Красавицы не умирают - Людмила Третьякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ОДНАЖДЫ И НАВСЕГДА
Ее лицо мне нравилось... ОноЗадумчивою грустию дышало;Всегда казалось мне: ей сужденоСтраданий в жизни испытать немало...И что ж? мне было больно и смешно;Ведь в наши дни спасительно страданье...Она была так детски весела,Хотя и знала, что на испытаньеОна идет, — но шла, спокойно шла...
И.Тургенев
Однажды любимица князя Чавчавадзе, дочь Нина, которой и десяти лет еще не исполнилось, вбежала в кабинет отца со слезами на глазах. Тот сидел у стола и, крутя в руках диковинный пистолет, рассматривал его.
— Папа, накажи-ка дядю Сандро. Он смеется надо мной.
— Как это, смеется? — удивился Александр Гарсеванович.
— А вот так! Я играла и не взяла ни одной фальшивой ноты. Он говорит: «Если и дальше будешь так стараться, то я женюсь на тебе».
Александр Гарсеванович с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Ну и Грибоедов! Но чтобы не обидеть дочь, насупил брови и многозначительно заглянул в дуло пистолета.
— Наказать? Ну что ж, будь по-твоему.
Девочка увидела движение отца и испугалась:
— Не надо, прошу... Он больше так не будет...
Если бы он, Грибоедов, знал, что на этом свете его кто-то жалеет, хотя бы эта маленькая девочка, — черная тоска не забрала бы его так крепко в руки...
...Глаза умирающего Шереметева преследовали Грибоедова. И Петербург, и красавица Дуняша, и все то, чем лишь недавно тешилось сердце, раздражало и сделалось невыносимыми.
Это из-за нее, Дуняши Истоминой, разгорелась ожесточенная ссора между светскими приятелями Грибоедова Шереметевым и Завадовским. Грибоедов вмешался. Взял сторону Завадовского. В результате двойная дуэль. Шереметев вызвал на дуэль Завадовского, а его приятель Якубович — Грибоедова. Смертельно раненный Шереметев на другой день скончался. Поединок же между Грибоедовым и Якубовичем был отложен, однако в октябре 1818 года все-таки состоялся. Оба остались живы, но у Грибоедова оказался простреленным мизинец руки — как некстати это для него, музыканта!
Шалил, ах, как шалил Грибоедов! Говоря его же словами, жизнь вел «веселую и разгульную». Ездит к актеркам, пишет, и весьма успешно, для театра. Его называют «почетным гражданином кулис», он «очень доволен своею судьбою». Все, знавшие Александра Сергеевича в это время, запомнили его «неистощимую веселость и остроту».
«Я молод, музыкант, влюбчив и охотно говорю вздор...» Как быстро все это прошло! Грибоедов, служивший тогда в Коллегии иностранных дел, после несчастной дуэли с готовностью ухватился за предложение отправиться дипломатом либо в Соединенные Штаты Америки, либо в Персию. Выбрал последнее. В качестве секретаря только что образованного русского посольства при дворе персидского шаха прибыл на Восток. Он провел там два с половиной года. Именно в Персии и сложился замысел «Горя от ума».
Грибоедов называл себя «секретарем бродящей миссии», поскольку много ездил по странам, а еще жаловался: «Веселость утрачена, не пишу стихов, может, и творил бы, да читать некому... Что за жизнь! В огонь бы лучше броситься...»
* * *
Отдушина все-таки была — Грузия. Пользуясь любым предлогом, Грибоедов выбирался из персидских краев в Тифлис — так тогда называли Тбилиси. Заимел здесь друзей, но более всего сошелся с тезкой — тоже Александром, но Чавчавадзе. Отчество у князя было Гарсеванович, что не мешало русским знакомцам перекрестить его в Ивановича. Грибоедов, как человек одинокий, не знавший ни дома, ни семейного тепла, обычно с каким-то особым чувством возился и ладил не только с Ниной, но и с двумя другими маленькими Чавчавадзе — Катей и Давидом.
Память маленькой Нины потихоньку, год за годом копила мельчайшие события в их с Грибоедовым уже начавшейся истории.
«Конечно, главное внимание Александра Сергеевича было обращено на княжну Нину... которой было лет четырнадцать тогда, — вспоминала одна из подруг юности княжны Чавчавадзе, — хотя она, как все южанки, была уже вполне сложившаяся женщина в эти годы. Он занимался с нею музыкой, заставлял говорить по-французски и даже, когда он, впоследствии, взял ее руку и повел в наш сад делать предложение, она думала, что он засадит ее за рояль».
...У Чавчавадзе был назначен вечер. Как всегда, старики толковали о своем, молодежь танцевала. Среди Нининых поклонников был молодой офицер Сергей Николаевич Ермолов. Он, безоглядно влюбленный, буквально следовал по пятам за милой девочкой. Но Нина все обращала в шутку. Они с Сережей друзья, ведь правда? Вокруг и кроме нее много красивых девушек, и они будут рады, если на сегодняшнем вечере он уделит им внимание. Но молодой офицер видел только ее одну, маленькую княжну с чуть вытянутыми к вискам темными глазами. Он хотел жениться, увезти Нину с беспокойного Кавказа в свою тихую Москву, к маменьке. А потом они будут приезжать к Александру Гарсевановичу, чтоб и он понянчил внуков... Но где же Нина? Сергей заметил, что все повернулись к отворившейся двери. Один из тех, кто был на этом вечере, после записал: «Нина Александровна появилась в старинном грузинском костюме, сохранившемся у бабушки ее Марии Ивановны. Костюм этот много живописнее новейшего, и красота ее в нем была неописанная...»
Нина танцевала с Сергеем, танцевала с другими гостями. Ей хотелось, чтобы всем было весело и хорошо. Почему? Сегодня отец Александр Гарсеванович получил письмо. Он так и сказал: «Ниночка, вот письмо... Грибоедов тебе кланяется. Твой дядя Сандро...» — «Мой?» Нина вспыхнула, а отец сделал вид, что ничего не заметил.
Какой он особый, ни на кого не похожий, ее добрый «дядя Сандро»! Одиннадцати лет он стал студентом Московского университета. Учился блестяще. За шесть лет окончил три факультета: словесный, юридический, естественно-математический. Готовился сдавать экзамены на звание доктора права, но грянула война с Наполеоном, и дядя Сандро надел гусарский мундир. Он не захотел продолжать военную карьеру, стал дипломатом — и каким! Она, Нина, кроме родного и русского, знает только французский. А он? С детства говорит на английском, немецком, итальянском. В университете выучил греческий и латинский. Потом овладел персидским, арабским, турецким. А какой он музыкант! Играет на фортепьяно, флейте, органе. Пишет музыку. Ах, как любит она его вальс!.. Любит... любит... любит... Пришло время, когда Грибоедов стал писать Нине лично. Однажды она получила письмо, где была строчка, вовсе лишившая ее покоя: «Вы знаете, как я много вас люблю».
