Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разговаривали?
– Нет, он просто кивнул, и так это, бочком мимо меня, прошел.
– На этом ваш перечень шастающих по лесу закончен? Или ещё кто-то был?
Бухгалтер задумался.
– Нет, больше никого.
– Да, Красная площадь, а не лес. В самой деревне на одной улице стольких людей не встретишь.
Когда Загоскин, ответив, наконец, на все вопросы, ушел, Герасюк не выдержал и снова рассмеялся. Дубовик тоже фыркнул:
– Комедия дель Арте. Сколько импровизации! Шапито, а не деревня. Кажется, что жизнь в этом Потеряево делится на две: одна, обычная – в самой деревне, другая, скрытая от посторонних глаз, – в лесу. У всех какие-то тайны, связанные с ним.
– Так они там прячутся друг от друга, в деревне-то всё на виду, сам говоришь, что всё друг о друге знают, а в лес бегут грехи скрывать, – глубокомысленно заметил Герасюк.
– Похоже!.. Что, к примеру, этот Петров там делал? Сам вряд ли скажет, а ведь он явно что-то скрывает… Чёрт! Надо идти к нему, мало того, следует допросить старуху эту с козой и, главное, почтальона. Что он такое, этот Синегуб? Кстати, где у нас Воронцов? Моршанскому он пока не нужен, никак спит ещё?
– Ну, с бабкой и я мог бы побеседовать, велика важность, – пожал плечом Герасюк. – В «Ласточкином гнезде» вон каких жучил разговорили! А тут!
– Ну, что ж, сказал «а» – говори «б». Только ты ещё не отчитался по окуркам. Есть что-то?
– На девяносто процентов курил один и тот же человек. Папиросы из одной партии – табак совершенно идентичен в обеих папиросах. Бумажный мундштук откушен почти один в один. Вот тебе мой отчёт, – Герасюк положил перед Дубовиком исписанный лист. – Этого тебе достаточно?
– Более чем! Ну, что ж, тебе карты в руки – шагай к бабусе, и ребятишек надо бы отыскать, – сказал тот.
– И отыщу, и поговорю, – согласно кивнул Герасюк. – Но за это с тебя имя подозреваемого.
– Думаешь, оно у меня есть? – с нарочитым удивлением спросил Дубовик.
– Е-есть! Вижу по твоим глазам, – Герасюк подмигнул приятелю, тот лишь скромно улыбнулся.
Баташов на вопрос Дубовика о Петрове ничего определенного не ответил, лишь подтвердил, что Загоскин на следующий день доложил ему о встрече с замом.
– Честно сказать, когда его нет на работе, мне легче дышится, хоть и работы прибавляется. Потому я не особо лезу к нему, поинтересуюсь у его жены, как он, и всё. Похоже, что и они оба не особо жаждут посещений больного у себя дома. – Подполковнику уловил в голосе председателя какую-то неуверенность, будто тот взвешивал свои слова.
«Или знает, да не решается сказать? Почему?» – но Дубовик решил пока не тревожить Баташова неудобными вопросами, а для себя знал, что при любом раскладе для него это не будет тайной: есть разные способы разговорить людей.
Синегуб в Правление пришел сам, принес почту.
На вопросы Дубовика весельчак-почтальон отвечал просто, без напряжения.
Лишь когда подполковник спросил его, видел ли он Петрова, Синегуб как-то замялся, но потом ответил, что не видел, хотя, по мнению Дубовика, на прямой тропинке за несколько метров не увидеть человека невозможно, да и, судя по словам Загоскина, Синегуб должен был видеть Петрова.
«Опять Петров? Что с ним не так? Или эта встреча для Синегуба была невыгодна? Интересно, что скажет на это Петров?»
Но того не оказалось дома. За воротами лишь рвался с цепи огромный пес. Двери были прикрыты на металлический штырь, продетый в петлю навесной дужки.
Дубовику посмотрел на часы: ещё не было и одиннадцати. Ему показалось странным, что больной человек с утра уже где-то ходит. На всякий случай он заехал в больницу, но там была лишь медсестра и старик Гаврилов, который, увидев Дубовика в открытую дверь палаты, громко его поприветствовал и сказал, что у него есть кое-что для «товарища подполковника».
Фельдшер уехал на дальнее поле – заболел один из трактористов, поэтому Андрей Ефимович обратился к медсестре, спросив разрешения войти в палату к Гаврилову.
Та согласно кивнула.
– Но сначала ответьте мне на вопрос, – стоя у двери в процедурную, подполковник испытующе посмотрел на женщину: – Скажите, а какое заболевание у Петрова?
Она, вопреки его ожиданиям, ничуть не смутившись под острым взглядом серых глаз, ответила, сразу, не раздумывая:
– Гипертония, высоким давлением мучается наш Валерий Петрович.
И на вопрос о прогулках по лесу сказала, что они ему показаны. Нельзя лишь нервничать.
– Так, может быть, имеет смысл ему сменить работу? – едко заметил Дубовик. – На более спокойную.
Медсестра пожала плечами и вдруг заметно покраснела.
– Пусть начальство решает, – она опустила глаза.
– А вы порекомендуйте, это ведь в компетенции медицины? И пусть гуляет на здоровье. А его место займёт человек с нормальным давлением и желанием работать. – Дубовик развернулся и пошел в палату к Гаврилову.
Старик, смущенно покашливая и беспрестанно дотрагиваясь до повязки на голове, тихо проговорил:
– Я… это… в прошлый раз ничего не сказал… Ты уж это… товарищ начальник, не серчай на старика… это… бес попутал. Был кто-то, кроме этого, страшного-то, на болотах… Я один раз на том, своем островке это… десятку нашел. Деньги, значит. У того-то откуда бы? Он же не ходит по магазинам и базарам. А тут целая десятка! Я ведь её спрятал дома, за стреху. Вам, вот, не сказал! Боялся, что… это… экспло… экспре…
– Экспроприируем, – подсказал Дубовик.
– Ага, оно самое, – кивнул старик, – жадность меня, значит, обуяла… А полежал здесь, стыдно что-то стало. Вы заберите её, не надо мне этой десятки. А может, меня из-за неё-то и того?.. – вскинулся Гаврилов.
– Ну, вряд ли из-за неё, но роль свою, по-видимому, сыграла не последнюю, – Дубовик поправил одеяло у старика и, наклонившись к самому его лицу, тихо спросил: – А, скажи-ка мне, Мирон Иванович, не было ли в этой десятке какой-нибудь странности?
Гаврилов, чуть отшатнувшись, выпучил глаза и зашептал, обдавая Дубовика запахом крепкой махры:
– Было такое дело, товарищ подполковник! Плесенью от неё несло! И сама была такая, сырая, что ли…
Дубовик улыбнулся и осторожно похлопал старика по плечу:
– Об этом тоже никому! Обещаю: экспроприировать твою десятку не стану. Трать на лекарства. А куришь зря! – он подмигнул Гаврилову.
Тот схватил подполковника за рукав и с мольбой произнес:
– Ты уж это… доктору-то ни-ни! Шибко он серчает на меня за это… А за десятку спасибо тебе, товарищ начальник! Она мне, во, как нужна! – он прочертил ладонью по горлу и тоже подмигнул. – А осенью я тебе пошлю клюковку-то!
– Боюсь, что остался ты, старик, без клюквы… Да и радости не