Кто я? - Лора Кейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна девушка в слезах пробиралась сквозь ликующую толпу. Кто-то сказал, что тот мужик с кляпом во рту, чью квартиру только что взорвали, был ее отцом. Что теперь будет с их семьями? Ричард не хотел об этом думать.
36 глава
Море сегодня не такое шумное. Ветер поднимался лишь редкими порывами, буря стихла и все, что осталось, – несколько поваленных деревьев и разбросанные вещи на песке. Мужские брюки, растянутые свитера, облепленные катышками, как саранчой, – все это торчало из песка, будто утопленники, выброшенные на берег. Мария не успела снять их с веревки, когда начался шторм. Она закрылась в своей бытовке и молилась, чтобы ее не снесло. Когда все стихло, она почувствовала грязь под ногами, мокрый песок вперемешку с тиной, вся бытовка была в нем. Взяв корзину, пошла по берегу собирать погребенные вещи. Вытягивая их за рукава, за штанины, вырывая из зыбучей влажности песка. Как там ее парни на карьере? Еще четыре дня одной здесь сидеть. После побега Макса она уже не ждала никого. Смирилась с тем, что дала ей жизнь. Часто разговаривала сама с собой, меньше с остальными. Даже когда те приезжали, каждый был занят своим делом, никто и не смотрел на нее. Никто больше не смотрел на нее, как Макс. Она была уверена, что его поймали, невозможно найти выход из тупика. Автобус обнаружили возле мусорных складов и вернули Итану, он еще неделю копался в двигателе, вздыхая и ругая себя за что-то.
«Знаешь, это я виноват, – сказал он как-то. – Если бы я не сказал ему, где мы находимся, он бы и не вздумал бежать». Мария молчала, она знала, что Макс все равно бы ушел, не тогда, так сейчас. Такие, как он, всегда уходят, куда угодно, хоть на тот свет.
За шумом волн и ворохом собственных мыслей Мария не сразу услышала звук мотора и тарахтение выхлопной трубы. Автобус приехал, только вот это был не автобус Итана, другой, Мария узнала его. На таком же доставили и ее, и каждого, кто был здесь. На таком привозили осужденных.
Тюремный автобус остановился. Двери долго не открывались, водитель что-то сказал пассажиру и вышел из кабины. Кем был пассажир, Мария не видела. Она вцепилась в корзину, руки ее побелели, вена на шее отбивала сердечный ритм.
– Это ты, – шептала Мария, – пусть это будешь ты.
Водитель подошел к двери и, навалившись на нее всем телом, стал отталкивать в сторону. После долгих усилий дверь поддалась.
Это был не он.
Женщина лет тридцати. Она прижимала к себе чемодан и приглаживала вздыбленные волосы. Она гладила и гладила себя по голове и смотрела куда-то вдаль, не на Марию, а будто через нее.
– Принимай! – крикнул водитель, задвинул тугую дверь, сел в кабину и уехал.
Женщина была не в себе. Или так показалась Марии. Она тоже была не совсем своя, когда ее только привезли. Так же стояла, прижав последние вещи, и смотрела куда-то в море, будто в нем был какой-то выход.
У новенькой дернулась губа и скривился рот. Она хотела заплакать, но не могла, только шмыгала носом и приглаживала, приглаживала непослушные пряди.
– Как тебя зовут? – крикнула Мария.
Женщина молчала.
Мария подошла ближе. Она была рада, что теперь не одна, что можно будет с кем-то поболтать, если, конечно, она придет в себя, и разделить обед, когда мужики уедут на вахту. Теперь не одной ей стирать эту кучу вонючего белья и убирать их бытовки.
– Ну, пойдем, поживешь пока у меня, – прикоснулась она к плечу женщины. Та не посмотрела на Марию, но последовала за ней.
«Оклемается», – заключила Мария и повела гостью к себе.
– Песка намело, – подвела она новенькую к кровати, – вчера был шторм. Я выгребу все, – поставила она корзину на пол, взяла веник из прутьев и начала подметать, – ты располагайся.
Нина села на чужую кровать. Чемодан положила рядом. Эти вещи – единственное, что у нее осталось. Все, что с ней произошло, походило на какой-то кошмар.
Они только причалили к берегу и стали оттаскивать лодку за камни, как к ним подошли люди в форме, им сообщили, что они нелегалы и их нужно отвезти в отделение. В отделение прибыли только к вечеру, всех поместили в разные камеры, малышку забрали в детскую комнату. С тех пор Нина не видела дочь. Как допрашивали Нейтана, Нина не знала. Но она решила не говорить ничего лишнего, не подставлять его.
Следователь долго ходил по камере, от стены к стене. У него был потертый пиджак и худые ботинки. Он говорил, что теряет терпение, что они не одни такие и если она не признается во всем сейчас, то в следующий раз он придет через три дня и все это время ей придется просидеть здесь, в этих бетонных стенах. Он сказал, что ему нужно забирать дочь из школы и он, мать его, теряет время. Он раскачивался, смотрел на часы, ходил из стороны в сторону, он терял терпение, а Нина так и не проронила ни слова. Она не хотела ничего говорить, она не могла предать Нейтана.
Тогда он подошел ближе, схватил ее за подбородок и отвесил пощечину. Но Нине было все равно до физической боли. Он это быстро понял.
– Если ты и дальше будешь выпендриваться, – сказал он, потирая красную руку, – мне придется допросить твою дочь.
Нина набросилась на него, расцарапала ему лицо и разбила нос.
Этот урод ей что-то вколол. А очнулась она, только когда судья зачитывал приговор:
«…отправить на исправительные работы».
С дочерью ей не дали увидеться.
Нейтана она тоже не видела, но была уверена, что он нехило отмутузил этих ублюдков. Может, его и не оставили в живых или посадили в тюрьму. А может, ему удастся сбежать? Он бы спас ее, они бы вместе выкрали дочь. Что же случилось, почему все пошло не по плану?
Нейтан уже с полчаса отмывал руки от мазута, въевшегося под кожу. Он тер и тер, но только раздирал губкой кожу. Из-под ногтей грязь тоже не уходила. Из чего они сделали ее? Чертовы химики. Как он вымотался за последние дни. Под глазами синяки, все лицо в красных пятнах от солнца. А еще он чуть не напоролся на камни, хотя не раз репетировал этот заплыв.
Эта ночь в море была не из легких. А потом еще перелет. Которого Нина уже не помнила. Она так и подумала, что они добрались всего за день. Наивная женщина. Мало
