Званый ужин в английском стиле - Валерия Вербинина

— А то, — отвечала Амалия, — что хиромантия, может быть, и точная наука, но не настолько, чтобы на ладони можно было увидеть цвет волос будущей жены. Так что я поняла, что господин адвокат сказал мне неправду. Вопрос в том, ради чего он так поступил. Ну а когда мы нашли платок, я окончательно убедилась, что убийца — мужчина.

— Почему? — спросила Анна Владимировна, глядя на нее добрыми, влажными, полными любопытства глазами.

— Потому что в тот момент, когда убийца подобрал платок, он еще не мог знать, что совершит убийство, — пояснила Амалия. — Ведь господин барон порезал руку в самом начале вечера, и тогда же его невеста в спешке уронила платок, пытаясь его перевязать. Это было еще до того, как Беренделли начал гадать, и до того, как он во всеуслышание объявил о том, что среди присутствующих находится убийца. Вопрос: кто может подобрать платок хорошенькой девушки? (Варенька покраснела.) Уж точно не другая женщина, а мужчина. Точнее, нестарый мужчина, достаточно легкомысленный для того, чтобы сохранить у себя такую вещь. Помнится, мой кузен сильно удивился, когда я спросила у одного из подозреваемых, нравится ему мадемуазель Мезенцева или нет. Ну а потом, когда я поняла, что убийца высокого роста, я окончательно убедилась, что мои догадки верны. Оставалось лишь понять мотив. Что за убийство мог совершить Владимир Сергеевич Городецкий либо его брат? Они никогда не дрались на дуэли и вроде бы не были замешаны ни в чем предосудительном. Записная книжка убитого подсказала мне ответ, потому что там, где присутствуют большие деньги, можно ждать чего угодно.

— По-вашему, все преступления совершаются ради денег? — Варенька прекрасно понимала, что ей не удастся уязвить Амалию, но девушке очень этого хотелось, и ради мига собственного торжества, пусть даже эфемерного, она была готова на все, что угодно.

— Не все, — с улыбкой отвечала Амалия. — Но очень многие.

Тут вмешалась Анна Владимировна. Хозяйка дома объявила, что все закончилось, и слава богу, что закончилось именно так, и велела Глаше принести гостям кофе и бисквиты. Присутствующие заметно приободрились. Преображенский отошел к роялю и стал тихонько наигрывать какую-то мелодию, то и дело поглядывая на Вареньку, которая дулась и кусала губы. Амалия подошла к Билли и тихо заговорила с ним о чем-то. Какое-то время Венедикт Людовикович колебался, но под конец все же решился и подошел к молодой женщине.

— Госпожа баронесса… — Он кашлянул. — Я должен выразить вам мою благодарность, что вы… что вы… — Медик запнулся. — Что вы не стали предавать огласке мое прошлое, хоть и имели на то полное право. И… Сударыня, вы и сами не знаете, что сделали для меня!

— Полно, сударь, полно, — улыбнулась Амалия. — Я не сделала ничего особенного. Просто вы и ваши myst?res du pass?[35] сбили меня на мгновение с толку. А я не люблю, когда меня сбивают с толку. — Она вновь улыбнулась доктору и обернулась к Билли, который, как обычно, чрезвычайно внимательно слушал все, что говорила баронесса.

— Поразительный вечер! — восхитилась в нескольких шагах от них Евдокия Сергеевна. — Уверена, что еще долго не забуду его!

— Я тоже, — довольно сдержанно поддержал ее Иван Андреевич. Что ни говори, а ему было неприятно, ведь правда о его маленькой интрижке всплыла наружу. Однако Евдокия Сергеевна ничего не заметила.

— Удивительное приключение! Мы словно стали героями захватывающего романа!

— А роман стоил того, чтобы быть прочитанным? — с иронией осведомился барон Корф.

— Конечно же! — воскликнула тайная советница. — Теперь я точно знаю, что нельзя доверять страховым компаниям. И никто меня не убедит в обратном!

Мужчины обменялись взглядами, в которых сквозила некоторая растерянность. Что верно, то верно, женскую логику еще никому постичь не удалось. Исключая, конечно, самих женщин.

Глаша внесла поднос с чашками кофе и тарелочками, на которых лежал десерт. Иван Андреевич съел несколько пирожных и приободрился. Положительно, жизнь чертовски хороша! А ведь трое из числа тех, кто всего несколько часов тому назад сидел за одним с ним столом, уже никогда не будут лакомиться пирожными. Подумав так, он проглотил еще одно безе и выпил большую чашку кофе. Евдокия Сергеевна объявила, что не любит сладкого, и тотчас же, как коршун, набросилась на угощение.

— Я так волновалась, так волновалась! — сказала она в оправдание своего непостоянства.

Доктор поглядел на часы. Решив, что теперь не имеет значения, когда вернется он домой — в пятом часу утра или еще позже, — он уселся на диван.

— А я вам говорю, это очень опасно! — упрямо сказал Билли Амалии. — Что, если ваш план даст осечку?

— Не даст, — коротко ответила баронесса.

— Но я не уверен, что смогу…

— Сможешь. Потому что иначе мы никак не докажем… — Она оборвала себя и улыбнулась подошедшему Митеньке.

Юноша хотел сказать баронессе массу важных вещей. Во-первых, он собирался скрепя сердце похвалить того типа в очках, полицейского Марсильяка, который, судя по всему, приходится баронессе давним знакомым. Во-вторых, Митеньке очень хотелось, чтобы Билли куда-нибудь отлучился, а он без помех сумел бы поговорить с Амалией Константиновной о каких-нибудь высоких материях. Однако он сумел выдавить из себя лишь то, что его семья всегда будет рада видеть у себя баронессу и ее кузена («чтоб ему пусто было», прибавил про себя Митенька). В конце своей речи юноша чихнул и поправил очки.

Павел Петрович обсуждал с Иваном Андреевичем достоинства различных сигар, Анна Владимировна скользила среди гостей, предлагая кофе, сахар и пирожные, и одновременно успела приказать Глаше потушить в доме лишние лампы. Никита лениво перебирал клавиши и размышлял о том, какой чудный рояль он купит, когда получит наследство графини. Евдокия Сергеевна вцепилась в доктора, требуя немедленно объяснить ей, отчего у нее по утрам болит шея, и, вообще, можно ли считать здоровым петербургский климат. Варенька равнодушно оглянулась на нее и отвела глаза. Она еще не подозревала, что молодость однажды кончается и что когда-нибудь, спустя целую вечность, она сама, быть может, станет такой же, как остролицая тайная советница, сплетницей, занудной, старой и склочной…

Амалия вздохнула.

— Что-то я устала, — пожаловалась она Билли. — Принеси мне кофе, пожалуйста.

В глубине души Митенька возликовал. Он уже как раз приготовился сказать что-нибудь значительное, но тут ему помешал Александр Корф, задавший несколько странный вопрос:

— Чего мы ждем?

— Простите? — подняла брови баронесса.

— Почему мы должны ждать господина следователя? — подала голос Варенька, угадавшая смысл вопроса жениха. — Он велел нам не расходиться. Зачем? Разве дело не раскрыто?

— Нет, — коротко откликнулась Амалия.

Павел Петрович прервал свой разговор о сигарах и с неудовольствием обернулся. Мелодия резко оборвалась под пальцами композитора. Билли принес Амалии чашку кофе, и к ней сразу же подошла Анна Владимировна.

— Не угодно ли пирожных? Или, может быть, сахару?

— Да, конечно, — рассеянно ответила Амалия.

— Мы хотели бы получить объяснения, — подал голос Преображенский. — Разве неизвестно, кто убил графиню Элен и адвоката Городецкого? И разве с убийством Беренделли не все понятно? Тогда в чем же дело?

Амалия отпила из чашки и поставила ее на низкий столик.

— Вы, кажется, забываете, — тихо напомнила она, — что маэстро Беренделли пытались убить дважды. До того как Владимир Сергеевич зарезал его, хиромант был отравлен. И долг следствия — понять, кто это сделал.

— Но разве не Владимир Сергеевич? — нерешительно спросила Варенька. — Я ничего не понимаю…

— Нет, — покачала головой Амалия. — Владимир Сергеевич не из тех людей, которые носят при себе мышьяк для того, чтобы угостить им соседа по столу. Как я уже говорила, отравитель и собственно убийца — два совершенно разных человека.

— Ах, как интересно! — воскликнула Евдокия Сергеевна. — И вам известно, кто является отравителем?

— Думаю, да, — медленно произнесла Амалия. — Мне кажется…

Все с нетерпением ожидали продолжения ее слов, но его не последовало. Потому что баронесса Корф поднесла руку к груди, покачнулась и с каким-то сдавленным стоном опустилась на ковер.

Глава 33

Один

Евдокия Сергеевна пронзительно взвизгнула. Никита вскочил из-за рояля.

— Амалия Константиновна! — Митенька был уже возле потерявшей сознание женщины. — Боже мой! Венедикт Людовикович, сделайте что-нибудь! Мне кажется… мне кажется, она не дышит!

Но прежде чем доктор успел подойти к Амалии, возле нее оказался Александр Корф. Он оттолкнул Митеньку так, что тот не устоял на ногах и отлетел к стене.

— Амалия! — Барон встряхнул молодую женщину. — Что же это такое… Амалия, пожалуйста, не надо пугать нас! Амалия… — Его губы кривились, лицо утратило былую непроницаемость. Он и сам не понимал, что говорил. Безжизненное тело баронессы обмякло на его руках. — Доктора! — закричал Александр так, что Глаша шарахнулась, а в рамах задрожали стекла. — Доктора, скорее! Мне кажется…