Аэрокондиционированный кошмар - Генри Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошатывающийся старикан предложил мне хайбол. Я попробовал отказаться, но от него нельзя было никак избавиться, он настаивал, что я непременно должен с ним выпить. То, что он намерен мне сообщить, чрезвычайно конфинденциальная вещь.
«Меня зовут Харрисон, — сказал он. — Х-а-р-р-и — с-о-н», — произнес он так, словно это трудное имя действительно трудно запомнить.
«А могу ли я узнать ваше имя?»
«Мое имя Миллер, М-и-л-л-е-р», — ответил я ему, отстучав морзянку.
«Миллер! Ну, это легко запоминается. У нас по соседству есть аптекарь Миллер. Да, весьма распространенное имя».
«Так оно и есть», — согласился я.
«И чем же вы здесь занимаетесь, мистер Миллер? Вы ведь не здешний, я правильно понял?»
«Да, — сказал я, — я приезжий».
«И у вас здесь есть дела?»
«Нет, вряд ли. Я просто приехал в Калифорнию».
«Понятно. Хорошо… А откуда вы приехали, со Среднего Запада?»
«Нет, из Нью-Йорка».
«Из города Нью-Йорк? Или из штата?»
«Из города».
«И вы здесь давно?»
«Да нет, всего несколько часов».
«Несколько часов? Я, я… м-да, это интересно. Весьма интересно. И надолго вы здесь остановитесь, мистер Миллер?»
«Не знаю. Это от многого зависит».
«Понятно. Зависит от того, как вам здесь понравится, не так ли?»
«Совершенно верно».
«Ну, что ж, это замечательная часть света, уж поверьте мне. Я всегда говорю: нет другого такого места, как Калифорния. Правда, сам я родился в других краях. Но здесь живу уже тридцать лет. Отличный климат. И отличные люди, скажу вам».
«Думаю, что это так». Я просто поддакивал ему в ожидании, когда он перестанет нести свою несусветную чушь.
«Вы сказали, что бизнесом вы не занимаетесь, не так ли?»
«Нет, не занимаюсь». «Вы в отпуске, так ведь?» «Не совсем так. Я, видите ли, орнитолог». «Ах вот что! Ну что ж, это интересно». «Очень», — произнес я со всей серьезностью. «Тогда вы можете побыть у нас и подольше, не так ли?» «Трудно сказать. Я могу пробыть неделю, а могу и год. Все зависит… Зависит от того, какие мне попадутся экземпляры».
«Понятно. Интересная работа, что и говорить».
«Очень!»
«А прежде вы бывали в Калифорнии, мистер Миллер?»
«Да, двадцать пять лет назад». «Да что вы говорите? Двадцать пять лет назад! И теперь, значит, приехали снова». «Да, снова приехал».
«А вы занимались тем же самым, когда находились здесь раньше?»
«Вы имеете в виду орнитологию?»
«Да, ее».
«Нет, тогда я копал здесь канавы».
«Копали канавы? Это значит, здесь вы занимались копанием канав?»
«Да, точно так, мистер Харрисон. Мне надо было копать канавы или подохнуть с голоду».
«Н-да… Рад, что вам не надо больше копать канавы. Это ведь не слишком весело — копание канав, а?»
«Совсем не весело, особенно если твердый грунт. Или если у вас слабая спина. И наоборот. Или, позвольте сказать, если вашу мать только что упекли в сумасшедший дом и сигнал тревоги пришел слишком рано».
«Прошу прошения, боюсь, что я не понял. Что вы сказали?»
«Если дела не идут гладко, вот что я сказал. Вы понимаете, что это значит — бурситы, люмбаго, золотуха. Теперь по-другому. У меня есть мои птицы и другие забавы. По утрам я обычно любуюсь восходом солнца. А тогда по утрам я седлал ослов, у меня их было два, а у моего напарника — три».
«Так это было в Калифорнии, мистер Миллер?»
«Да, двадцать пять лет назад. Я как раз отбарабанил срок в Сан-Квентине».
«В Сан-Квентине?»
«Да, неудавшееся самоубийство. Я был совершенно не в себе, но для них это не имело значения. Видите ли, когда мой отец поджег дом, одна из лошадей лягнула меня копытом в висок. С тех пор со мной начали случаться обмороки, а прошло какое-то время, и мной овладела мания убийства, а потом и самоубийства. Но я не знал, что револьвер заряжен. Я просто ради шутки пальнул в упор в сестру, но, к счастью, не попал. Пытался судье все это объяснить, но он и слушать меня не захотел. Я с тех пор зарекся брать револьвер в руки. Если приходится защищаться, пользуюсь выкидным ножом. А самое лучшее, конечно, дать коленом и…»
«Простите, мистер Миллер, мне надо на минутку отлучиться, поговорить с миссис Такой-то. Весьма интересно то, что вы рассказали. Весьма интересно, в самом деле. Вы должны мне рассказать побольше. Я только на минутку…»
Я выскользнул из дому незамеченным и пошел к подножию холма. Хайболы, красное и белое вино, коньяк, шампанское журчали во мне, как в неисправном унитазе. Я не имел представления, где я был, в чьем доме, кто меня туда привез. Может быть, кипятившийся душегуб был экс-губернатором штата. Может быть, хозяйка был кинозвездой, чей свет давно уже погас навеки. Я вспомнил, как кто-то из гостей шепнул мне на ухо, что Такой-то составил себе состояние на торговле опиумом в Китае. А возможно, это был диктор Хау-Хау. Англичанка с лошадиным лицом могла оказаться знаменитой романисткой. Или просто дамой из филантропического общества. Я подумал о моем друге Фреде Перле, теперь рядовом Альфреде Перле номер 13 802 023 в 137-м саперном батальоне королевских инженерно — строительных войск. Фред мог за обеденным столом затянуть «Лореляй», или попросить, чтоб ему показали этикетку коньяка, который подают на стол, или просто скорчить гримасу хозяйке. А то мог подойти к телефону, позвонить Глории Свенсон и представиться или Олдосом Хаксли, или фирмой «Чатго энд Уиндус» из Уимблдона. Фред никогда не мог позволить званому обеду закончиться ничем. В крайнем случае он запускал свою нежную лапу кому-нибудь за пазуху и приговаривал: «А вот левая куда лучше. Будьте настолько любезны, вывалите-ка все наружу».
В моем передвижении по стране я часто вспоминаю Фреда с его чертовской жаждой увидеть Америку. В том, как он рисовал себе Америку, сквозило что-то кафкианское. Жаль было бы лишать его иллюзий. А впрочем, кто может сказать? Он мог остаться и очень довольным. Ведь решение, что увидеть, принадлежало ему. Вспоминаю мой визит в его родную Вену. Конечно, она предстала предо мной не той Веной, которая мне снилась. И все-таки сегодня, когда я думаю о Вене, мне является Вена моих грез, а не та, которую я увидел: с клопами, расстроенными цитрами в захудалых концертиках и вонючими сточными канавами.
Плетусь, пошатываясь, вниз по ущелью. Так или иначе, это подлинная Калифорния. Мне нравятся эти поросшие кустарником холмы, эти плакучие дерева, холодок, веющий из пустыни. Правда, я ждал большего благоухания в воздухе.
Полный состав звезд выстроился в небе. На изгибе дороги я бросил взгляд вниз, на город. Феерическая иллюминация, такого я не видел ни в одном другом городе. Господствующий цвет — красный. Несколькими часами раньше, в сумерках, я смотрел на это из окна спальни одной женщины, живущей на вершине холма. Отражаясь в зеркале ее туалетного столика, этот вид представал еще более волшебным. Словно взгляд в будущее сквозь узкую бойницу тюремной башни. Представьте себе маркиза де Сада, смотрящего на Париж из — за решеток своей камеры в Бастилии. Лос-Анджелес говорил мне о будущем более ясным голосом, чем любой другой город. Скверном, впрочем, будущем, похожем на что-то из немощных фантазий Фрица Ланга. Good-by, Mr. Chips!
Иду вдоль одной из залитых неоном улиц. Витрина с нейлоновыми чулками. В ней нет ничего, кроме стеклянной ноги, наполненной водой, и прыгающего в ней морского конька. Он то взмывает кверху, то падает вниз, словно перышко в воздушном потоке. Вот таким образом мы видим, как сюрреализм проникает во все углы и закоулки нашего мира. Тем временем в Боулинг-Грин, Виргиния, Сальвадор Дали обдумывает, как выпечь гигантский хлеб в тридцать футов высоты и сто двадцать пять длины, вытащить его ночью, когда все спят, и со всеми предосторожностями установить на главной площади большого города, скажем, Чикаго или Сан-Франциско. Просто огромная буханка хлеба. И больше ничего. Никакой пропаганды. Никакого raison d'etre[49]. А на следующую ночь две буханки появляются одновременно в двух больших городах, скажем, в Нью-Йорке и в Новом Орлеане. Никто не понимает, зачем они здесь и кто их сюда приволок. А затем уже три буханки, одна в Берлине или Бухаресте на этот раз. И так до бесконечности. Потрясающе, а? Все военные новости исчезают с первых полос. Так, во всяком случае, думает Дали. Очень интересно. Весьма интересно, в самом деле. Простите меня, я должен поговорить с той леди на углу…
Завтра я буду открывать для себя бульвар Сансет. Дансинг с ритмическими танцами, дансинг с бальными танцами, чечеточный дансинг, художественная фотостудия, обычная фотостудия, порнографическая фотостудия, электрошоковое лечение, лечение внутренними вливаниями, лечение ультрафиолетовыми лучами, уроки ораторской речи, уроки психоанализа, курсы по изучению религий, астрологические сеансы, чтение по руке, педикюр, массаж плечевого пояса, подтяжка кожи, удаление бородавок, избавление от лишнего веса, изготовление супинаторов, подгонка корсетов, коррекция бюста, удаление мозолей, окраска волос, подбор очков, газирование содовой, излечение похмелья, избавление от головной боли, рассеивание газов и вспучивания, консультации по бизнесу, прокат автомобилей, делаем будущее известным, делаем войну понятной, повышаем октановое число, снижаем бутан, снимаем изжогу, очистка почек, возьмите недорогую автомойку, бросьте возбуждающие таблетки и примите снотворные, китайские травы очень полезны для вас, а жизнь без кока — колы не имеет смысла. Из окна машины все это напоминает стриптизерку, исполняющую пляску святого Витта, очень жестокий танец.
