Поединок. Выпуск 13 - Анатолий Степанов

Это меня ободрило — похоже на почерк защитников нашей демократии из ЦРУ. Найти Маркуса Кинзи мне посоветовали в баре «Эрмано». Невысокого блондина с родимым пятном над левой бровью я узнал сразу по фотографии, которую показал мне Робин Гуд. Кинзи сидел за столиком на другом конце зала и пил в одиночку.

Заказав пива и тарелку фасолевой похлебки, я направился к столику Кинзи и, не спрашивая разрешения, присел.

— Американец? — спросил Кинзи. Язык у него слегка заплетался, он порядочно принял.

— Виновен, — ответил я с кривой усмешкой.

— Чего здесь делаешь?

— Приехал на конвенцию фабрикантов теплого нижнего белья. А ты кто?

— Я врач. Маркус Кинзи. А ты?

— Джон Уэсткотт, фирма «Констракшн анлимитед». Ведем переговоры о постройке пяти вилл в Колинасе.

— Хороший кусок урвете.

— Да в какое это может идти сравнение с прибылями от торговли кокаином? Это подоходнее, чем быть врачом-анестезиологом? Сколько раз ты летал со «снегом» в Майами? Или, Маркус, ты предпочитаешь термин «бриллиантовая пыль»[4]?

Я сразу понял свою ошибку. Надо было вести разговор не спеша, подбираться к самому главному исподволь и, подготовив Кинзи, нанести решающий удар. Мне, профессиональному репортеру, это было непростительно. Но в этот раз удача оказалась на моей стороне.

Когда-то я (правда, с неопровержимыми доказательствами в руках) задавал весьма неприятные вопросы одному конгрессмену по поводу его чрезмерных доходов. После того как я доказал ему, что за последние два года он получил от благодарных фирм, чью продукцию проталкивал министерству обороны по сумасшедшим ценам, более трехсот тысяч долларов, не считая таких мелочей, как спортивный «дацэн», катер для катания на водных лыжах и охотничий домик в Колорадо, слуга американского народа просто развалился на куски. Был человек, и нет.

То же самое я видел сейчас. Казалось, еще немного, и Маркус Кинзи разрыдается. Это означало только одно: у него еще была совесть, он готов все рассказать, но не знал кому. Сейчас надо действовать безошибочно. Прежде всего увести Кинзи из этого изысканного заведения.

— Пойдем, Маркус, отсюда, посидим где-нибудь в спокойном месте, поговорим. Я вижу: ты — человек честный, тебе тяжело. Порядочный человек не может жить с чувством такой вины.

Глава X

Бруно Чиленто припарковал свой белый «ягуар» у ворот загородной виллы дона Палоцци; охранник узнал его, ворота открылись, Бруно поехал к дому. Но это, скорее, был дворец, а не дом. «Когда у меня будет такой?» — подумал Бруно. Для этого надо стать доном, а когда это еще будет? Хотя для человека умного, смелого и решительного (а Бруно считал себя таковым) преград не существует. Надо только выбрать момент и договориться с нужными людьми.

Пройдя по анфиладе комнат, Бруно подошел к дверям кабинета дона Сальваторе Палоцци. Там его ждал телохранитель дона. Он оглядел Бруно и кивком показал на дверь — проходи. Не отставая ни на сантиметр, он проскользнул вслед за Чиленто в кабинет.

Палоцци, сидевший за огромным письменным столом, встал с кресла, движением руки пригласил Чиленто пройти дальше, следующим движением отослав своего телохранителя.

На людей, не знавших его и видевших в первый раз, дон Сальваторе Палоцци производил впечатление высокопоставленного служителя церкви или дипломата. Высокий, седовласый, с прекрасными манерами и тихим спокойным голосом, этот мужчина щедро жертвовал на благотворительность, добивался запрета использования слова «мафия» средствами массовой информации, был председателем лиги итало-американских бизнесменов. Короче говоря, плохо знавшие Палоцци люди считали его добропорядочным американцем. Но это было обманчивое впечатление. Своей безжалостностью он заслужил репутацию одного из самых жестоких главарей организованной преступности США.

Дон Сальваторе пригласил Бруно сесть, угостил тосканской сигарой, закурил сам, изысканным жестом указал на бутылку с итальянским ликером «стрега» — Чиленто вежливо отказался. Некоторое время они молча курили, потом Палоцци кивнул каким-то своим мыслям, еле заметно усмехнулся уголком рта, налил себе ликеру, сделал микроскопический глоток и, как будто случайно вспомнив, спросил:

— Как поживает твой друг, который стыдится фамилии своего отца? Он, по-моему, уехал куда-то?

— Да, уехал в эту страну, недалеко от нас (два раза в день кабинет проверяли, чтобы выяснить, не установлена ли подслушивающая аппаратура, но ни Палоцци, ни Чиленто не рисковали называть вещи своими именами), думаю, в ближайшее время он встретится с нашим человеком и тот сообщит ему все интересующие нашего друга с американской фамилией факты. А тот не упустит подобной возможности. Тогда наш план удастся.

План был прекрасен. С кубинскими эмигрантами справиться вряд ли удастся: те слишком сильны, но и сами не могут сокрушить «семью» Палоцци. Такая патовая ситуация не устраивала дона Сальваторе, он не любил сильных конкурентов и старался как можно быстрее от таких избавиться. Сейчас силой этого сделать не удалось, но у Сальваторе Палоцци возникла интересная, но нечеткая мысль. Бруно Чиленто ее поймал на лету и развил. Позже он отработал все детали. Центральной фигурой плана был Клинт Бресс. Именно ему нужно было передать обрывочные данные о связях кубинских контрреволюционеров с ЦРУ, об их «кокаиновой империи». Чиленто знал о либеральных взглядах своего друга детства, о его нелюбви к ЦРУ, и решил использовать это. От Бресса требовалось одно: выполнить долг честного профессионального журналиста, получившего сенсационную информацию. Все приличия были соблюдены: Бруно вполне мог сообщить Брессу все факты, но их человек на месте сделает это поубедительнее. Когда же Бресс раструбит по всему миру (разумеется, доказательно, найдя новые факты по их наводке) о связях ЦРУ и гангстеров, о торговле кокаином, все будет в порядке; конкурентов у дона Сальваторе Палоцци в торговле «снегом» не будет. Изящная комбинация, достойная выпускника Гарвардского университета Бруно Чиленто.

Маркус Кинзи сидел напротив меня, постаревший на двести лет. Мы находились в полутемном баре отеля «Хайатт-Ридженси», в угловой, самой дальней кабинке, где от входной двери увидеть нас было невозможно. Пока я вез Маркуса сюда, он постоянно твердил одно и то же:

— Я все расскажу, мистер Бресс, я больше не могу, ведь я же, в конце концов, не вампир.

Когда он получил назначение в Кристобаль, Мэрчисон был его начальником и привлек Кинзи к участию в операции «Эскадрон». Позже он предложил Маркусу следующее: тот становится «научным экспертом» при организации по торговле кокаином, за что будет получать прекрасные деньги, а через три года он, Мэрчисон, рекомендует начальству уволить Кинзи из ЦРУ: К тому времени у него будет достаточно денег, чтобы купить в Штатах медицинскую практику. Маркус согласился. Очевидно, совесть у него еще не умерла, его мучило то, что он делал: участвовал в допросах с применением пыток, сопровождал грузы кокаина, наблюдал за его изготовлением. Похоже было, он ждал толчка, чтобы все рассказать. Мое появление и было тем толчком.