Женщина, которая легла в постель на год - Сью Таунсенд

Но во время последующего интервью с журналистами мать Эмбер назвала спасительницей дочери Еву, а не бдительного полицейского.

– У нее особый дар, – убежденно говорила Джейд скептически настроенному журналисту из «Дейли телеграф». – Она видит то, что от нас скрыто.

В качестве новостного повода история Эмбер была идеальной: подростковая любовь и возможный ранний секс для «Сан», и (потому что Тиммо сбежал, не сдав экзаменов) обзорная статья в «Гардиан»: «Не слишком ли мы давим на молодежь?».

Пресса с готовностью набросилась на лакомый кусочек новой информации о Женщине в Кровати. «Дейли мейл», которая собиралась разразиться статьей «Ева – бывшая библиотекарша», изменила макет первой страницы, вынеся туда заголовок «Экстрасенс Ева отыскала сбежавшую школьницу».

Глава 52

В полдень Дня святого Валентина Брайан и Титания пришли в комнату Евы.

Оба плакали. Ева не слишком встревожилась – по ее наблюдениям, британцы давно перестали считать нужным сдерживаться и теперь с готовностью рыдали на людях, причем нюням даже аплодировали. А тех, кто не мог с легкостью пустить слезу, клеймили «черствыми».

Брайан, всхлипнув, простонал:

– Мамочка умерла.

Обретя способность дышать, Ева уточнила:

– Твоя или моя?

– Моя, – проскулил он.

«Слава Богу», – подумала Ева и сказала мужу:

– Бри, мне очень-очень жаль.

– Она была прекрасной матерью, – взвыл Брайан.

Титания попыталась его обнять, но Брайан оттолкнул любовницу и устремился к Еве, которая почувствовала себя обязанной похлопать его по спине.

«Противоестественное проявление чувств для человека, который “не видел смысла” покупать матери подарок на день рождения по той причине, что “ей ничего не нужно”», – между тем думала Ева.

– Она упала со стремянки, пытаясь дотянуться до запасных сигарет, – срывающимся голосом поведала Титания со слезами на глазах.

Еве ни к чему было это знать, но истинной причиной слез Титании стало то, что Брайан не подарил ей ни валентинку, ни коробку турецких сладостей, как делал каждый год с начала их отношений.

– Еще одна потеря близкого человека из-за курения. Она уже три дня как мертва. Что у нас за общество, в котором труп пожилой дамы может пролежать на кухонном полу трое суток, и никто даже не заметит? – воскликнул Брайан.

– Кто же ее нашел? – спросила Ева.

– Питер, мойщик окон, – поморщился Брайан.

– Наш мойщик Питер? – уточнила Ева.

– Он вызвал полицию, они приехали и выбили дверь, – дополнила Титания.

– Да, и пусть Питер теперь оплачивает замену двери, – подхватил Брайан. – Ему прекрасно известно, что запасной ключ хранится у нас.

– Он потрясен, – шепнула Еве Титания.

– И будет еще больше потрясен, когда я вручу ему чертов счет на новую дверь из триплекса с ультрасовременным врезным замком! – крикнул Брайан.

– Нет, потрясен ты, – с нажимом сказала Титания.

– Она была лучшей матерью на свете, – с трясущимися губами выдавил Брайан.

Ева и Титания украдкой обменялись улыбками.

В дверь позвонили.

Титания взглянула на Еву в постели, на плачущего Брайана и резюмировала:

– Полагаю, открывать придется мне.

* * *

Открыв дверь, она получила в свой адрес порцию обычных воплей «Изменница!», «Грешница!», «Шлюха!». При всем старании, Титания не смогла привыкнуть к потоку оскорблений, с которым сталкивалась каждый раз, выходя в люди.

На крыльце стояла женщина в зеленой накидке, держа огромный букет белых цветов, завернутый в белую бумагу и перевязанный белой атласной лентой. Пока Титания рылась в цветах, предвкушая найти там валентинку от Брайана, к дому подъехал почтовый грузовичок.

Минуя друг друга на тропинке встречными курсами, цветочница и почтальон обменялись парой сочувственных фраз.

– Кошмарный день! – пожаловалась цветочница.

– Почти такой же жуткий, как Рождество! – кивнул почтальон.

– С утра на ногах, но у меня как раз сегодня свидание, предстоит плотный ужин.

Титания сморщилась, услышав о «плотном ужине».

– А ваш муж в курсе? – поинтересовался почтальон.

Титанию удивило, как громко и долго они смеялись. Сам Питер Кэй, появись он на тропинке и начни декламировать комедийный монолог, не добился бы столь бурного веселья.

Титания обнаружила маленькую открытку с надписью «Моей любимой Еве» и закричала на курьеров:

– Зачем вы занимаетесь вашей хреновой работой, если так ее ненавидите?

– Что случилось? Никто вас не любит? – сориентировался почтальон и протянул ей увесистую пачку писем и открыток, перехваченную резинкой. – Как раз перед выездом я видел, что поступил еще мешок корреспонденции для Евы. Завтра мне понадобится тележка.

Титания злобно прошипела:

– Валентинов день – еще один пример того, как рынок трансформирует социально-сексуальные отношения в товар, превращая понятие «любовь» из состояния души в обладание чем-то материальным, и тем стремительно ускоряет деградацию всего общества. Поэтому я горжусь, что любящие меня люди не попали в открыточно-конфетную ловушку.

Она вошла в дом и захлопнула дверь, но все равно слышала издевательский смех почтальона. Возможно, ей стоило говорить попроще, но Титания отказывалась идти на поводу у невежд и недоучек.

Почему бы им не подняться до ее уровня?

* * *

Взяв белый букет, Ева сразу же поняла, от кого он. Открытка была подписана аккуратным почерком Венеры, а неуверенные поцелуйчики внизу, наверное, вывел Томас.

– Если бы я руководила «Интерфлорой», то внесла бы изменения в политику компании: запретила бы включать в букеты хризантемы, – сказала Ева. – От хризантем пахнет смертью.

Брайан обмяк на стуле, рассказывая об опознании Ивонн.

– Она словно спала, – говорил он, – а на ногах у нее были те чертовы тапочки-кенгуру, что Руби подарила ей на Рождество. Я предупреждал маму, что эти тапочки как капканы. Неудивительно, что она упала со стремянки. – Он посмотрел на жену. – Твоя мать виновна в смерти моей.

Ева промолчала, и Брайан продолжил:

– Труп окоченел. Доктору пришлось выковыривать пачку «Силк Кат» из ее мертвых пальцев. – Он вытер глаза скомканным платком. – Мама приготовила себе желе в маленькой форме для пудинга. Оно так и стояло на кухонном столе, только запылилось. Маме бы это не понравилось.

– Расскажи Еве о письмах, – подсказала Титания.

– Не могу, Тит. – Брайан принялся громко всхлипывать.

– Она писала сама себе письма, любовные. Как в песне – садилась и писала себе письмо. А в ее сумочке мы нашли конверт, адресованный Алану Титчмаршу.

– Следует ли нам наклеить на него марку и отправить? – проскулил Брайан. – Без понятия, что предписывает этикет в отношении смерти и почты.

– Как и я, – вздохнула Ева. – Лично мне кажется неважным, будет ли отправлено письмо мистеру Титчмаршу.

Брайан с надрывом произнес:

– Но что-то ведь надо с ним сделать! Я обязан выполнить мамино желание или нет?

– Успокойся, Бри, – вмешалась Титания. – Вряд ли Алан Титчмарш ждет письма от твоей мамы.

– Она никогда в жизни не писала писем мне, – шмыгнул носом Брайан. – Даже с получением докторской степени не поздравила!

Ева услышала голос Александра под окном, и ей значительно полегчало. Александр разберется, что следует сделать с дурацким письмом Титчмаршу. В конце концов, он учился в закрытой частной школе. Ева расслабилась и тут уловила голос матери. Выглянув на улицу, она увидела, что Александр поддерживает Руби, полностью одетую в черное, включая фетровую шляпку с сетчатой вуалью до половины лица.

– Думаю, нужно собраться с силами, – сказала Титания.

Они втроем ждали – в тишине, прерываемой лишь всхлипами Брайана, – пока Руби и Александр поднимутся на второй этаж. Снизу донесся отчаянный вопрос Руби:

– Почему Господь наказал меня, забрав Ивонн?

– Ведь пути вашего бога неисповедимы, верно?

Войдя в комнату и увидев Брайана, Руби пожаловалась:

– Я думала, что Господь заберет меня первой. С опухолью-то. Может, я и недели не протяну. В двухтысячном одна цыганка сказала, что до восьмидесяти я не доживу. И с того самого дня надо мной словно висит проклятие.

Освободив для тещи стул, Брайан гневно воскликнул:

– Как считаете, может стоит все-таки сосредоточиться на моей матери? В конце концов умерла-то она.

– Для меня стало ужасным ударом, что Ивонн скончалась вот так неожиданно. Опухоль дает о себе знать. Ивонн собиралась отвести меня к врачу, раз уж моя дочь не встает с постели. – Руби коснулась груди и скривилась, ожидая, что кто-нибудь спросит ее о самочувствии.

– Ведите себя хорошо, Руби, – произнес Александр, словно увещевал капризного малыша.