Последнее убийство в конце времен - Стюарт Тёртон

– Что она хотела узнать?

– Какой она была. – Любопытство дочери заставляет Сета нахмуриться. – Это имеет значение?

– Не знаю. А раньше она тебя о ней спрашивала?

– Нет, – сознается он. – Мы недолго об этом говорили. На причале ждал Адиль, и, по-моему, это ее расстроило. Но наверное, Аби ее успокоила, потому что Ниема велела мне причалить, а потом пошла на маяк с ним. Больше я ничего не помню.

– Как вел себя Адиль?

– Психовал, наверное. Злился. Ниеме было страшно, но она не позволила мне пойти с ней. Я уснул в лодке. Больше я ничего не помню, а утром я проснулся с этим.

И он протягивает ей листок бумаги.

Эмори берет его и видит, что листок вырван из альбома Магдалины. Как они и думали, художница зарисовала то, что происходило ночью. Оркестр на сцене играет, жители деревни танцуют. Очень похоже на вечеринку.

– Иди сюда, Клара, посмотри на это, – зовет Эмори дочь. – Хуэй говорила с Ниемой возле купальни. У нее скрипка в руках.

Клара тычет в свое изображение на рисунке: она сидит на краю стола и вырезает птицу из деревяшки. Рядом стоит Эмори, обнимает ее за плечи.

– У меня расстроенный вид, – говорит она.

– У меня тоже, – отвечает Эмори.

– Я вырезаю птиц, только когда мне надо подумать или успокоиться, – говорит Клара. – Что такого могла сообщить нам Ниема, чтобы мы трое расстроились, а все другие, судя по всему, обрадовались, как никогда раньше?

– Вряд ли их так обрадовало известие о том, что мы до конца жизни обречены обслуживать людей, запертых в Блэкхите, – отвечает Эмори. – Либо Тея солгала мне, либо Ниема лгала Тее.

Она переворачивает рисунок и видит странную путаницу цифр и линий.

– Адиль рисовал такие же каракули, – говорит Сет. – Когда вернулся в деревню, сразу перед изгнанием. Он царапал их ночью, на стенах. Мы их тогда везде находили.

– И что они значат? – спрашивает Клара.

– Он и сам не знал, – отвечает дед. – Наутро удивлялся не меньше нашего.

– Прямо как Бен, – говорит Эмори. – Но это ведь твой почерк, да, пап?

– Корявее, чем обычно, но да, это я писал.

– Значит, ты вырвал вчера листок из альбома Мэгс потому, что он первым оказался у тебя под рукой, другой бумаги не было, – говорит Эмори. – Что бы ни означали эти линии, тебе, видимо, надо было зарисовать их как можно быстрее.

Не зная, чем это объяснить, Эмори опять переворачивает листок и продолжает разглядывать рисунок двора. Ей так странно видеть на нем себя и всех остальных, изображенных в ясном уме и полной памяти за делами, о которых они ровно ничего не помнят.

– Почему Ниема хотела, чтобы мы об этом забыли? – шепчет за ее плечом Клара.

Эмори взволнованно расширяет глаза: страшная догадка посещает ее.

– Где твой нож, которым ты вырезала птиц? – спрашивает она отрывисто.

– У меня в рюкзаке, – отвечает Клара, по-прежнему не отрываясь от рисунка.

– Опусти его в сэмплер, – приказывает мать.

– Зачем?

– Прошу тебя, пожалуйста.

Испуганная напряженным голосом матери, Клара вынимает из деревянных ножен свой нож и кладет его в прибор.

Ползет минута, наконец хрупкую тишину разбивает сигнал. Клара наклоняется к дисплею и с неохотой считывает результат.

Она судорожно сглатывает и выпрямляется.

– На клинке кровь Хуэй и Ниемы, – говорит она, встречаясь глазами с матерью. – Мой нож – орудие убийства.

Эмори подходит к экстрактору памяти, останавливается, смотрит на него с минуту, потом берет его обеими руками, поднимает над головой и изо всех сил швыряет его об пол. Фрагменты металла и стекла разлетаются по полу лаборатории.

Все еще неудовлетворенная результатом, Эмори топчет куски ногами.

– А ну-ка, прекрати! – требует Сет.

Он хватает дочь за руку и пробует оттащить ее в сторону, но она вырывается из его хватки и прыгает обеими ногами на экстрактор, так что у него с треском ломается что-то внутри, а с боков начинает течь ярко-красный гель.

– Что ты наделала? – вопит Сет.

– Спасла вам жизнь, – отвечает она, задыхаясь. – И не благодари меня.

49

Эмори выходит на улицу и, подняв лицо к фиолетовому небу, вопит ему о своем разочаровании. В окнах общежития появляются любопытные лица.

Когда она уходила, ее отец так и сидел с устройством извлечения памяти на коленях, держа его нежно, будто раненое животное. После всего, что они узнали, он злится на нее за то, что она посмела бросить вызов воле старейшин! Ну почему он неколебимо верит в них и совсем не верит в нее?

Эмори ощущает, как руки Клары скользят вокруг ее талии, а голова упирается ей в спину. Клара часто делала так в детстве, когда хотела, чтобы ее утешили. Но Эмори уже и не помнит, когда такое случалось в последний раз.

– Мам, ты как? – спрашивает Клара.

– Он идиот, – заявляет Эмори, сжимая кулаки.

– Он, наверное, думает о тебе то же самое.

– Не принимай его сторону, – вспыхивает Эмори. – Ты же пришла ко мне, значит ты на моей стороне, а раз ты на моей стороне, значит ты должна злиться на него, как я.

Клара игриво взвизгивает, и мать смеется.

– Вряд ли ты знаешь, как действует гнев, – говорит Эмори, успокаиваясь.

Через ее ступни черным ручьем текут муравьи. Они ползут к прогулочному двору в надежде найти там крошки, упавшие со столов. «Их ждет разочарование», – думает Эмори. На складах по-прежнему пусто, и поминальный обед состоял из всяких остатков и недозрелых овощей, выдернутых из грядок раньше времени.

Эмори берет в свои ладони руки дочери. Они грязные, горячие и натертые. Вообще руки у нее гладкие и тонкие, кожа в веснушках. Это единственное, что в ней не изменилось с детства.

– Что случилось, милая? – мягко спрашивает Эмори.

– Почему на моем ноже была кровь Хуэй, мама? Я бы никогда не причинила ей вред, что бы она ни сделала.

– Конечно нет, – говорит Эмори и оборачивается, чтобы взглянуть в расстроенное лицо Клары. Ее поражает направление, которое приняли мысли дочери. – Тот, кто ударил Хуэй ножом, сделал это импульсивно, а ты просто оказалась рядом – сидела возле купальни с ножом в руке. Преступник выхватил его у тебя, потому что он первым попался ему на глаза. Будь это молоток или пила, убийца воспользовался бы ими.

Эмори прижимает ладони к щекам Клары и опускает голову, чтобы заглянуть в глаза дочери.

– Если я в чем-то и уверена, так в том, что ты не имеешь к этому никакого отношения, – говорит Эмори. – У тебя слишком большое сердце.

– А вдруг ты ошибаешься? Я была