Карма - Андрей Максимов

– Вы знаете какой?

– Конечно. Есть одно оружие, которое никогда не подводит, используя которое невозможно промахнуться. Это деньги… – Пестель отхлебнул кофе. – Мне так смешно, когда говорят о национальной идее в России, ей-богу. Да есть уже эта идея формулируется просто: деньги. Как уничтожить Саморяда? Легко. Перекупить несколько государственных человек, которые перестанут закрывать глаза на то, на что они закрывали их раньше. И тогда они внимательно вчитаются в те документы, которые я им предоставлю, и сделают правильные выводы… Вот так все просто.

– У вас нет денег? – с искренним удивлением спросила Наташа.

– Да нет, с деньгами у меня все очень хорошо. Я же работал с Саморядом. Беда в том, что документы находятся в таком… как бы это сказать?.. сложном месте, и я пока совершенно не понимаю, как их оттуда можно достать.

– А вы расскажите мне, и я обязательно что-нибудь придумаю. Уверяю вас. Колитесь! – Наташа пыталась изображать радость.

Получалось кокетство.

Пестель поднялся и попытался обнять Наташу. Она выскользнула:

– Расскажите, расскажите.

Пестель снова сел. Смотрел удивленно:

– Наташенька, я и так излишне нагло пользуюсь вашим добрым ко мне отношением.

Хотел еще что-то добавить, но не стал.

Сидели молча. С улицы раздавались крики пьяных: в Москве была ночь.

Вдруг Наташа опять расхохоталась.

– Что такое? – удивился Пестель.

– Какие мы с вами дураки, Павел Иванович! Мы вас так долго будили, а на дворе-то ночь. Ну, не абсурд? Будить человека в два часа ночи? Спали бы себе, да и все. Чего же вы теперь делать-то будете?

– Думать, – совершенно серьезно ответил Пестель.

– Ну, если вы не хотите рассказывать мне ничего интересненького, я вам постелю на кухне – лежа думать приятней, согласитесь. А сама, с вашего позволения, пойду спать. Завтра – трудный день: допрос в прокуратуре. Кстати, у вас тоже.

Наташа только легла, а уже медленно и застенчиво открылась дверь ее комнаты.

Пестель вошел. Сел на край кровати.

Наташа натянула одеяло до подбородка, привстала.

Пестель протянул к ней руки, погладил по лицу.

Наташа отстранилась:

– Паша, Пашенька, дорогой мой, ты пойми… Ты мне очень нравишься, очень. Правда. Но я не могу.

– Почему? Мы ведь взрослые люди.

Было темно. В свете уличных фонарей, долетавшем в квартиру, два человека казались неясными, блеклыми, готовыми вот-вот растаять тенями.

Наташа говорила тихо, но темпераментно – ей ужасно не хотелось обижать Павла Ивановича.

– Я не могу тебе всего объяснить, Паш. Не требуй от меня. Не могу. Дело не в тебе, дело во мне…

Боже мой! Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе надо. Я хочу помогать тебе всем, чем могу, и это будет для меня большая радость. Но мы не можем быть любовниками, Паш, не можем никогда!

– У тебя кто-то есть? Какой-то француз. Я слышал, он звонил.

– Господи, если бы ты только знал, зачем мне нужен этот француз, – вырвалось у Наташи.

В темноте люди почему-то говорят шепотом. И они тоже шептали. И оттого разговор казался очень интимным: беседа близких, едва ли не родных людей – в темноте, в спальне, шепотом.

– Но если тебе проще считать, что у меня есть кто-то, считай, – продолжила Наташа. – Хотя это не так. Просто существуют обстоятельства, которые сильнее нас.

– Неправда. Нет таких обстоятельств. Разве только смерть.

– Не мучь меня, Пашенька, я умоляю тебя, не мучь. Я не вольна… Не знаю, как тебе объяснить… Не могу… Боюсь… Может быть, когда-нибудь… Потом когда-нибудь…

– Что же тут объяснять?

Скрипнула кровать. Павел Иванович поднялся.

– Все, что ты сейчас подумаешь, это неправда. Ты стал очень дорог мне за эти дни, так и знай. Но…

– Так скажи мне правду.

Наташа молчала.

Павел Иванович постоял минуту, потом вышел.

Прошло минуты три, и хлопнула входная дверь.

Наташа уткнулась в подушку и зарыдала. Что ж это такое: каждую ночь рыдания!

НАТАША

Проснулась, конечно, поздно.

Первой мыслью было: я потеряла его навсегда. Потом подумала: «Это во мне говорит та, другая, здоровая. А я, нынешняя, должна радоваться: ура! я потеряла его навсегда!»

Радость не рождалась.

Наташа очень хорошо знала, что, когда приходит любовь, бороться с ней бессмысленно. Любовь всепоглощающа. Она сильнее всего. Если это любовь, то нет такой силы, которая может ее остановить. Кроме смерти, пожалуй.

«Вот смерть и остановила», – решила Наташа, с ужасом понимая, что ужасно хочет видеть Пестеля. Все понимала Наташа. И про собственное состояние. И про бесперспективность отношений с Пестелем. И даже Жану позвонила и подтвердила – подтвердила, блин! – время и место встречи.

А потом пошла и зачем-то – вот уж настоящий бред! – взяла с полки книжку про декабристов, посмотрела портрет Пестеля.

Декабрист Пестель на Павла Ивановича не был похож вовсе. Он был явно зануден и закомплексован. К тому же агрессивен. Правильно его повесили: нечего революции устраивать и будить кого не просили. Однако этот неприятный революционный Пестель напоминал Павла Ивановича, и от этого казался более симпатичным.

Наташа боялась себе признаться, что с появлением Пестеля в ее жизни появилась радость. Странная, истеричная, слезливая, к тому же бесперспективная и бессмысленная. Но ведь радость, а не тоска.

На столе лежала повестка в прокуратуру. И это значило, что сегодня она увидит Павла. Они пойдут куда-нибудь и поговорят. И он все поймет. Конечно, про свою болезнь она не расскажет, никогда не расскажет. А он и не станет требовать. Он просто поймет, и все. И они будут дружить. Ходить, взявшись за руки, как подростки. Хотя подростки сейчас уже так не ходят. Ну, не важно. Как дети. Говорят, перед смертью старики становятся как младенцы. Вот она и…

Про смерть думать не хотелось. Вообще думать не хотелось – хотелось говорить.

С кем?

Ритка отпадает. Начнет рассказывать, как у них там с Цветковым все хорошо. Наташа, конечно, порадуется за подругу, но сейчас хотелось чего-то другого.

Вот пришел бы сейчас Семен Львович… Он бы наверняка рассказал ей что-то очень важное, по-умному ей все объяснил и успокоил.

Он же обещал появляться, как только будет нужен. Он нужен! И где же он?

Наташа даже выглянула в окошко, посмотреть, не сидит ли он сиротливо на скамеечке. На скамейке сиротливо сидела кошка – существо, конечно, приятное, но для разговоров не приспособленное.

Наташа открыла шкаф: пора было одеваться.

Задача, которую ей предстояло решить, была невообразимо сложна и, казалось, неразрешима. Надо было одеться, с одной стороны, строго – для похода в прокуратуру. А с другой стороны, так, чтобы чувствовать себя уверенной, общаясь с Пестелем…