Ябеда - Сэм Хайес

Я принимаю свою порцию с благодарностью: нервы разошлись, меня трясет.

— Итак… — Он садится совсем рядом. — Ты поймешь, если я скажу, что не нахожу слов?

Я молча киваю.

— А понимаешь, что я хочу узнать больше? Все хочу знать.

Еще один кивок. Виски обжигает горло, снимает спазм. Такое чувство, что сейчас вся моя жизнь извергнется из меня.

— Я хочу кое-что тебе показать, Эдам. — Лучшей иллюстрации моего прошлого не придумать. Он не понимает всей опасности моего положения. — Идем.

Эдам гасит сигарету, открывает оконце, чтобы проветрить комнату, и я веду его вниз по лестнице, по коридорам, через столовую и большой холл, вдоль других коридоров, вверх по другим лестницам и запутываю след, вернувшись назад по одному из проходов.

— Никогда не был в этой части здания, — говорит он.

— Здесь мало кто бывает. Я иногда прихожу сюда складывать чистое белье. Здесь тихо и просторно.

— И холодно, — добавляет Эдам.

Верно, холодно. Температура упала градусов на пять. Мы входим в крашенные коричневой краской двери и оказываемся в комнате с двумя высокими окнами. В углу свалены коробки и прочий хлам, а другая половина комнаты занята столом, который я притащила, чтобы складывать простыни.

— Да ты тут основательно устроилась. — Эдам обходит комнату.

— Остановись там. Чуть-чуть назад. Здесь стояла ее кровать. Головой к окну. Она любила, чтобы утром на лицо светило солнышко. Говорила, оно ее щекочет и будит.

Эдам поворачивается и, раскинув руки, обнимает стену, словно в надежде, что холодная штукатурка воссоединит его с погибшей сестрой.

— Здесь? Правда?

— Да, но это еще не все, далеко не все, — отзываюсь я, а у самой в душе идет отчаянная борьба. «Молчи! Уноси ноги, пока не поздно!» — кричит один внутренний голос. А другой требует: «Говори, пока не выдохнешься и не рухнешь на пол, пока не очистишься от всей мерзости, которую так долго носила в себе». — Посмотри сюда. — Я провожу пальцем по отполированному временем дверному косяку. — Если школу расширят, все здесь будет содрано и перекрашено.

— Что это? — Эдам приглядывается к царапинам на деревянной планке.

— Метки. Мои и Бетси. Когда она сюда попала, мне было почти двенадцать, а она была совсем маленькой, года три-четыре. Чтобы позабавить ее, я отметила наш рост этими зарубками. Вот это метки Бетси, а это — мои. С годами она меня догоняла, видишь?

Эдам неожиданно стискивает меня так, что дух вон; его объятия исполнены благодарности и печали.

— Фрэнки, спасибо тебе. Я еще никогда не был так близко к ней. — Он садится на корточки у отметок, гладит пальцами изрезанное дерево.

— Держать нож в спальне, конечно, не разрешалось. Я каждый раз таскала с кухни.

Он поднимает глаза:

— То, что ты говоришь, бесценно, ты понимаешь? Вот только что нам теперь делать?

— А ничего не делать. Все кончено, Эдам. История. Ушло и не вернешь. — Я думаю о многом другом, что также ушло из моей жизни. Стоит ли втягивать Эдама и во все это?

Эдам трясет головой, спрашивает со страхом:

— Но ты ведь все мне о ней расскажешь? Нельзя подразнить, а потом на попятный.

— Я тебя не дразню, Эдам. Я говорю правду, а это ох как нелегко. Я и без того сказала тебе слишком много, сама не знаю почему.

Нет, знаю. Потому что он мне нравится, очень нравится. Но об этом я молчу.

Эдам недоуменно сдвигает брови, но его внимание вновь переключается на Бетси.

— Я запишу все, что ты рассказала. — Он хлопает по карманам. — Нужно наметить вопросы, составить план интервью…

— Остановись, Эдам. Ничего этого не будет. — Опять забыв о своей новой стрижке, я поднимаю руки к затылку, чтобы затянуть резинку на «конском хвосте». — Я не зря сказала, что не могу остаться в Роклиффе. Кое-чего тебе знать обо мне не положено, да ты и не захочешь. Я помогу тебе, честно, помогу, но на своих условиях. И мне бы прочесть твою книгу.

Эдам энергично кивает:

— Само собой. — Он все взвешивает, примеривается к информации, которую может получить. Другого шанса не будет, это он понимает и не хочет промахнуться. — Пойдем, я прямо сейчас дам тебе свой компьютер.

Я у себя в комнате, одна, с ноутбуком на коленях. Эдам вручил мне его, будто своего первенца, объяснил, как найти нужный файл, умолял прочесть как можно скорее. Но всему свое время. Итак, школьная система, Интернет, а теперь «Afterlife». У меня вереница сообщений.

В первом спрашивается, когда я снова выйду в сеть. Спустя час новое сообщение: Джо-джо интересуется, куда я пропала. После этого она заходила в сеть через равные промежутки времени и разыскивала меня, свою давнюю подружку Аманду. А потом прислала шоколад со словами спасибо за то, что ты такая же как я.

Я немедленно строчу в ответ, что весь вечер буду в сети, тут же понимаю, что уже поздно и она уже спит… но ее иконка загорается, выскакивает рамочка для переписки.

— Мэнди ну наконец

— Привет, — печатаю я, бросив предыдущее сообщение. — Ты как?

— жива еще. а ты?

— жива-здорова

Если бы… Зато дети быстро оправляются.

— я тебя послушалась, сходила к доктору.

— молодец Джози.

— Джо-джо, — поправляет она. — Я теперь Джо-джо.

Она пытается переделать себя.

— и что сказал доктор?

— надо идти к психотерапевту. у меня из-за нее крыша поехала.

— из-за кого?

— а ты как думаешь? из-за мамочки.

Пальцы на клавиатуре леденеют и подрагивают. Мне нечем унять ее боль.

— как папа?

— зациклился

— на чем?

— этот мужик все время к нам приходит

— кто?

— мужик который покупает папины картины. папе нужно отдохнуть

У меня перехватывает дыхание.

— расскажи еще. — Этого не может быть!

— папа рисует для него ну просто тонны дурацких картин.

— а вы с папой не можете уехать на время?

— держи карман шире подружка

— почему?

— папа говорит у него куча долгов.

Я морщу лоб. Долги? Ничего не понимаю.

— Джози, послушай меня внимательно. Вам с папой надо на время уехать. Скажи, чтобы он снял домик на море. В каком-нибудь хорошем месте. Он может рисовать там. Вам это обоим пойдет на пользу.

Сволочь, он ведь обещал оставить их в покое.

— ты о чем?

Черт, даже издалека я пытаюсь склеить разбитую жизнь.

— Когда умерла моя мама, мы с папой так и сделали, — пальцы легко выдают очередную ложь. — папа взял отпуск на полгода, мы уехали, были все время вместе. стало легче. может и у вас получится.

— папа на это не пойдет. он теперь почти не разговаривает. я сама не прочь удрать.

— Да, — вслух произношу я. — Беги что есть мочи. Только, пожалуйста, захвати с собой папу.

Но она ведь не слышит меня. Неужели все впустую?

— а можно я у тебя поживу?

Тогда все будет хорошо, думаю я и заставляю себя ответить:

— нельзя.

Глава 45

Позже, оставшись наедине с собой, Нина поняла: пора действовать. Это никогда не кончится. Он угрожал Джози! Таких, как он, и двадцать лет тюрьмы не исправят.

Джози благополучно легла спать. Мик, само собой, работал. Что он тогда бросил ей в сердцах? «Ты ни черта не смыслишь, ни черта не соображаешь…» Те же слова ей хотелось сказать ему. Нина ходила к нему в мастерскую извиняться, но он заперся. Только крикнул через дверь: «Скоро закончу». Это было еще утром.

В спальне Нина схватила свой телефон, перелистала список входящих звонков до номера Джейн Шелли. «Расскажу ей все: имена, даты, факты, — думала Нина, — и она свяжет меня с кем нужно. Да, но имена замешанных в том деле станут опознавательным маяком для всех служащих в полиции, кого интересует, где я обретаюсь». «Не доверяй никому, — говорил Марк Мак-Кормак. — Их может быть больше…» Почему же она доверилась самому Марку?

Много лет назад Нина не понимала, не могла осознать всей глубины и ширины разгромленной полицией сети, всех арестов и приговоров, прокатившихся по стране. Кто только не оказался за решеткой — полицейские, учителя, судьи, адвокаты, врачи, отцы и братья. А если бы осознала, то, наверное, ничего не затеяла бы.

— Алло? — донесся тоненький детский голос из трубки на коленях у Нины.

Она и не заметила, как набрала номер Шелли. Нина поднесла трубку к уху.

— Алло? Это Нина. Нина Кеннеди.

Пауза, и затем:

— Привет, Нина. Чем могу помочь?

Профессионально терпеливый голос. Таким лишь уговаривать облегчить душу, предаться в надежные руки закона. Знать бы только, не сойдутся ли эти руки у Нины на горле.