Званый ужин в английском стиле - Валерия Вербинина

А Анна Владимировна смотрела мимо него и думала, что теперь домашнее хозяйство придет в упадок, потому что Павлуша не умеет ничем заниматься, а она больше не сможет ни на что повлиять. И ей было горько.

Глава 34

Здравствуй и прощай

— У меня просто нет слов! — с чувством объявила Евдокия Сергеевна. — Я потрясена! Значит, вы с господином следователем заранее обо всем условились?

— Да, — кивнула Амалия. — Аполлинарий Евграфович сделал вид, что уходит, а на самом деле остался неподалеку. Просто у нас почти не было доказательств того, что Анна Владимировна и в самом деле хотела отравить своего гостя. А вот если бы удалось взять ее с поличным…

Мрачный Митенька, сидевший в углу гостиной, поднял голову и хотел сказать что-то резкое, но передумал.

— И вы вынудили ее попытаться отравить вас? — Доктор глядел на Амалию во все глаза. — Вы поразительная женщина, сударыня!

Варенька подумала про себя, что его слова вовсе не комплимент, но остальные гости, казалось, вовсе не разделяли ее точку зрения.

— Но как? — воскликнула Евдокия Сергеевна. — Как вы поняли, что это была именно она?

Амалия пожала плечами.

— Собственно, не так уж сложно было. Кому легче всего подмешать яд в чашку? Заботливой, внимательной хозяйке, чьи хлопоты воспринимаются как должное. Конечно, то было всего лишь мое подозрение, но Анна Владимировна его только укрепила, когда солгала мне. От горничной я знала, что Беренделли, разговаривая с хозяйкой, упоминал mariage — брак и cousine или cousines — кузину или кузин. Когда я спросила у Анны Владимировны, что значат его слова, она объяснила, что обсуждала с хиромантом возможный брак своего сына с его двоюродной сестрой. Опять-таки, Беренделли не мог прочесть на ее ладони ничего подобного, потому что линии и знаки на руке говорят лишь о судьбе ее обладателя, а родственники отражаются лишь в самом общем виде. Конечно, Анна Владимировна могла сказать неправду, потому что, к примеру, хиромант сказал ей что-то неприятное, чего ей не хотелось повторять постороннему человеку, поэтому я и заколебалась. Но самое главное — я не могла понять, каким образом ей удалось подмешать мышьяк при всех, так, что никто ничего не заметил. Если бы не мой кузен, — и Амалия послала Билли взгляд, полный признательности, — мы бы еще долго ломали голову. А все дело было в сахаре, который насыпают в чашку, в сахаре, как две капли воды похожем на мышьяк.

— Что ж, могу вас поздравить, — не удержался Митенька. — Вы сломали жизнь женщине, которая не сделала вам ничего плохого. Вы… — у него задрожали губы. — Ради ваших дурацких логических построений…

Варенька прекрасно понимала состояние юноши. Будет позорный процесс, тень которого ляжет на всю семью. И ее отец, генерал, тоже косвенно окажется замешан во всю эту грязь, потому что его родственница совершила преступление, которому нет оправдания. «Права была мама: не стоило нам с ними общаться», — мелькнуло в голове у девушки. Она бросила неприязненный взгляд на Александра, который по-прежнему сидел возле своей бывшей жены, и поднялась.

— Кажется, уже поздно, — самым светским тоном промолвила она. — Как я понимаю, все тайны раскрыты, так что… Мы можем идти?

— Теперь — да, — ответила Амалия.

Все сразу же как-то оживились. Венедикт Людовикович подошел к Амалии, поцеловал ей руку и сказал, что для него было большой честью познакомиться с ней. Евдокия Сергеевна рассыпалась в комплиментах, а Иван Андреевич объявил, что если у баронессы выдастся свободное время, он с женой будет счастлив видеть ее у себя в гостях. Павел Петрович ничего не сказал, но все, что он чувствовал, отражалось на его лице. Варенька подошла к Александру.

— Нам пора уходить, — сказала она.

И хотя она изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал ее, он предательски дрогнул. В ушах у нее до сих пор звучали его слова: «Я люблю тебя», обращенные к другой. К другой, которую в данный момент Варенька ненавидела всем сердцем.

— Вы идете, Александр? — спросила девушка.

Какую-то долю мгновения барон колебался, но оглянулся на Амалию и, очевидно, решился.

— Ступайте, Варвара Григорьевна, — промолвил он спокойно. — Я догоню вас.

Варенька сразу же поняла, что это значит. У нее вспыхнули щеки, а дышать сделалось так трудно, что она едва не потеряла сознание в своем тесном корсете. Все было кончено. Она проиграла — проиграла неприятной, умничающей, высокомерной особе, баронессе Корф. Варенька Мезенцева, к которой сватались самые блестящие офицеры, оказалась отвергнута, и ради кого — ради бывшей жены, настоящей авантюристки. Да, да, авантюристки! А та вовсе и не красавица, так, дама лет тридцати с синяками под глазами и с неважным цветом лица. Все было невыносимо, да что там — просто ужасно! Девушка в последний раз взглянула на Александра полными слез глазами и, не прощаясь, даже не наклонив головы, быстрым шагом удалилась прочь.

«Ничего себе! — подумал Билли, от которого не укрылось выражение лица Вареньки. — Могу поспорить, что ежели бы мы были где-нибудь в моих родных краях, она бы точно попыталась прикончить Эмили. Ей-богу, цивилизация — отличная вещь. По крайней мере, люди не дают волю своим желаниям, которые плохо совместимы с законами».

Амалия поглядела на него и улыбнулась. Он сразу же приосанился и напустил на себя безучастный вид.

— Мы возвращаемся в гостиницу? — спросил он.

— Да, — ответила Амалия.

Она подумала, прощаться ли ей с Павлом Петровичем, и пришла к мысли, что теперь Верховский наверняка больше всего хочет, чтобы его оставили одного. Лакунины уже ушли, как и композитор, но Александр Корф был еще в гостиной. Глаша тушила лампы, нет-нет да поглядывая на Билли, который, очевидно, ее сильно занимал. За окнами ползло тусклое, сырое петербургское утро.

— Пора, — сказала Амалия.

— Вы разрешите проводить вас? — спросил барон Корф. И Билли слегка нахмурился, услышав ответ:

— Да, разумеется.

Втроем они спустились по лестнице. Билли надулся и не произносил ни слова. Внизу Александр помог бывшей жене надеть шубу, но зато Билли опередил его, первым подав перчатки. Он был вознагражден сияющей улыбкой и сразу же воспрянул духом.

…Варенька вышла из особняка, и тяжелая дверь затворилась за ней. С Невы дул ледяной ветер. Возле дома стояли две пролетки, в одной сидел Марсильяк и разговаривал с каким-то полицейским чином, за стеклом другой виднелось бледное женское лицо, от которого Варенька отвернулась с тайным ужасом. Она едва не уронила муфту и испугалась, когда кто-то поднял ее и подал ей. Свет фонаря упал на лицо любезного прохожего, и Варенька сразу же успокоилась, узнав композитора Преображенского.

— Вы еще здесь? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать.

— Как видите, Варвара Григорьевна, — кивнул он. — Странный получился вечер, вы не находите?

— Очень странный, — искренне ответила Варенька.

Преображенский вздохнул.

— И тем не менее я счастлив, что познакомился с вами, — сказал он. — Вы так чудесно пели… Вторая Патти, — добавил он.

— Вы мне льстите, — отозвалась Варенька, краснея от удовольствия.

— О, что вы, наоборот, совершенная правда. Вы сейчас домой? Разрешите взять вам извозчика?

Варенька подумала, что и в самом деле это было бы разумнее всего, но на улице свободных извозчиков не было.

— Может быть, на набережной? — заметил композитор. Он предложил Вареньке руку, и они вдвоем двинулись в направлении набережной.

Александр, стоя на ветру, проводил их взглядом.

В сущности, он был почти рад, что все так устроилось. Он с детства ненавидел выяснения отношений, особенно с женщинами. Хорошо, что Варенька все поняла и не стала докучать ему. Потому что, если рассудить по совести, он ничего не может ей дать. Никогда не полюбит ее так, как любил Амалию, да и вряд ли полюбит кого-то еще. Что бы ни произошло между ними, его сердце будет принадлежать этой странной женщине. Он повернулся к ней и увидел, как блестят ее глаза. Она положила кисть в узкой лайковой перчатке ему на рукав.

— Простите, Александр. Я должна была догадаться, по отношению к вам мой спектакль был довольно жесток. Но я и подумать не могла, что моя мнимая смерть так подействует на вас.

— Ничего, — тихо сказал он, — я все понимаю. Дело прежде всего, не так ли?

— А, да какое дело! — отмахнулась Амалия. — Понадобилось всего лишь несколько часов, чтобы все распутать. Вернее… — Она нахмурилась. — Вернее, почти все.

— Неужели вам что-то может быть непонятно? — с улыбкой спросил Александр. — Ни за что не поверю.

Амалия помедлила и оглянулась на пролетки, в одной из которых сидела Анна Владимировна. Билли неодобрительно сопел где-то в полутьме позади нее.

— Мне действительно непонятна одна вещь, — призналась Амалия. — Полагаю, прямого отношения к делу она не имеет, и все же… — она задумалась. — Все же мне было бы интересно знать.