Проклятье Пустоты - Александр Лиграс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М обнял девушку и жарко приложился своими губами к её. Рука Стефани с ножницами устремилась к своей шее, остриё проткнуло горло, словно масло, и устремилось в противоположную сторону. Кровь фонтаном хлынула на одежду М. Белоснежная рубашка приобретала цвет спелых зёрен граната. Завершив долгий поцелуй смерти, он убрал свои губы от Стефани, после чего её тело рухнуло на землю, издавая звуки, сходные с виниловым проигрывателем.
– Жаль, а мне понравилось, – произнёс человек в шляпе и направился к выходу из комнаты, оставляя кровавый след.
Выйдя из неё, он услышал громкий крик, донёсшийся из кабинета Филипса.
– Верит он в силу разума и науки, – со смешком сказал М и направился на второй этаж.
Приближаясь к своему кабинету, Филипс все сильнее ощущал запах гнили. С каждым шагом он усиливался, местами становясь все более едким и концентрированным, или вовсе исчезал, уступая место запаху хлорки и лекарственных препаратов. Доктор не мог понять, что это: то ли разлагающаяся крыса под старым полом, умершая от отравы, то ли само здание так пахнет по причине своего возраста.
Наконец показалась его дверь. Открыв её, Филипс был потрясён ужасной картиной, представшей его взору. Вся комната измазана кровью, части тела, разбросанные по ней, испугали доктора больше, чем мысли о том, чьи они. Одна рука лежала в камине и медленно тлела. Другая же держалась за бутылку джина. Ног доктор не смог разглядеть во всем этом безумии. Внутренние органы находились повсюду: с люстры свисали кишки с желудком, части лёгких стояли в стаканах, наполняя их кровью. От мерзкой вони доктора стошнило несколько раз. Посередине комнаты начертана странная и жуткая магическая печать. В её середине лежала голова с сердцем. Присмотревшись, врач узнал в ней санитара Питера.
Филипс спешно рванул из комнаты прочь. Спотыкаясь и падая, он бежал на второй этаж в палату № 19 с надеждой на помощь полицейского. Пробегая мимо комнаты персонала, он заметил, как там мигал свет. Накатило непонятное и необъяснимое желание «взглянуть одним глазком». Доктор хотел зайти туда, понимая, что может что-то случиться. Его страх на мгновение исчез и сменился безумным любопытством.
Приоткрыв дверь, он увидел не менее жуткую картину, чем в своем кабинете. На полу лежали два обнажённых тела. Руки девушки сдавливали сердце, вырезанное из груди Давида. Но доктор был шокирован ещё сильнее, заметив, что покойники лежат в центре магического символа, подобно начертанному и в его кабинете. Убегая прочь, поскользнувшись на повороте, он упал на окровавленную плитку. И снова тот же знак. Подняв глаза, он заметил труп Криса, лежавший на ступенях пожарного выхода. Замерев на несколько секунд, доктор впал в ступор. Капли дождя били ему по лицу из выломанной двери. В его голове крутилась только одна фраза: «Какого черта тут творится!». Собравшись с силами и духом, он поднялся на ноги, продолжая путь в палату.
– Ну что ты, красотка… Соскучилась по настоящим мужчинам, – Джон Марковски подошел к Диане и принялся поглаживать её локоны. – Ты городская штучка. Там наверняка и трахаться не умеют…
Она схватила его за руку и попыталась оттолкнуть от себя, но коп перехватил её движение.
– Характерная какая. Только погляди, – он швырнул её на кровать.
– Не трогай меня, старая мразь!
– В твоих интересах заткнуть свой поганый рот.
Он достал дубинку и ударил по ноге девушки. Она закричала от боли, схватившись за неё. Марковски в этот момент подскочил и навалился своим телом на Диану.
– Не делайте этого! Нет! Хватит! – кричала она.
– Не переживай, тебе это понравится! Всем это нравится, – коп перевернул девушку на живот, уперся голенями в коленные чашечки и несколько раз ударил своей деревянной «малышкой» по её плечам. Диана снова закричала.
– Я не знаю, на какое время мы остались наедине, но мне его однозначно хватит, чтобы расплатиться за исцарапанное тогда лицо. Ты это запомнишь надолго, сучка!..
Марковски, надавил левым предплечьем на лопатки бедняжки, а правой рукой принялся щупать интимные места. Его ладонь залезла под трусики. Пальцы опускались все ниже и ниже.
– Нет… Остановись! – ревела Диана.
– Да нет уж, сегодня ты меня удовлетворишь… – властно и высокомерно сказал коп.
К этой секунде его длинные кривые пальцы уже начинали погружаться в тело девушки, проникая глубже и глубже. Но неожиданно для Дианы Марковски замер, прислушиваясь к раздававшемуся крику, неразборчивому и отдалённому, но точно знакомому. Вскоре коп расслышал в нём свою фамилию.
Ударила молния, а через секунду, подобно грому, в палату ворвался Филипс. Марковски сразу же вскочил и абсолютно спокойно посмотрел на него. От интеллигентного вида доктора ничего не осталось. Черные, посеребрённые сединой волосы были взъерошены. Испуганные глаза источали безумие и страх. Белый халат, измазанный кровью, дополнял кошмарный образ.
Филипс стоял и просто смотрел на них. Он не мог ничего толком сказать, издавая непонятные звуки. Ели бы даже Джон успел хоть наполовину продвинуться к своей цели, доктор навряд ли обратил бы на это внимание. Спустя десяток секунд Филипс все же смог вкратце описать увиденное. Марковски внимательно слушал эту бредовую историю, по его мнению, но все же предложил быстро осмотреть больницу. В ответ Филипс остановил его. Желая как можно скорее убежать прочь, он принялся всячески отговаривать полицейского, не понимавшего всего ужаса, произошедшего в больнице:
– Надо убираться отсюда. Сейчас же!
– Да успокойся, док. Давай я гляну, что там, а ты пока собери своих людей! И ради Бога, хватит орать! – уже повышенным тоном вразумлял Марковски.
– Каких людей? Они все уже покойники.
– А пациенты? – спросила Диана, ещё не до конца не отошедшая от жестокости копа.
– Мне моя шкура дороже, чем эти убогие и никому не нужные, – с яростью рыкнул доктор.
Марковски ехидно улыбнулся и наклонил голову к Филипсу.
– Док, да ты опасный человек, – произнёс с насмешкой. – Как же клятва Гиппократа?
– Ты сидел тут и мило общался, а я купался в луже крови и внутренностей!
– Он хотел меня изнасиловать… Этот ублюдок пытался меня изнасиловать, – голос девушки прервал нервную тираду Филипса.
Доктор на миг завис в процессе осмысления услышанного, и на его лице, кроме испуга и агрессии, появилось недоумение:
– Джон! Сукин ты сын, она говорит правду?
– Да какая на хрен разница, ты, кажется, хотел свалить отсюда и оставить всех убогих…
И вновь разговор был прерван уже не робким женским голосом или истеричными криком, а жутким и пугающим смехом, донёсшимся из коридора:
– Ха-ха… Убогие?
