Степень вины - Ричард Паттерсон

— Когда речь идет о семье, их трудно разделить: то, что делают или не делают родители, непременно влияет на детей. Вот почему Мария поступила правильно, отказавшись от Карло, пусть у нее и были свои причины.

— Вы собираетесь ему рассказать обо всем?

— Тысячу раз собирался. Но каждый раз удерживала мысль, что можно подождать, пока в том не будет необходимости.

Терри задумалась:

— Но это же не прежний перепуганный семилетний малыш, это совершенно другой человек.

— Меня удивляет, насколько он изменился. Но большинство детей, узнав суровую правду о своих родителях, переживают это в одиночестве. Что несколько проще, чем обрести громкую славу сына женщины, которая — и без того уже обвиняемая в убийстве — пятнадцать лет назад препятствовала свершению правосудия, несет моральную ответственность за убийство свидетеля и рука об руку с отцом лжесвидетельствовала перед сенатом Соединенных Штатов. — Пэйджит покачал головой. — А что ваша мама сделала бы в этом случае?

Терри смотрела в пол.

— Я не знаю, Крис. Действительно не знаю.

Слова прозвучали устало и отстраненно.

— Извините. Я понимаю: вы разочарованы.

— В чем?

— Во мне. — Вдаваться в подробности ему не хотелось. — Смотрите, ведь я могу избавить вас от этого дела, помогу найти другую работу…

— Нет. — Терри встала. — Вы даже не понимаете, да?

— Не понимаю чего? — удивленно переспросил он.

— Вы же говорили, что я ваш друг. Значит, я должна заботиться о вас, как о друге. — Ее глаза снова ожили. — Вы гораздо лучше, чем думаете о себе, вот почему я так огорчена всем этим. А вы видите только то, что я обижена. Мне же не пятнадцать лет.

Пэйджит нерешительно посмотрел в ее глаза:

— Вы мне ничем не обязаны, Терри. Я выбрал вас в друзья. Не вы.

Легкая улыбка тронула уголки ее губ.

— Иногда, — проговорила она, — вы действительно безнадежны.

Пэйджит молча смотрел на нее. В это время зазвонил телефон.

— К вам Мария Карелли, — сообщила секретарша.

Пэйджит продолжал смотреть на Терри.

— Пусть войдет, — распорядился он.

Когда Мария, войдя, стала с откровенным любопытством рассматривать Терри, Пэйджит понял, что они никогда прежде не встречались.

Было очень странно видеть их, стоящих лицом друг к другу: Мария почти на полфута выше, от нее так и веет искушенностью и волей; Терри заметно моложе, во взгляде — интеллект, понимание. Они были очень разными.

Терри протянула руку:

— Я — Терри Перальта.

Она не улыбалась; конечно, это трудно, подумал Пэйджит, неожиданно встретиться с клиенткой, про которую только что узнала, что она аморальна, отъявленная лгунья и, возможно, повинна в убийстве. И, кроме того, является бывшей любовницей Пэйджита и не очень заботливой мамашей мальчика, которому, похоже, нравится Терри. И поэтому бесстрастное выражение на лице Терри вполне можно было причислить к ее подвигам.

— Да, конечно.

Небрежно улыбнувшись, Мария смерила Терри беглым взглядом, который Пэйджит определил про себя как пренебрежительный.

— Крис, как это с ним часто бывает, опять попрал нормы поведения — не соизволил объяснить, почему нужно срочно встретиться со мной.

— Но теперь, когда вы здесь, надеюсь, Крис исправит свою оплошность.

Своим холодным, непочтительным тоном Терри дала понять, что она не просто помощница Пэйджита, но и женщина, которая не позволит выказывать ей пренебрежение. Этого было достаточно, чтобы Мария почувствовала себя оскорбленной.

Она повернулась к Пэйджиту, как будто Терри не было в комнате.

— Вы еще не закончили? — спросила она. — Если нет, я могу подождать снаружи.

Вопрос был продиктован отнюдь не вежливостью, Мария ясно давала понять: что бы ни собирался обсуждать с ней Пэйджит, она не намерена делать это в присутствии Терри.

— О нет, — небрежно бросил Пэйджит, — мы готовы к встрече с тобой.

На мгновение она пришла в замешательство.

— Наверное, было бы лучше поговорить наедине.

Он смотрел равнодушно.

— У меня нет секретов от Терри. И у тебя не будет.

— Что ты имеешь в виду?

— Пока она занимается этим делом, что бы ни выявилось, Терри будет знать обо всем.

Что-то новое промелькнуло в лице Марии — то ли сомнение, то ли горечь унижения. «Что же она знает?» — читалось на ее лице. Обратившись к Терри, она сказала:

— Крис очень доверяет вам.

Та кивнула:

— Да, он доверяет, поэтому и вы можете доверять. Но у меня дела. — Она обернулась к Пэйджиту: — Один вы справитесь?

Он невольно улыбнулся.

— Думаю, что да. — И, помедлив, добавил: — Спасибо за помощь.

— Не стоит благодарности. — Она прошла к двери, бросила на Пэйджита последний взгляд и исчезла.

Мария сказала нарочито беззаботным тоном:

— Она посмотрела на тебя взглядом собственника, заметил?

— Она посмотрела на меня человечным взглядом. И я стараюсь к этому привыкнуть.

Мария продолжала, никак не реагируя на его тон:

— Я подумала было, что она втюрилась в тебя. Но рассчитывать, что ты будешь сохнуть по ней, это…

— Болтовня в качестве отвлекающего маневра? — прервал ее Пэйджит. — Из-за твоего интереса к теме «Частная жизнь» я не намерен затягивать дело.

Она тут же смолкла и села.

— Хорошо. Что случилось?

— Почему ты не сказала мне? Сразу.

Мария отвернулась к окну. Волны дождя выбивали по стеклу барабанную дробь. Она спросила покорным голосом:

— Могу я узнать, о чем речь?

— Непременно. Подумай: о чем умная клиентка непременно сказала бы адвокату. — Тон Пэйджита смягчился. — Или порядочная мать — отцу.

Мария, казалось, не в силах была оторвать взгляд от окна.

— Они нашли кассету.

— Да.

Она откинулась на спинку кресла.

— Где?

— В квартире Ренсома.

Мария закрыла глаза:

— А что на ней?

— Это же твоя кассета, Мария.

Она покачала головой:

— Это было пять лет назад. Кроме того, я была немного не в себе.

— Я — тоже, слушая все это.

— Ну пожалуйста, Крис!

— Хорошо. Она начинается с твоего сна, где ты в соборе Сен-Жермен-де-Пре. — Пэйджит помолчал. — А заканчивается лжесвидетельством в сенате.

Она сделала короткий выдох, глаза по-прежнему закрыты.

— Никогда не думала, что ты услышишь об этом.

— Я и без твоей исповеди это знал.

Она покачала головой:

— Я говорю о сне.

— Он как-то утепляет твой образ. Мне было приятно узнать, что в твоем подсознании есть вера в грех.

Мария стерпела насмешку. Спросила дрожащим голосом:

— И твоя помощница знает все это?

— У тебя извращенное понятие о степени важности разных фактов. Окружной прокурор знает все это. — Тон Пэйджита стал ледяным. — Они готовят ордер на арест.

Мария медленно кивнула. Глаза ее оставались закрытыми.

Пэйджит подался вперед:

— Если бы чувство юмора не изменило мне в этой ситуации, я бы сказал, что у нас кризис доверия.

— Прости. Но я стараюсь быть правдивой.

— И я правдив. По крайней мере, пока не найдена вторая кассета, в ней — наихудшее для меня.

— Да, — вяло подтвердила она. — Наихудшее.

— Ты избегаешь моего взгляда, потому что уже приговорила меня, а следовательно и Карло, к провалу? Недаром говорят: глаза — зеркало души.

Мария обернулась к нему и открыла глаза. У нее был еще более беззащитный взгляд, чем в ту ночь в Вашингтоне, когда он узнал, кто она и что она…

— Что тебе нужно от меня?

— Правду, хотя бы в каком-то приближении. В противном случае, если и сейчас будешь лгать, я ухожу — и будь что будет.

Она молча смотрела на него.

— Расскажи мне о Стайнгардте, — потребовал он.

— Я была у него только раз. Пять лет назад, пробыла два часа. И больше к нему не приходила.

— Почему?

— Это как на исповеди: рассказывай, и все. — Она слегка пожала плечами. — И такое ощущение, что всё вокруг охотится на тебя: он сам, комната, магнитофон.

Она помолчала.

— А знаешь, индейцы верят, что фотография крадет душу человека. Когда я ушла от него, у меня было ощущение, что меня два часа обыскивали.

— Больше ты не видела тот сон?

Лицо Мария окаменело.

— Тебя это не касается.

Пэйджит посмотрел на нее:

— Почему было две кассеты?

— Потому что я долго говорила, и он вынужден был поставить вторую кассету.

— Что на второй кассете?

— Это личное, каким было бы и все остальное, если бы Марк Ренсом не полез туда грязными лапами. Не вижу необходимости обсуждать это с тобой и не буду.

— Думаю, там речь идет в основном о деле Ласко.

— Там нет ничего, что могло бы ухудшить мою ситуацию — я уже призналась в лжесвидетельстве. Что касается тебя — на ней то, что ты уже знаешь. — Помолчав, она спокойно добавила: — Речь в ней идет об обстоятельствах усыновления Карло, о том, как это было.