Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг. - Алексей Исаев

Далее события развивались стремительно. Начавшийся для бойцов «пролетарки» подъемом посреди ночи по тревоге день боев и маршей никак не хотел заканчиваться. В течение вечера 1 июля, ночи и раннего утра 2 июля части 18-й танковой дивизии вели бой за мост и плацдарм. Крейзер позднее писал: «После мощных бомбовых ударов и огня артиллерии немецкие танки на больших скоростях подошли к мосту, гусеницами порвали шнуры для дистанционного подрыва, перебили саперов-подрывников и с ходу прорвались на восточный берег Березины». Не исключено, что свою роль в быстром захвате моста сыграли диверсанты «Бранденбурга». По крайней мере их участие не исключается. Уже к полудню 2 июля плацдарм расширяется на 6 км восточнее Борисова. К этому моменту борисовский гарнизон уже понес большие потери. Сусайков просил штаб фронта прислать ему хотя бы эскадрилью истребителей, т. к. «противник наносит потери главным образом авиацией».

Защитники Борисова отошли от города, образовав полукольцо обороны, опиравшееся флангами на Березину. После этого разыгралось типичное для 1941 г. (и не только дня него) сражение за плацдарм. В нем участники сражения на время менялись местами. Обороняющиеся, т. е. советские войска, были вынуждены контратаковать, стремясь всеми силами ликвидировать плацдарм. Наступающие, т. е. немцы, отражали атаки, наносили потери и расширяли плацдарм по мере сил и возможностей. Ликвидация вражеского плацдарма была скорее редким исключением, нежели правилом. Однако в любом случае принятое Павловым решение выдвинуть вперед к Борисову моторизованное соединение следует оценить положительно. Без этого хода прорыв немцев через Березину вдоль шоссе на Москву был бы куда стремительнее. Это, безусловно, ухудшило бы условия борьбы за следующий водный рубеж — Днепр. Более того, надо отдать должное выучке личного состава и командования «пролетарки». Если бы она опоздала буквально на несколько часов, то мост был бы потерян уже 1 июля, а вместо боев за плацдарм было бы маневренное встречное сражение на шоссе Минск — Москва.

К исходу 2 июля 18-я танковая дивизия расширила захваченный плацдарм у Борисова до 8 км в глубину и 12 км по фронту. С утра 3 июля немцы продолжили расширять плацдарм и продвигаются еще немного вперед вдоль шоссе на Москву, к середине дня достигают Лошницы. Здесь их вновь контратакуют части дивизии Крейзера. 1 июля «пролетарка» получила 10 тяжелых танков КВ (все с 76-мм пушками). По воспоминаниям Я.Г. Крейзера, всего его дивизия получила до начала боев на Березине четыре десятка новых танков — 30 Т-34 и 10 КВ. Немцы оценили противника как «крупные танковые силы». В журнале боевых действий XXXXVII корпуса указывалось: «В 15.00 враг, потеряв большое число танков, отходит. Во время русского контрудара среди прочего из 16 атакующих тяжелых 45-тонных танков были уничтожены 7»[216]. Под «45-тонными танками» понимаются, как нетрудно догадаться, танки КВ. Результат, надо отметить, не рекордный. За несколько дней до этого на Украине у местечка Радзехов в одном бою было подбито сразу 9 КВ из 10-й танковой дивизии. За три дня боев за плацдарм немецкая 18-я танковая дивизия заявила об уничтожении 80 танков и захвате или уничтожении 44 орудий.

Гудериан писал об этом эпизоде: «Атаки были отбиты с большими потерями для русских; 18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы»[217]. Эту фразу позднее многократно растиражировали. Она стала одним из краеугольных камней легенды о «неуязвимых» советских танках 1941 г. Разумеется, общий неуспех боев при этом нужно было как-то объяснять. Его привычно списали на Люфтваффе, наводя тень на плетень другого ведомства — многострадальные ВВС Красной армии. В истории «пролетарки» говорилось: «…этот бой закончился бы более успешно, если бы не безраздельное господство вражеской авиации. Целый день она висела над полем боя (временами до 60–70 самолетов): бомбила и расстреливала с крутого пике, поражала цели на выбор»[218]. Немецкая авиация, конечно, сделала свое дело. Люфтваффе привычно расправились с артиллерией «пролетарки» — большие потери в бою понес артполк дивизии Крейзера и ее автотранспорт. Но провести такое же опустошение в рядах танков было затруднительно. Реальность была суровой и прозаичной. Немецкая 18-я танковая дивизия успешно отбила атаку на плацдарм, подбив несколько советских новых танков. Собственно, Т-34, кстати, даже не были выделены немцами из статистики подбитых. Вообще история с «тридцатьчетверками» 1-й моторизованной дивизии довольно темная. Отражавшие атаки на плацдарм немцы писали только о «45-тонных танках». По документам 7-го мехкорпуса «тридцатьчетверки» в 1-й мотодивизии никак не проходят. По всем донесениям и отчетам в «пролетарку» попали только 10 КВ-1. Разумеется, Крейзер мог получить Т-34, уже будучи подчинен 20-й армии, в обход штаба 7-го мехкорпуса. Обвинять его в короткой памяти только на основании ошибки на сутки в датировке событий, пожалуй, не стоит. Однако сам Крейзер утверждает, что КВ и Т-34 прибыли в его дивизию еще под Оршей. Одним словом, по советским и немецким документам получается, что Гудериан в своих мемуарах сильно ошибся. Во-первых, эта встреча с новой советской бронетехникой была не первая для 2 ТГр (первой был бой 29-й мд под Слонимом), а во-вторых, это были совсем не Т-34, а КВ. Так или иначе, атака с применением «неуязвимых» танков была отражена немцами имеющимися средствами, с выбиванием значительной части участвовавших в ней КВ (и, возможно, Т-34). В ночь на 4 июля части дивизии Крейзера отходят на рубеж реки Нача. Сражение за Борисов завершается, далее 1-я моторизованная дивизия вела сдерживающие действия на шоссе на Москву.

На следующем рубеже, реке Наче, удержаться «пролетарке» надолго не удалось. Очередной акт драмы разыгрался 4 июля. К тому моменту практически вся артиллерия 1-й мотострелковой дивизии была выбита вражеской авиацией. Танков БТ осталось 25 штук. По прибытии 9 танков КВ была организована контратака. Однако «Ворошиловы» не имели бронебойных снарядов и выбивать вражеские танки не могли. Из 7 КВ, участвовавших в контратаке, 5 танков не вернулись с поля боя. Один был «прибуксирован»[219], один взорван, три остались на занятой противником территории. Неудача контратаки заставила «пролетарку» отходить на следующий рубеж обороны — реку Бобр. Здесь она получила новую задачу — 1-я моторизованная дивизия должна была принять участие в контрударе под Сено и Лепелем. Но это уже совсем другая история.

Отряд Сусайкова, как и большинство импровизированных «групп», просуществовал недолго. 11 июля наконец-то было выполнено указание Генерального штаба Красной армии от 3 июля 1941 г. Борисовское танковое училище было выведено с фронта и отправлено в тыл, в Саратов. Там оно стало 3-м Саратовским танковым училищем. Занятия возобновились уже 24 июля. За период боевых действий — с 23 июня по 11 июля 1941 г. — училище потеряло 192 человека убитыми и пропавшими без вести, еще 68 человек получили ранения, т. е. потери составили почти половину личного состава. Энергичный И.З. Сусайков в тылу не остался. С апреля 1942 г. он стал членом Военного совета Брянского фронта, позднее занимал ту же должность на Воронежском, Степном и 2-м Украинском фронтах.

Своего рода «послевкусием» боев за Борисов стало боевое распоряжение штаба Западного фронта от 4 июля 1941 г. В нем давалась достаточно жесткая оценка истории с захватом немцами бетонного моста на шоссе Минск — Москва. Уже в первом абзаце было сказано: «По преступной халатности командования и войсковой части, оборонявшей Борисов, не был взорван мост через р. Березина, что дало возможность танкам врага прорваться через столь серьезную водную преграду»[220]. Неназванной прямо «частью» был борисовский гарнизон во главе с комиссаром Сусайковым. Соответственно приказывалось «срочно расследовать обстоятельства», при которых произошла потеря моста. Подробности и результаты этого расследования автору неизвестны. Однако тот факт, что ни Сусайков, ни Лизюков не отправились на Дальний Восток, а то и в небытие, говорит об отсутствии оргвыводов по итогам расследования.

В качестве меры по предотвращению повторения подобных инцидентов в распоряжении штаба фронта предлагалось следующее: «Высшим начальникам лично и через свои штабы проверять готовность мостов к разрушению и наладить строжайший контроль за службой заграждения. Ответственность за выполнение заграждений возложить на инженерных начальников от командиров саперной роты до начальника инженерных войск армии включительно»[221]. Однако в последующие месяцы и годы случаи потери мостов будут повторяться не раз и не два. Как ввиду участия «Бранденбурга», так и без него. Справедливости ради стоит сказать, что и по другую сторону фронта такие случаи будут впоследствии происходить неоднократно, достаточно вспомнить хрестоматийную историю с мостом Гинденбурга у Ремагена в марте 1945 г.