, твой папа очень тебя любит. Но твоя жестокость, холод и отстранённость не даёт ему шанса. А ты не даёшь шанса себе.

Больше всего меня злило то, что она была права. Каждое слово въедалось в мозг, клинком врезалось в легкие и не выходило из мыслей. Всю жизнь я пытался не думать об этом, обвинять всех вокруг и считать окружающих ублюдками, но Эрика, со своими розовыми очками, заставляла верить, что в этом чертовом мире ещё осталось что-то хорошее, и меня.

— Чем тебе нравится эта сказочная фигня? — нарушил я первым молчание. — Эти мультики придуманы для пятилетних девочек.

— В них есть то, чего не встретишь в жизни. — улыбка, нежная и трогательная, коснулась ее губ. И мне самому чертовски захотелось коснуться их. — Добро. Что-то настоящее и светлое. Любовь, которая не требует чего-то взамен. Которая дарит свободу, силы и счастье. А ещё…пока на экране не появятся титры, ты находишься в другой реальности, где все хорошо и не нужно притворяться. Иногда, для меня книги и фильмы единственное, куда можно сбежать от проблем и реальности.

Сознание не поддавалось логическим размышлением. Я не понимал, что такого в этой девчонке, но и четко осознавал, что в ней есть всё.

— Ты странная. — от меня это звучало, как комплимент. Но, опасаясь, что сводная не так поймет, и отведи от греха, обидется, добавил. — В хорошем смысле. Серьезно. Ты не обычная. Не такая, как все.

Ее порывистый смешок заставил улыбнуться. Эрика сонно потерла глаза и, не переставая улыбаться, игриво подняла брови, глядя на меня.

— Ты тоже ничего. Но иногда, ведёшь себя, как идиот. — немного подумав, она ухмыльнулась. И это получалось у нее чертовски привлекательно. — Хотя нет, иногда, ты ведёшь себя нормально. А так, я все ещё считаю, что ты идиот.

Вздёрнутый носик и гордо поднятый подбородок выказывали протест. Меня это, как психа, только заводило. Она казалась такой маленькой и хрупкой, но такой отверженной и непобедимой.

— Как тебе "Эмертон Холл"?

— Ничего себе, братик! Ты, оказывается, умеешь разговаривать, а не только вести себя как самодовольная сволочь.

Улыбка своевольно появилась на моем лице. Я впервые улыбнулся девчонке. По-настоящему. Искреннее. Без доли самодовольства и напыщенности. Как ни одной другой прежде.

— Мне немного сложно перестроиться. — призналась она. — Здесь все в новинку для меня. Я не стремилась обзавестись друзьями, но…это оказалось куда сложнее, чем я думала.

— Я заметил. Ты нашла себе подругу. — упомянул я ту ночь в клубе, когда она была вместе с кузиной Рэна.

Эрика снова задумчиво улыбнулась. Словно, воспоминания пронзили её реальность.

— Эбигейл хорошая. Она не такая, как твое остальное окружение. Она не такая, как все. Необычная и исключительная.

— Раньше, она и была частью нашего окружения.

— Я знаю.

Мои брови от удивления поползли вверх. Эбби была не из тех девчонок, кто любил почесать язык. Она практически никому не доверяла, и никогда, сколько я помню её, — а знаю я эту девчонку с момента, как познакомился с Рэном, — не говорила о своем прошлом. После нашей компании, Мартинес больше так и не сдружилась ни с кем. Избегала новеньких и смело посылала на все четыре стороны стареньких. Этой девчонке пальцы в рот не клади. Она была той еще оторвой. Но самой смелой из всех нас. Всегда говорила, что думала, как Эрика, не прогибалась под командный нрав Аси, делала, что хотела, а не что было правильным и отстаивала свои границы. Она была честной и настоящей, отдаленно напоминая мне сводную.