Мой любимый негодяй - Эви Данмор

Аннабель помрачнела:

– Пока никаких. У Монтгомери в гостях сегодня достаточно противников, которые хотят представить дело так, будто он не способен повлиять на ситуацию.

– Противники есть и у меня, – прошептала Люси.

Аннабель распахнула глаза:

– Считаешь, провокация направлена против тебя?

– Первое, о чем я подумала. Хотя зачем кому-то понадобилось устраивать такое… – От внезапной догадки у нее внутри все оборвалось. Она знала одного человека, который был крайне заинтересован в ее дискредитации. И имел богатый опыт жестоких розыгрышей в ее отношении. Тристан.

Ладони вспотели. Сердце бешено застучало.

– Кто бы это ни был, мы его вычислим, – решительно заявила Аннабель. – Инцидент будет считаться провокацией до тех пор, пока мы воспринимаем его как провокацию. А если мы не станем относиться серьезно, люди, которые продолжат возмущаться, будут выглядеть глупо. А здесь никто не желает выглядеть глупо.

Это верно. Люси снова потянулась к сумке. Смягчился принц или нет, но от одной мысли о том, чтобы провести еще один день под прицелом чужих глаз, по телу пробежали мурашки. Магия прошлой ночи, тепло рук Тристана, беспечный смех и шампанское – все исчезло в одно мгновение, оставив лишь пустоту в груди. Тело слишком остро реагировало на возможное предательство Тристана Баллентайна.

Аннабель опустила руки на колени.

– Люси, я не хочу быть назойливой…

– Продолжай!

– Тебя что-то гнетет? Не обижайся, но мне кажется, ты в последнее время несколько раздражена.

– Я всегда такая, – фыркнула Люси.

Аннабель покачала головой:

– Если хочешь рассказать о чем-либо по секрету, я к твоим услугам.

Полчаса назад Люси была бы благодарна предложению. Но если это Тристан разбросал по Клермонту «Гражданку», она вновь презирает его, а такая простая эмоция не требует анализа.

В дверь отчаянно заколотили, и секундой спустя в комнату ввалились Хэтти и Катриона.

– Я же говорила! – Хэтти плюхнулась на кровать. – Разве я вам не говорила? – Все непонимающе уставились на нее. Она воздела руки к потолку: – Стоит нам четырем собраться вместе – и скандал тут как тут. – Она красноречиво взглянула на Люси: – И это не имеет ничего общего с моей неконтролируемой интуицией.

Аннабель перевела взгляд с Хэтти на Люси и затем на Катриону:

– Она рехнулась?

– Не обращайте внимания. – Катриона оккупировала последнее свободное место на постели. – У нас есть подозреваемый? Мы знаем, кто являлся целью провокации – Люси или Монтгомери?

Хэтти затрясла головой:

– Нужно разработать план, как поймать виновного. До отъезда как-нибудь продержимся.

У Люси замедлился пульс. Пустота в груди заполнилась теплом. Она обвела взглядом подруг, ощущая комок в горле.

– Пока подозреваемых нет. Однако давайте делать вид, будто нас это не заботит.

– А нас это действительно не заботит, – решительно заявила Аннабель. Затем позвонила в колокольчик и заказала полный завтрак для Люси и чай с пирожными для всех.

Тристан заявился в столовую с опухшими глазами и срочно потребовал кофе: наикрепчайший, пожалуйста! Бал отгремел вскоре после полуночи, и как раз тогда Тристан уговорил нескольких джентльменов, в том числе младшего брата герцога, лорда Перегрина, сыграть в «двадцать одно» в курительной комнате Клермонта. Они вновь и вновь раздавали карты и прикладывались к выпивке, пока глаза не перестали хоть что-то видеть. Тристан вышел победителем в затянувшейся игре, но, поскольку голова все еще оставалась достаточно свежей, чтобы предаваться навязчивым мыслям о некоей женщине в алом платье, он убедил лорда Перегрина совершить набег на шкафчик, где Монтгомери хранил портвейн. Легко внушаемый девятнадцатилетний юноша выбрал чертовски старинную бутыль, которая и явилась причиной чертовски сильной головной боли.

Почему-то такое действие оказывает именно последняя бутылка, размышлял Тристан, обозревая пустой буфет и ощупывая зажатый в тиски череп. Затем подозвал одного из лакеев, которые выстроились вдоль обитой парчой стены – поскольку выученная в спартанских традициях прислуга Монтгомери убирала еду со столов еще до часа дня, – и попросил принести ему поднос с завтраком прямо в сад.

Сквозь высокие стеклянные двери, ведущие на террасу, солнечный свет бил прямо в пульсирующий мозг. Тристан зажмурился. Лучше бы он выбрал боковой вход, чтобы избежать толпы. Казалось, вся армада разодетых в пух и прах гостей высыпала на террасу и в расположенный ниже французский сад.

– Милорд!

Ясные глаза, розовые щеки… Ну еще бы, ведь Сесиль не провела полночи за выпивкой и картами. Девушка сообщила, что она как раз надумала прогуляться вокруг французского сада. «И надеется, что он составит ей компанию», – было написано открытым текстом у нее на лице. Вдобавок к тому вездесущая мать Люси вперилась в него ледяным взглядом. В отличие от неискушенной Сеси, леди Уиклифф не могли одурачить тщательно подобранный костюм и слишком туго завязанный галстук Тристана; она видела бренди и портвейн, все еще плещущиеся в его внутренностях.

Тристану хотелось послать всех подальше.

Однако ему пришлось протянуть Сесиль руку; маленькая ладошка ухватилась за нее удивительно цепко.

Девушка принялась о чем-то болтать, пока они спускались по лестнице во французский сад, – вероятно, о погоде.

Внимание Тристана переключилось на группу женщин, которые, взявшись за руки, неторопливо брели навстречу. Ветерок нес ему навстречу их оживленные голоса. Люси и ее подруги!

Тристан поздоровался. Леди Катриона, дочь Гринфилда и герцогиня поравнялись с ним и ответили приветствиями.

Люси удостоила его хмурым взглядом, и Тристан немедленно понял, что в чем-то перед ней провинился. Он хотел было спросить, что послужило причиной ее неудовольствия, однако при виде проходящего мимо квартета вокруг леди Уиклифф выросла стена льда, и как бы он ни порывался выпустить из рук одну женщину и броситься за другой на глазах у всей великосветской публики, ему оставалось лишь продолжить прогулку.

– Герцогиня очень великодушна, – покачала головой Сесиль, когда они углубились в сад. – Хотя некоторые говорят, что, простив подобную выходку, она разоблачила свои собственные радикальные предпочтения.

– Выходку? – поморщился Тристан. Наверное, он еще слишком пьян, чтобы проследить за ходом мысли.

– Так вы не знаете? – Сесиль понизила голос. – Предположительно, леди Люси разбросала по Клермонту некие радикальные суфражистские памфлеты специально для того, чтобы они попались на глаза принцу Уэльскому.

Лицо Тристана не дрогнуло, однако теперь все его внимание обратилось на Сесиль:

– Леди Люси созналась?

– Нет, – озадаченно протянула Сесиль и поспешно добавила: – Во всяком случае, я об этом не слышала.

– Вот как? Значит, она тут ни при чем.

– Вы говорите слишком уверенно… – Сесиль удивленно захлопала голубыми глазами.

– Затевать такую бессмысленную провокацию – уже само по себе глупо, а с учетом того, что герцогиня – подруга леди Люси, еще и вероломно. А ваша кузина не глупа и не вероломна.

Сесиль улыбнулась – настолько