Вкус свежей малины - Изабеля Сова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что телефон?
– Где он у тебя?
– В шкафу рядом с кофе «Инка». Как обычно. А куда собираешься звонить?
– Губке. Наверно, он уже вернулся из отпуска, как ты думаешь?
– Ты лечишься у Губки? – Ну и ну.
– Я – нет, а вот ты – да.
Работа над общей картиной
78-я серия
– Малинка! – На истомленном лице Губки просияла улыбка.
– Я хотела прийти к вам в июле, но вы уехали в отпуск.
– Мне надо было привести в порядок кое-какие дела. Отдохнуть от людей. Подумать о жизни.
Я промолчала в ответ. С минуту Губка наблюдал за мухами, разгуливающими по амбулаторным картам пациентов. После чего глубоко вздохнул и вернулся к прерванной теме:
– Грядут большие перемены, Малинка. Не знаю даже, смогу ли я противостоять вызову, готов ли я.
– Настолько все серьезно?
– Увы, – медленно склонил он голову. – Сильное давление.
– Большая конкуренция?
– Что? – явно не понял он.
– Вы же говорили о вызове, о давлении. Я и решила, что речь идет о наших собачьих бегах.
– Неужели я похож на того, кому нравится участвовать в бегах?
Да уж, действительно не похож.
– Может, это всего лишь летняя хандра?
– Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. – И он послал робкую улыбку куда-то в космические дали.
Мы сидели молча минуты две. Наконец Губка очнулся.
– Надо думать, у тебя были причины прийти сюда?
– Как обычно, меня к вам привели проблемы.
– Что на этот раз?
– Полнейшее наплевательство. Ничто меня не колышет. Ничего мне не хочется. Ничего мне не надо. Ничто меня не радует и не печалит. Нирвана.
– Мы, психиатры, называем это апатией. И с каких пор у тебя такое состояние?
– В общем, с начала каникул. Просто в июле я не обратила на это внимания. На меня навалилось множество дел. Поиски работы, переезд, спасение отчаявшейся подруги.
– Не было времени размышлять над смыслом жизни?
– Я и сейчас не размышляю. И вообще ни о чем не думаю. Может, немножко об одном сериале. Очень я в него втянулась.
– А когда защита?
– Два дня тому назад. Нет, нет, я защитилась, – опередила я вопрос Губки. – На пятерку.
– И даже такое событие не вывело тебя из состояния летаргии?
Я на секунду задумалась.
– Вывело, на двое суток. Я как раз успела купить юбку и цветы для комиссии. Но сразу же после защиты вся энергия ушла, как воздух из проколотого воздушного шарика.
– Как ты сюда добралась?
– Прибуксировал меня знакомый гомосексуалист.
Губка потер нос, потом опер подбородок на ладони и глянул на меня сквозь раздвинутые пальцы. Знакомый приемчик.
– Ну что ж, Малинка, скажем так. – Что, уже есть какой-то эскиз?
– Эскиз? – Он наморщил брови, но сразу же выдавил очередную измученную улыбку. – Ну да. И собственно этому посвятим сегодняшний прием.
– Но какие-нибудь лекарства дадите? – поспешила удостовериться я.
– Дам, дам, но сперва несколько слов.
– Инструкция, как принимать?
– Дай мне хотя бы начать. Прерываешь, как твоя мама…
Он тут же умолк.
– А откуда вам известно, что моя мама прерывает? – Я взглянула на него точь-в-точь как тиранозавр рекс. Это называется влиянием масс-медиа на невербальное поведение.
– Я познакомился с ней во время съемок программы о мужчинах-обманщиках. А в последнее время этого все больше и больше. – Губка не стал уточнять, чего все больше и больше.
– «Обманщики и двоеженцы». Как же, видела и сгорала со стыда.
– Твоя мама – необыкновенная женщина. – Губка почему-то покраснел. – Полнейшее слияние перфекционизма и истеричности.
– Да, знаю.
– Чувствительная и одновременно подавляюще сильная.
Он замолчал и вздохнул, как вздыхает человек, измученный жизнью. Стоп, стоп. Что-то я тут не вполне секу. Губка видел мою маму только на съемках программы – и сразу же полная характеристика. Я сказала бы даже, законченная картина. А я? Хожу в поликлинику почти два года, и единственное, что у нас имеется, эскизы, туманные контуры. Как это может быть? Видимо, я – очень сложная личность.
– Да, чувствительная, – признала я, – особенно при свидетелях мужского пола. Но я пришла сюда не затем, чтобы слушать про мою маму.
– Совершенно справедливо, – признал Губка. – Мы собирались набросать эскиз. Но сначала несколько слов о депрессии.
– Я с удовольствием узнала бы, почему она навалилась на меня в середине лета.
– Ты сама как думаешь, почему?
– По идее, я должна бы радоваться. Я закончила институт.
– Правильно, закончила. Что дальше?
– Еще не знаю. Поиски работы, какой-то цели.
– Иными словами, неуверенность. Отсюда страх перед миром и бегство в безопасное укрытие. Некоторые именно так реагируют на большие перемены, даже позитивные. Был у меня пациент, архитектор, который выиграл конкурс на составление проекта. Чрезвычайно важный конкурс, который мог изменить всю его жизнь. На следующий день после оглашения результатов он пришел ко мне, умоляя о помощи. Он внезапно ощутил пустоту.
– А можно эту пустоту как-то заполнить? Например, засыпать лекарствами?
– Лекарства, самое большее, могут сделать так, чтобы ты не думала. Но саму пустоту, – он отрицательно повертел головой, – они не уничтожат.
– А что, ее можно как-то уничтожить?
– Малинка, ты думаешь, что если бы я знал ответ, то сидел бы и выписывал рецепты в обшарпанной студенческой амбулатории?
– Я считала, что вы любите свою работу.
– Мне тоже так казалось. – Губка потер лоб. – Четверть века назад, сразу же после специализации. Я мечтал о работе в университетской клинике, а оказался в амбулатории. Что ж, думал я, надо полюбить то, что есть, буду беседовать с молодежью, выслушивать их проблемы, предлагать лекарства. Мне и в голову не приходило, что работа в амбулатории может быть такой нудной. Как на заводском конвейере! Каждые пятнадцать минут новый пациент. «Здравствуйте. Фамилия? В чем наши проблемы? С каких пор принимаете лекарства? С какого времени депрессия? С какого времени бессонница?» И так каждый день много лет подряд. Это становится рутиной. Когда-то я мечтал изменить лицо медицины, а единственное, что мне удалось, сменить обивку кресел. – Губка замолчал и взглянул на мою мину. – Мне тоже хотелось бы другой цвет, но на складе был только горчичный.
– И вы, вероятно, огорчались?
– Из-за кресел? – улыбнулся Губка. – Нет, я отнюдь не Петроний[14].
– Я имела в виду жизнь. Несбывшиеся мечты, грандиозные планы.
– У меня было более двадцати лет, чтобы свыкнуться. В этом, собственно, и заключается зрелость.
– Если так выглядит зрелость, то огромное спасибо. Если я должна покорно смиряться с тем, что подсунет мне жизнь…