Дьявольские шутки - Демаро Лизз

«Пандора» и «Геката», окутанные туманом, поспешно уходили от берегов Маледиктуса. Погони за ними не было.

— Где он? — выдохнул Эйлерт, но, не дождавшись ответа, направился в свою каюту, словно заранее знал, что Рагиро и Монро там. Грэм сначала хотел последовать за ним, но потом передумал и остался на палубе — кто-то же должен был заменить капитана. Эйлерт ворвался в каюту и замер, облегченно выдохнув, но вовремя напомнил себе, что расслабляться нельзя. Во всяком случае пока они не достигнут берегов Сент-Люси, где их должен ждать Риган.

Монро сидел на стуле за столом и не спускал глаз с лежащего на кровати Рагиро. Он исподлобья глянул на Лерта и поспешил его успокоить:

— С ним всё будет в порядке. Намного быстрее, чем ты думаешь. Раны у него исцеляются с невероятной скоростью, давно я такого не видел, — Монро пожал плечами и поднялся на ноги.

Ответа от Эйлерта он не дождался и вышел. Лерт сразу же оказался рядом с Рагиро. Плед, которым Монро укрыл его, пропитался кровью. Это не было так уж важно, но именно эта деталь — окровавленный плед — врезалась в память Эйлерта так сильно, что потом стала сниться ночами. Он хотел позвать доктора, но внутренний голос остановил: Рагиро бы это не понравилось — он никогда не доверял посторонним. Да и Монро, которому Лерт верил, сказал, что раны затягивались сами по себе. Он знал об этом, в детстве замечал, что ссадины заживали у Рагиро неприлично быстро, но все равно ухватился за край одеяла, чтобы убедиться самому. Ещё раз.

Ран на плечах действительно стало меньше, во всяком случае Эйлерт видел белую кожу в некоторых местах. Он выдохнул ещё раз, — устало, измученно — а потом перестал дышать на какое-то время, потому что снова почувствовал мерзкий металлический запах крови. Что они с ним делали?.. За что?..

Эйлерт чуть ли не рухнул на стул и склонился над столом, положив голову на руки.

— Ты в безопасности, — прошептал он то ли для себя, то ли для Рагиро, а после сразу же уснул.

ГЛАВА 22

«ИСПОВЕДЬ: ПУТЬ БОГОВ»

— Асеры, звери, люди, демоны, боги… между ними нет разницы. Все они монстры, одинаково жестокие, одинаково беспощадные. Все они любят причинять боль другим, и каждый уверен в своем превосходстве. Никто не согласится пойти на уступки, никто не захочет быть хуже других. Это заложено в их природе. Из меня хотели сделать такого же монстра. Как думаешь, у них получилось?

Отец Мартин опомнился не сразу, думая, что вопрос не требовал ответа, но Рагиро сверлил его выжидающим взглядом.

— Что? Простите, Рагиро, я… — он растерялся, язык запутался, и Мартин так и не связал слов в нормальное предложение.

Выглядел он огорошенным, смущённым, а Рагиро ждал ответа, давая понять, что ему важно то, что мог сказать священник.

— Нет. У них не получилось. — Выпалил Мартин на одном дыхании, когда понял, что это единственный возможный ответ.

Рагиро никак не отреагировал, лишь опустил глаза, переставая пугать — отца Мартина всё ещё приводили в ужас его глаза — разноцветными яркими радужками.

— Разве?

— Вы не монстр, Рагиро. И никогда им не были.

— Откуда тебе об этом известно? — грубо спросил заключенный.

Вопросы Рагиро из раза в раз ставили отца Мартина в тупик. Он не знал, что отвечать, как реагировать и нужно ли это все самому Рагиро или он спрашивал только ради приличия. Мартин одёргивал себя: такой человек как Рагиро никогда не стал бы спрашивать что-то из чувства вежливости.

— Я не так много времени знаю вас. Если быть совсем точным, то всего лишь несколько часов. Я бы сказал, что мне жаль, потому что был бы рад встретиться с вами раньше, но вам, вероятно, не понравится, поэтому сделайте вид, что вы этого не слышали, — Мартин тщательно подбирал каждое слово, и чем больше он говорил, тем увереннее звучал его голос. — Мне хватило несколько часов, чтобы понять, что ни у кого не получилось сделать из вас монстра. Вы остались человеком. Останьтесь им, пожалуйста, до конца.

— Ведь конец уже так скоро, да, священник? Сложностей никаких.

Отец Мартин задохнулся. Последняя фраза отозвалась в сознании двойным ударом молотка. Сложностей никаких. И правда, у того, кто одной ногой в могиле не должно возникать проблем с тем, чтобы ничего не менять в своей жизни.

— Я имел в виду немного другое.

— Я знаю, что ты имел в виду. Не оправдывайся.

Оба замолчали, провалившись куда-то в свои мысли и переживания.

— Никогда ни перед кем не оправдывайся. Я уже понял, что ты это любишь, но пора прекращать, Мартин, — первым нарушил тишину Рагиро.

Отец Мартин подскочил со скамейки, услышав своё имя, — привык к неуважительному и наглому «священник». Без необходимой приставки «отец», просто по имени, как обычно обращались к друзьям, как обычно Рагиро обращался к Эйлерту, так легко и непринужденно, собственное имя показалось Мартину чужеродным.

Это не казалось неправильным. Это казалось очень-очень нужным. Сделать видимость того, что они не в тюремной камере, что Рагиро не заключенный, а Мартин не священник.

Мартин обошел скамью и почти что упал на пол рядом с Рагиро, получив от того взгляд, полный благодарности. Разноцветные глаза вмиг перестали быть такими пугающими.

— Путь Богов не был похож на другие пять. В нем вообще не было физической боли. Знаю-знаю, звучит непривычно. Я и сам удивился, когда понял, что меня не собирались бить, резать или ещё как-то кромсать на куски. То ли я и без этого был достаточно измучен, то ли Боги оказались жестче, чем я предполагал, и требовали другого.

Язык онемел, но железный вкус крови я все ещё чувствовал. Мирелла кивнула посмотревшему на неё Чезаре, молча куда-то вышла и вернулась довольно скоро с другой деревянной коробкой поменьше. Оттуда она вытащила небольшую чашку и ещё одну бутылку с оранжеватого цвета напитком. Потом я узнал, что это настойка из водорослей високкана. Они вызывают сильнейшие галлюцинации, частичную потерю памяти и речи. Рвоту, агрессию, учащённое сердцебиение и что-то ещё.

Не самое приятное, но поприятнее хлыста и деревянных колов. Может быть, мне так кажется спустя почти восемнадцать лет, потому что тогда этот ужас был примерно на одной ступени с поркой. Но меня хотя бы не избивали в кровь, — Рагиро хотел добавить, что это можно рассматривать в качестве положительной стороны, но не стал, понимая, что отец Мартин и без того достаточно услышал за сегодняшнюю ночь.

Он не беспокоился за психическое состояние священника, просто решил избавить его от ненужных деталей. Священник ещё вызывал отрицательные эмоции, и его хотелось выставить за дверь. Рагиро в очередной раз напомнил себе об этом.

— Мирелла наполнила стакан и протянула его Чезаре, а Чезаре — мне. И приказал то же самое, что приказывала Мирелла:

— Пей.

Ослабевшими руками я взял стакан и медленными глотками выпил, не чувствуя вкуса.

Они молча встали и направились к выходу. На пороге, прямо около двери Мирелла оставила коробку с бутылками. Я заметил её, когда Чезаре закрывал за ними дверь. А потом услышал, как он защелкнул замок на ключ.

Сначала почти ничего не происходило. Настойка обожгла горло, лёгкие и желудок, но огонь довольно быстро утих.

Ничего.

Я не понимал, потому что привык к боли настолько, что она была моим естественным состоянием. Жизнь без боли не имела очертаний — а ещё без панического ужаса, холода и писка крыс. Если честно, не уверен, что даже после того, как я вышел, она обрела другую форму, ведь я по-прежнему не понимал, как жить и что это вообще значило.

Ничего не происходило, и это тихое ничего почему-то заставляло ждать того, что было в сто крат страшнее боли.

Сначала я почувствовал ветер, не сообразив, что ветра в запертой комнате быть не могло. Клубы пыли взвились вверх, воздух обволок лицо своими холодными порывами, заставляя немного расслабиться. Это была главная ошибка — расслабляться нельзя. Ветер стал обретать вполне конкретные черты. Целая толпа призраков стояла напротив меня с безумными улыбками от ушей до ушей. Но кроме улыбок на их лицах больше не было ничего. Белые зубы, острые углы ртов и тихий, писклявый смех. Они обступали меня со всех сторон и тянули ко мне гибкие тонкие руки в остервенелом желании забрать с собой. На ту изнанку, о которой вы, священники, рассказываете у себя в храмах. Я отказался.