Россия: Подноготная любви. - Алексей Меняйлов

К какому типу ораторов относился Христос, Сын Божий - к "математикам" или охлогогам?

Вопрос, разумеется, риторический. Поползновениями к гипнотическим внушениям Господь Истины, очевидно, не грешил. Но в таком случае странно, почему на берегу Геннисаретского озера, за свои грандиозные размеры названного Галилейским морем, Он вместо того, чтобы сесть под обрывистым берегом (отражатель звука), сел в лодку, и вместо того, чтобы сохранить расстояние между Собой и толпой наименьшим (оптимальный вариант в случае отсутствия отражающих поверхностей - вообще посредине охлоса), это расстояние до толпы, отплыв от берега, напротив, увеличил? Если целью в данном эпизоде Его служения было воздействие не на кого-то еще, а только на толпу, то отплыть от берега мог бы только вождь-гипнотизер, но отнюдь не "математик".

Почему же Христос поступил так "странно"?

У Него были на то серьезные причины, но какие?

Может быть, Он, вопреки ныне повсеместно принятому мнению, обращался вовсе не к толпе?

Рассмотрение многоразличных "странностей" в поступках Христа, стремление разобраться в тонкостях деталей происходившего в те дни в Галилее, неизменно приводит к выявлению удушающих наш разум ложных постулатов. Осмысление возможности ложного основания при последующих, пусть вполне логичных, рассуждениях присутствует во всех культурах, и силами мыслителей предано проклятию - что явствует даже из используемых при этом понятий. "Постулат" - это по-латыни, "аксиома" - по-гречески, и в русском языке тоже есть прекрасное слово - "допущение" (отправная точка при рассуждении, незыблемая только для охлоса). Иначе говоря, в логических, а в особенности в псевдологических построениях всегда используются некие идеи, которые оказываются в основании рассуждений под видом верных и которые не только не доказываются, но даже и не обсуждаются. Стоит ли удивляться, что принятые толпой (публикой, охлосом) постулаты (аксиомы, допущения) на поверку практически всегда оказываются ложными?

При традиционном рассмотрении эпизода "проповедования народу с лодки" обычно опираются сразу на несколько ложных постулатов.

Например, полагают, что толпа, теснившаяся "к Нему, чтобы слышать слово Божие" (Лук. 5:1), была к Нему в глубине души настроена доброжелательно - во всяком случае, тогда. Дескать, ведь не что-нибудь слушать пришли, а, как написано, "слово Божие", а это, видите ли, непременно (и не сметь в том сомневаться!) есть плод Святого Духа.

Но так ли это на самом деле?

Чтобы разобраться, вспомним Лук. 4:41:

Выходили также и бесы из многих с криком и говорили: Ты Христос, Сын Божий. А Он запрещал им сказывать, что они знают, что Он Христос.

Странно, а почему Он им запрещал? И зачем? Ведь истинная же о Нем информация?!

Постулат о доброжелательности толпы в доступных богословских комментариях обычно логически развивают следующим образом: дескать, рекомендация из дурного источника только ухудшит дело, и составляющие толпу якобы хорошие люди после рекомендации из такого скверного источника, как бесы, ко Христу не пойдут (постулируется, что толпа-сброд водима Святым Духом и плохого подсознательно не желает, а только одного хорошего). Невозможно не согласиться, что это объяснение есть развитие постулата о благостности толпы - и притом вполне логичное. Жаль только, что допущение ложное.

Можно, конечно, предположить, что Христос запрещал бесам приводить к Нему своих: присутствие таких своих для вечности бесполезно. Но такие свои отсеялись бы немедленно: подобное удерживается только рядом с подобным.

В том, что толпа отнюдь не доброжелательна, легко удостовериться при здравом взгляде на жизнь - попробуйте в толпе сказать что-нибудь против восторженно принимаемых ею лозунгов, она за это… Естественно, что и библейские авторы видят толпу агрессивной, водимой явно не Святым Духом…

В самом деле, запрещение (из Лук. 4:41) странно, ведь, казалось бы, если уж и сатана евангелизирует мир, сообщая, что Иисус есть Сын Божий, то о чем большем можно еще мечтать - ведь тогда уже вся Вселенная признает Истину?

Однако, лукавый к ученикам Иисуса явно не принадлежит и уже только на основании одного этого можно предположить, что эта "евангельская кампания" изгоняемых бесов есть зло, некая - напоследок! - месть. В чем же заключалось зло?

В том, чтобы внушить толпе идею Бога.

Есть вера и вера. Одна - это связь с Господом, живое с Ним общение и с Ним единение, проявляющееся в наслаждении от познания истины вообще, богословской и исторической в частности, а также в естественности определенного спектра поступков. Другая же вера - есть преданность лишь идее Бога, не более чем проявление внушения, полученного от авторитета (вождя, фюрера, лидера, гуру, генерального секретаря, священника, евангелиста, беса, выдающегося копрофила и т. п.). Преданность внушенной идее - любой! - оставляет человека в кабале преданности авторитарному мышлению вообще, ложному авторитету в частности, даже если это противоречит тексту внушения - некоторые авторитеты специализируются на "клеймении" авторитарного мышления.

В случае веры одного рода человек, возлюбив Истину как таковую, распознает ее в любом словесном обрамлении интуитивно, если угодно, - духовно. Поднимаясь по ступеням постижения смыслов жизни ввысь, обретая при этом привычку созерцать прекрасное и этой привычкой наслаждаясь, познающий тем подготавливается к принятию истины еще более для жизни значительной - и вот человек-личность встречается, наконец, с еще прежде вышедшим к нему навстречу Богом.

В случае же другой веры, спутав внушение (а всякое внушение - от сатаны) идеи Бога с Самим Богом, человек остается, как и прежде, подсознательно враждебен и злобен, но теперь уже, подобно наркоману, ищет дополнительных внушений, которые он, позволивший себе запутаться, естественно, не может называть иначе как "словом Божьим".

Закономерно также и то, что те, кому сладостна такая "идея Бога", стремятся собираться в толпы - это счастье безумия, рабства чужой воле, повышенная гипнабельность для последующих внушений. Иными словами, в толпе, искореняя в себе остатки признаков личности, они становятся еще более восприимчивы к "слову Божьему".

Что характерно во всех четырех Евангелиях, так это психологически достоверное описание толп - как и в наше время, толпы всегда и везде если не явно, то скрыто агрессивны. У Пилата казни выведенного на Лифостротон Христа требовала именно толпа (ohlos) во главе со "священниками и служителями" (Иоан. 19:6); у подножия Голгофы она же "стояла и смотрела" (Лук. 23:35).

Но это в последние дни земного служения Спасителя, а прежде? Может быть, прежде, как то следует из популярных толкований, толпа была иной? "Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс " пятна свои?.." (Иер. 13:23).

Что было, скажем, в родном городе Иисуса - Назарете? Толпа, выйдя из синагоги, где ей при чтении библейских текстов раввины вкатили очередную дозу "слова Божия", попыталась сбросить Его со скалы (Лук. 4:29). Однако, скрываемая подсознательная агрессивность толпы не всегда проявлялась в попытках до срока убить именно Его. Другие тоже были ее объектами. В эпизоде с насыщением пяти тысяч пятью хлебами и двумя рыбами (Иоан. 6) после сытной трапезы навсегда разошлась не только сама толпа, но и (после проповеди в синагоге Капернаума - см. Иоан. 6:66) ушли, увлеченные ею, некоторые Его постоянные ученики.

Не будь толпы, а присутствуй только единичные слушатели, эти ученики, видимо, как минимум задержались бы.

Почему с такой уверенностью можно говорить, что толпа разошлась, чтобы не вернуться к Нему никогда?

Потому что это несложно вычислить.

Сколько людей участвовало в эпизоде с пятью хлебами и двумя рыбами? 5 тысяч, не считая женщин и детей. А считая - не менее 15-20 тысяч, если в толпе сохранялись пропорции, характерные для населения. Был еще другой эпизод с насыщением 4 тысяч, и это опять не считая, а считая - все 15 тысяч. Толпа собралась и в рассматриваемом нами эпизоде на берегу Геннисаретского озера. Женщину, взятую якобы в прелюбодеянии, приволокла тоже толпа. Толпы Его якобы слушали на дворе Храма всякий раз, когда Он там появлялся, а Он приходил туда каждый год и не по одному разу. Суммируя число людей, вовлеченных во все упомянутые в Евангелии толпы, становится очевидно, что счет идет как минимум на десятки, если не на сотни тысяч.

И это только те эпизоды, которые авторами Евангелий упомянуты. В действительности же случаев, когда Иисуса "теснила" толпа, было гораздо больше.

Ну, а сколько людей после зримых, прямо-таки осязаемых чудес дня Пятидесятницы, явленных не только перед коренным населением Иерусалима, но и перед многочисленными паломниками, решило принять крещение? Всего-навсего около 3 тысяч (Деян. 2:41), да и то вскоре многие из них отпали в ереси типа николаитской (Откр. 2:15; сам основатель ереси Николай был, как полагают, одним из семи первых рукоположенных апостолами диаконов Деян. 6:2, 3). Даже к 70 году н. э., когда римскими войсками был разрушен и сожжен Храм и Иерусалим, в городе было лишь незначительное число благопослушных пророчествам христиан (они, повинуясь словам пророчества, ушли при временном снятии осады римскими легионами - и остались живы), но они не имели никакого влияния на население в целом - ввиду своей малочисленности.