Земля за холмом - Лариса Кравченко

Чемоданы прыгали по кузову. Женя с Никитой пытались ловить их и придерживать. Анка удобно уселась возле самой кабины, смотрела вперед на дорогу и нела тихонько сама для себя: «Орленок, орленок, взлети выше солнца и степи с высот огляди…» Лёльке петь не хотелось, она слушала.

Проехали поселок из одной длинной улицы. Два дерева, два ряда одинаковых домиков низких, глинобитных, как фанзы, с плоскими кровлями из глины.

Улицу переходило стадо овец, серых и кудрявых. За стадом шел пастух в брезентовом плаще, смуглый, похожий на китайца.

— Казахи, — пояснил шофер, высунувшийся из кабины. Машина стояла.

Рядом Казахстан… Юрка, наверное, так же едет сейчас по Казахстану…

Овцы прошли, и машина двинулась дальше.

Высунулись из-за бугра крылья ветряной мельницы, выглянула по другую сторону большая крыша с трубой — МТС.

Вещи свалили посреди улицы. Улица — бесконечная, в разъезженных колеях, Лёлька отметила с облегчением, что дома здесь нормальные и — копия той украинской хатки, о которой на чужбине плакала бабушка, — беленые, с камышовыми крышами. Странно — это Сибирь, а не Украина? В центре улицы — дощатый, похожий на ящик, колодец с «журавлем» из кривой жерди.

Они стояли у своих вещей и ждали дальнейших указаний.

— Петька, Петька, китайцев привезли! — кричал кому-то через ограду белоголовый мальчишка.

От каждой калитки неторопливо подходил к ним народ, переговаривался негромко и останавливался на расстоянии.

— Смотри, совсем русские, а говорили — китайцы.

Так они и сидели на своих вещах, пока не приехал опять секретарь и не начал распределять их по квартирам.

Оказалось, руководство МТС приготовило для прибывших две комнаты в колхозных домах на две семьи, а Лёльку почему-то в расчет не взяли.

— Что же мне теперь делать?!

— Договоритесь на сегодня между собой, — сказал секретарь, — завтра что-нибудь организуем.

— Ладно, — сказала Женя. — Не расстраивайся, пошли к нам.

Свекровка недовольно поджала губы, а Никита не возразил — он опять таскал материнские сундуки, теперь в сени.

Женя вытащила из чемодана новую китайскую скатерть в красных маках и повесила ее, как занавеску, поперек комнаты — благо на потолке были какие-то крючки. Лёльке досталась половина комнаты с квадратным окошком и большой рамкой на стене — под одним стеклом множество фотографий — старухи и ребятишки, мужчины в пиджаках и шинелях.

Комната — чисто выбелена, пол — некрашеный. В правом углу — треугольная полочка и над ней на месте икон — красный плакат «За урожай».

Лёлька поставила в ряд чемоданы и стала стелить на них постель. Вот он и наступил — первый ночлег на русской земле!

За занавеской шуршали и смеялись Женя с Никой. Ника снимал ботинки, и они с грохотом падали на пол. Потом занавеска заколебалась.

— Я устал, как собака. Давай ляжем спать пораньше. Завтра к восьми — к директору эмтээс…

Свекровка не пожелала поселиться в общей комнате. Она расставила свои сундуки в сенях и здесь организовала штаб-квартиру.

— Я не хочу мешать молодым, — заявила она и при этом посмотрела на Лёльку вызывающе.

Лёлька умывалась во дворе под железным рукомойником и слушала, как свекровка налаживала дружбу с местным населением. Двор был затоптан соломой, к дому прилеплен сарай из камыша, который хозяйка назвала «пригон», а дальше — огород, в степь переходящий без всякого забора.

Хозяйка — женщина пожилая, сухощавая и загорелая, в белом платочке в горошинку. И хозяйский дед — типичный русский дед с картинки из букваря — бородатый, с седым венчиком волос на голове. Они сидели на лавочке у калитки и задавали свекровке вопросы, напоминающие сорок пятый год:

— И давно вы там жили? И по-русски говорить умеете?

Хозяева говорили на странном языке, близком к бабушкиному украинскому. Половину слов Лёлька просто не понимала.

Потом хозяйка сказала, что ей пора встречать свою корову, и ушла. Лёлька тоже вышла за ограду — ей не хотелось идти в дом и мешать молодым.

Коровы шли по улице неторопливо. Солнце садилось в конце улицы, и коровы шли в его желтом луче — задумчивые пестрые коровы. И мошкара танцевала над ними на свету черными точками. Коровы подходили каждая к своим воротам.

Лёлька постояла, постояла и пошла в сторону степи. Улица кончилась, и степь распахнулась перед ней — вечерняя, в косых оранжевых полосах. Лёлька села на жесткую траву на обочине пустой дороги. От степи шло студеное дыхание ночи. Свинцовые облака лежали в небе, расплавленные по краям. Лёлька потрогала ладонью землю — земля была шершавой и чуть теплой, наверное, нагретой за день.

Где-то далеко в деревне пели девушки, и высокие голоса сливались в щемящую, исконно русскую мелодию. И то ли от этой песни, то ли от одиночества своего на пустой дороге в синей степи — слезы подошли к горлу, как облегчение, и всё в них было слито воедино — и мама, и Юрка, и русская земля…

2. Казанка

Итак, она живет на целине.

Долгое время Лёлька не могла понять: где же она есть — эта целина?

— А вон за той гривой нынче весной распахали, — разъяснили местные жители, — и еще у соленого озера…

Да, но на целине должны быть костры, палатки и комсомол! Ничего похожего здесь не было. Была вполне обжитая деревня с подсолнухами в огородах.

Магазин здесь почему-то называется ларьком, и на его полках в основном лежат большие висячие замки, банки с частиком в томате да ярко-розовые пряники. А хлеб, оказывается, надо печь самой. Только для этого надо сначала взять у лесника разрешение, а на эмтээсовском хоздворе лошадь и ехать в дальнюю рощу, которая называется — околок, и нарубить дров и привезти и растопить русскую печку, которая и на печку-то не похожа, а скорее — дом с одним окошком, а заводить хлеб, как говорит хозяйка, такая премудрость — не освоишь! Лёлька предпочитает питаться розовыми пряниками из ларька и, конечно, ходит голодная. Далее чайник толком не вскипятишь: хозяйка кипятит воду в чугунке — на соломе и на кизяках.

В магазин специально для целинников завезли кровати с панцирными сетками. По этому поводу деревня пришла в движение, и совсем незнакомые женщины стали подходить к Лёльке с просьбой — уступить:

— Ты же одна. Зачем тебе полуторная?

Но Лёлька воспользовалась своим правом, с трепетом истратила часть подъемных, и салатного цвета койку установили рядом с Жениной занавеской в маках.

Жизнь начинается сызнова.

По утрам Лёлька встает, когда солнце заползает на подоконник и беспечно запевают на дворе хозяйские петухи. Лёлька идет на усадьбу по дорожке через околок. Большие и старые черно-белые березы смотрят на нее умудренно с высоты.

— Что же мне с вами делать? — сказал директор МТС, когда они явились к нему с путевками. Они сидели у него в кабинете на диване с деревянной спинкой, все в ряд — Женя, Анна, Лёлька и Ника — в парадной рубашке с галстуком.

— Лавру шин… Никита Михайлович… — Ника внимательно вытянул длинную шею. — Ну, вы обратитесь в райздрав. Врачи нам нужны. Как найти райздрав — знаете? Поедете в Баган на попутной.

— Хорошо, — послушно кивнул Ника.

— А вот девушки… Что же мне с вами делать? — директор смотрел на них с сомнением, таких, наверное, неуместных платьями цветастыми в этой комнате, где какая-то масляная деталь стоит на полу — Лёлька об нее выпачкалась, и бачок оцинкованный с кружкой на цепочке у двери.

— Может быть, пойдете штурвальными? — предложил директор не очень уверенно. — Хлеба на зиму заработаете, оглядитесь?

Лёльке поправилось слово «штурвал», хотя она понятия не имела, что это такое в сельском хозяйстве. Если им доверяют штурвалы — как не согласиться?

К восьми утра все собираются на травке за усадьбой, там, где стоят комбайны и хедера — в ряд, в боевой готовности, и ждут отъезда на уборочную.

Собрание по утрам называется «курсами по подготовке штурвальных», и присутствуют на них семеро деревенских ребят и три женщины: Маруся и еще Анка с Лёлькой. Ребята приходят рано — пешком из своих колхозов — и укладываются досыпать под хедером, свернув под головы фуфайки. А Лёлька сидит, натянув на колени клетчатую рабочую юбку, и смотрит.

В восемь на усадьбе гудит гудок, и наискосок через поле идут к нему маленькие человеческие фигурки. Лёльке нравится гудок — он напоминает город и паровозы на улице Железнодорожной.

В половине девятого подходит знатный комбайнер Ковальчук. Он примечателен тем, что похож на артиста Крючкова из кинофильма «Трактористы», только постарше.

— Эго — питательный транспортер, — объясняет он. — А это — приемная камера.

В приемную камеру Лёлька поглядывает с опаской — ребята пугают: близко не подходи — утянет!