Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - Константин Закутаев

Костя с парой участковых, узнав местных оперов, что-то перетиравших с гаишниками около машины, подошёл поинтересоваться ситуацией.

На место, кроме вологодского «Урала» и грозненских гаишников с операми, постепенно прибывали и другие машины. С учётом двух «буханок» фэйсов становилось тесновато. В один из немногих на весь Грозный реанимобиль грузили раненого офицера, пара «девяток» и «Нива», судя по номерам, принадлежали чеченскому ОМОНу и РУБОПу, а все прибывшие на них в решительных позах застыли рядом.

Костя, повертел головой, ища глазами прокурорских и, никого не увидев, решил, что те работают в здании.

У входа, двое собровцев, зачем-то спросили куда он направился, Костя, удивившись, стандартно буркнул: Свои, ждут меня… «Маски», переглянувшись, пропустили его внутрь и опер оказался в просторном холле учебного корпуса. Естественно, никаких студентов здесь уже не было и Катаев, пройдя через фойе, оказался в коридоре, расходившемся в разные стороны. Прямо перед ним оказалась лестница с пятнами крови на верхних ступеньках.

Её никто не осматривал, из чего Костя сделал вывод, что ни прокуратура, ни опергруппа ещё не работала. А трупы своих фэйсы наверняка увезли. Странно, конечно, почему не шерстят этажи, подумалось ему, да и эта стража у входа. Катаев собирался выходить, когда его внимание привлёк непонятный шум в правом конце коридора. Секунду поколебавшись — посмотреть самому или крикнуть поддержку по рации — он, как ни странно, выбрал первое. Аккуратно сдвинув предохранитель на положение автоматического огня, опер, стараясь ступать потише, двинулся по коридору.

Громкий вскрик прорезался за одной из дверей учебных аудиторий. От неожиданности Костя чуть не нажал на спусковой крючок, мгновенно пришедшим в голову решением было выскочить на улицу и позвать «собров», но в этот миг за невнятными шорохами он явственно расслышал:

— Тихо, бл… ь! Тихо! Вафельник заткни этой твари черножопой!

Гадая кто же это мог быть, Катаев, приблизившись к двери, из-за которой уже чётче звучали русская речь, сдавленные вопли и шорохи, громко сказал:

— Ку-ку! Кто работает?!

На всякий случай отшагнул в сторону.

Почти одновременно, дверь под мощным ударом распахнулась, но никто оттуда не выходил.

— Чего надо?! — раздался грубый голос. — Работает ФСБ!

— Свои… — понимая, что бояться вроде нечего, но, не опуская оружия, ответил Костя.

Выглянув в дверной проём на полкорпуса, он увидел высокого плотного парня, в погранцовом маскхалате, бронежилете и с АКСУ в руках. За его спиной, между раздвинутых парт, кто-то лежал на полу, но кто — понять было нельзя, потому что две крепкие камуфлированные фигуры практически сидели на лежащем. Ещё один, лет сорока пяти, седой, короткостриженный с глубокими залысинами мужчина, приближался к дверям.

— Мор, ты почему не в коридоре? — строго бросил он открывшему дверь, — кто вас допустил в здание? — уже к Катаеву обратился седой.

Костя хотел было взбрыкнуть, но узнал в нём одного из выезжавших на подрыв «Урала» у «Красного Молота» руководителя из ФСБ. Опер даже смутно припомнил, как наворачивал перед тем позвоночником Николай Иванович.

— Я из опергруппы… Мы на осмотр приехали… — начал было он объяснять.

— Ваше звание? Фамилия? — перебил его эфэсбэш-ник.

— Старший лейтенант… Катаев… — машинально ответил Костя, но тут же придя в себя и, скинув остатки трепета перед суровой организацией, дерзко спросил сам:

— А ваше? Представьтесь, пожалуйста…

Уловив биоволну угрозы от молодого, судя по поехавшему вниз углу рта, собравшегося матерно, а может и физически, выставить забуревшего мусорка, Костя спокойно посмотрел в глаза седому.

— У нас товарищей убили, — мягко, но в тоже время решительно, каким-то образом, оказался «фобос» вместе с Катаевым в коридоре, — мы с задержанным работаем… Он умирает, у него ранение и… кровопотеря… его, э-э… допросить срочно надо… Понимаешь?

Глаза его, оказавшиеся близко к Костиному лицу, мазнули холодом кладбищенской оградки.

Сглотнув комок досады, оттого, что влез не в своё дело, Костя отступил назад.

В аудитории вновь послышались вскрик, возня, звук удара, мычание. Молодой, стоящий на пороге, захлопнул дверь. Катаев и седой остались в коридоре одни.

— Не мешай нам, братан, — протянул руку эфэсбэшник, — и… если сможешь, придержи прокурорских. Нам минут десять ещё надо…

Костя молча кивнул и пожал протянутую руку. Рассыпаться в уверениях, клятвах и обещаниях не стоило. Сцепившимися взглядами, терявших своих на войне, мужчины поняли друг друга без лишней патетики.

Прокуратура, эксперт и местная опергруппа прибыли позже всех, ещё минут десять Катаев вводил их в курс дела. Между тем в районе разворачивалась войсковая операция, к университету приезжали всё новые и новые машины. Узнав в вышедших из дверей корпуса фэйсов, работавших в учебной аудитории, Костя указал Яше — тот сегодня дежурил от прокуратуры — на седого:

— Иваныч, вон, старший у эфэсбэшников, ты бы с ним переговорил… Он и по месту сориентирует и скажет куда «двухсотых» увезли…

Как оказалось впоследствии (Костя читал материал об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников ФСБ), раненого, выпавшего из окна, офицеры ФСБ занесли в здание для оказания медицинской помощи, но тот, к прискорбию, скончался до приезда врачей, скорее всего, от болевого или геморрагического шока…

Оба «мобовца» и даже водитель приняли участие в «зачистке» жилых массивов, а Катаев, добровольно взвалив на себя функции общественного помощника, взял оформление части прокурорских бумаг на себя, благо при таком количестве личного состава и техники, работающего в округе, осматривать место происшествия было комфортно и безопасно.

Проработав до четырёх часов вечера, опергруппа, как обычно с нулевыми результатами, вернулась в расположение ПВД.

На следующее утро, ещё в темноте, участники предстоящей операции по задержанию, омоновцы и опера, кучковались около двух «буханок» и одного «козла», ожидая совещавшихся старших экипажей.

В первую машину, помимо четырёх бойцов ОМОНа, планировались Липатов и Гапасько, во второй, с рулевым Рябининым едут исключительно опера, а в третью — к омоновцам грузятся Катаев и Кочур. В омоновских «буханках» старшими едут Малдер, проводивший рекогносцировку и Луковец, никогда не пропускающий боевые выезды.

По обоюдному согласованию было решено, что опера работают на периметре, учитывая не маленькую площадь усадьбы, а омоновцы непосредственно в доме, их опыт по такого рода мероприятиям, как правило, на порядок выше оперского.

Наконец, занимавшийся рассвет со скрипом отворил ворота и колонна пошла в город.

В предрассветных сумерках побитые дома и здания казались ещё более запущенными и безжизненными, чем при свете дня.

Тем оазисней выглядело здание «Грозэнерго», подсвечиваемое со всех сторон шарами локального уличного освещения. Улицы были пустынны и, шедши первым УАЗ Рябинина предупреждал блокпосты по «боевому» каналу о приближении колонны. Правда, пару раз пришлось тормознуться и объясниться, прежде чем автомобили выскочили на оперативный простор пригородной дороги.

Прокравшись пару километров с выключенными фарами и, вынырнув из-за холма, машины остановились. Работая вместе не первый раз, с чётким распределением ролей бойцы и опера, быстро и бесшумно выбрались наружу. Дорожная насыпь возвышалась над полем, посреди которого, метрах в стапятидесяти располагался нужный объект. Утренний туман уйдя из города, всё ещё сохранялся в низине и, дальние хутора пропадали в мутной дымке.

Омоновцы, двумя группами, с замыкающими оперативниками, цепочками пошли в обхват дома.

Костя занял свой пост на углу забора и, пристроенному к нему, сараю. Двигавшийся следом Кочур, осмотрев хозпостройку, скрылся за изгибом ограждения и выставился на охранение, оказавшись на самой дальней точке.

Катаев, держа автомат в боевом положении, посматривал на дорогу, уползающую меж холмов в гротескные очертания города. Остальные опера, также рассосались по своим точкам. Вместе с бойцами групп захвата в дом пошли Рябинин и Гапасько.

Из-за забора, куда перемахнули омоновцы, пока ничего не доносилось. Тишина тянулась несколько секунд.

Хриплый лай собаки и на её фоне треск выламываемых дверей вкупе со звоном вышибаемых стекол подтвердили факт проникновения ОМОНа в «адрес». Ещё через минуту рация крякнула: «Выход!» и послышались звуки освобождаемой от засова калитки. Женские вопли-возгласы разнеслись по двору — Катаев увидел уходящие группы, волокущие, закованных в наручники двоих полураздетых мужчин.

Один из отходящих в аръегарде (судя по фигуре Рябинин — все были в масках), держа автомат стволом в небо, скомандовал в рацию отход. Продублировав команду круговым жестом руки, он побежал вслед за омоновцами. Костя по старому маршруту дернул к дороге. Хутор, судя по доносившимся в спину звукам, просыпался. В дальних домах залаяли собаки, захлопали двери и к воплям во дворе «отработанного» дома присоединились крики с других дворов. Взбежав на дорожное полотно, тяжело дыша (двенадцать килограммов амуниции ощутимо добавили нагрузки), Костя последним запрыгнул в чрево «буханки». Все были в сборе, на полу, свернувшись в клубок, с пакетом на голове и скованными сзади руками, лежал мужчина в майке и спортивном трико. Костя даже отметил про себя наличие одного шлёпанца на ноге. Шумно сопя, бойцы закатывали маски на лоб, переглядываясь между собой.