Теперь ему принадлежу. Беременна от монстра (СИ) - Устинова Мария

Паника повредит. Ей нужно сохранять силы.

— Лена, посмотри на меня, — поймав взгляд заплаканных глаз, Андрей продолжил. — Если сюда кто-то сунется, я их убью. Ты в безопасности, запомнила? Справимся без него.

Но Лена плакала, пока ее не накрыла очередная судорога. Тонкие, неожиданно сильные пальцы сжались на запястье Андрея. Вздулись тонкие, как струны, жилы.

— Держись, — подбодрил он. — Я помогу. Не бойся, моя девочка, не с таким справлялся… Помнишь, себя оперировал и все обошлось?

Главное, успокоить ее. Настроить на роды. Уходить поздно.

Она застонала, жмурясь, словно ее разрывает изнутри. Развел ей колени и заглянул под подол. Лена перестала стесняться и мешать — ну, точно скоро родит. Между ног он вдруг увидел макушку, покрытую младенческим пухом. Потуга закончилась и макушка исчезла.

— Лен, еще чуть-чуть потерпи.

Он ополоснул руки спиртом и подстелил чистую пеленку.

— Я головку видел, — сказал он уставшим, перепуганным глазам, полным мольбы. — Ты сейчас родишь. Не бойся, все идет отлично. Давай, будет следующая потуга и ты потужишься…

Она замотала головой.

— Не бойся, — уверенно заявил он. — Верь мне.

Дождался новой волны:

— Давай.

Лена натужилась до красного лица, застонала, головка полностью выскользнула наружу. Он придержал ее ладонями. Горячая. Вся покрытая кровью и белой смазкой. Родничок пульсировал — дочка была жива.

— Все отлично… Ты просто молодец, настоящая умница.

До следующей потуги Лена отдыхала. Она сообразила что делать и, почувствовав приближение следующей, в самый разгар сильно натужилась сама. В конце потуги закричала, и крошечное скрюченное тельце выскользнуло прямо в руки. Задыхаясь от волнения, Андрей завернул его в теплую пеленку и поднес ко рту крошечное личико дочери, чтобы отсосать слизь. Инстинктивно встряхнул, и, наконец, извивающееся, багровое, внезапно сильное тельце разразилось криком.

Лена без сил откинулась на кушетке.

— Дай посмотреть, дай, — голос дрожал, она ревела.

Но Андрей взглянул на малышку первым. В белой скомканной пеленке виднелось красное сморщенное личико с огромными, как у стрекозы, отекшими глазами. Девочка открыла мутные и странные, как у инопланетянки глаза. Губы хлопали — малышка искала грудь.

Надо Лене отдать, а он медлил, провалившись в выражение глаз ребенка. Оно было отсутствующим, словно малышка плохо видела, но полностью пленяло. Он рассматривал лицо дочери, прижав ее к груди.

Затем осторожно положил новорожденную на Лену. Дочка нашла сосок и жадно, как пиявочка, присосалась. Укрыл пеленкой и сверху их обеих — пальто. Приподняв воротник, Лена смотрела, как дочь сосет грудь. По лицу струились слезы.

— Лена, — позвал он, вспомнив про послед. — Надо еще.

Она молодец — кивнула, после рождения малышки к ней пришло второе дыхание. Послед вышел легко. Андрей положил его в кювету. Дрожащими от усталости пальцами надел зажимы на жгут пуповины. Поискал скальпель, не нашел и облил спиртом свой нож. Перерезал и обработал край, как говорил старый товарищ.

Вот и все.

Андрей оперся спиной на стену, глядя на Лену. Уставшая, измученная, но такая спокойная, она ворковала с малышкой. Он себя чувствовал эмоционально вымотанным. Так сильно, что все обрубило. Тело ломило, словно он перекидал тонну угля.

Он боялся, боялся за дочь, что та умрет в родах, боялся за Лену. Боялся, что-то пойдет не так. Сильные эмоции так изжевали, что когда дочь очутилась на руках, его накрыло огромным облегчением и эйфорией.

Дико захотелось курить. Но за Леной надо присматривать, и вымотался он так, что встать не мог. Вытянул ноги, чувствуя боль в каждой мышце. Обтер от крови правую руку, чтобы взять пистолет.

Голова раскалывалась — они оба сильно устали.

— Отдохни, — сказал он, поймав бесконечно влюбленный, и измученный взгляд Лены. — Я посторожу.

Она отнекивалась, но минут через десять придремала — голова свесилась набок. Свет настольной лампы сделал волосы желтоватыми, а кожу — красивого оттенка, словно она изнутри светится.

Андрей смотрел на нее, сколько мог.

Затем удобнее оперся на стену, запрокинув голову, и закрыл глаза. Его затягивало во тьму — он так давно не спал… Сквозь собственное тяжелое и болезненное дыхание различал, как легко дышит умиротворенная Лена.

Пара часов у них есть.

Он понятия не имел, что роды так выматывают.

Глава 44

Когда я проснулась, свет пробивался из-под двери. Рассвет. Поспать удалось часа три-четыре. Тело затекло и налилось свинцовой тяжестью.

Я приподняла край мятного пальто, которым нас укрыл Андрей, чтобы увидеть ту, которой обязана этой неподвижностью.

В смятой пеленке было видно лишь макушку, часть умиротворенного младенческого личика и торчащие дыбом волосы, настолько тонкие, что я цвет не сразу разобрала. Темнее, чем у меня, но не такие, как у Андрея… Красавица. У нее было еще отекшее лицо, но я представляла будущие черты: щечки и носик пуговкой. Из приоткрытого рта торчал сосок с каплей молозива. Уснула на груди. Горячая, расслабленная тяжесть успокаивала, наполняла силами и окрыляла одновременно. Нереальное чувство...

Андрей спал, привалившись к стене и уронив голову, но стоило пошевелиться, как он открыл глаза.

— Как ты?

Голос был таким хриплым и тяжелым, что я испытала приступ нежности. Чувства к нему изменились. Он помог нашему ребенку появиться на свет. Это была странная, но простая форма недоступной раньше близости. Мы не супруги, нет. Но чувствовала я себя так, словно мы женаты лет тридцать.

Андрей наклонился, морщась — у него тоже все затекло.

— Нормально… — пробормотала я.

Привстала, придерживая малышку, и Андрей обнял меня левой рукой.

— Можно посмотреть? — он отвернул пальто, глядя на дочку.

Под его рукой я чувствовала себя защищенной. Он меня с самого начала защищал — с первой встречи. Такое загадочное и манящее впечатление произвел — дьявольский мужчина. А оказался совсем другим. Не тем, каким помню его по клубу и нашим первым сумасшедшим неделям. Он не притворщик. На него можно полностью положиться.

Наверное, это инстинкты.

Гормоны, которые заставляют женщину, ощущающую после родов уязвимость, держаться ближе к отцу ребенка. Любить его крепко. Но сейчас я чувствовала такую крепкую связь, словно мы в одном коконе.

— Болит что-нибудь? — он насмотрелся на спящую малышку. — Как ты себя чувствуешь?

— В туалет хочу, — призналась я. — И в душ.

— Иди, я послежу за ней, — он бережно забрал дочь. — Не бойся, умею обращаться с младенцами.

— Откуда?

— Был опыт, — Андрей и вправду держал ребенка уверенно, придерживая головку.

— Повезло же мне с тобой, — улыбнулась я.

Я смотрела ему в глаза с пьянящим ощущением эйфории, а затем попыталась встать. Голова закружилась от слабости. Из меня хлынула кровь, я ойкнула, смутилась, но стеснение прошло — смысл, Андрей и так уже видел, что можно и нельзя.

Дрожащими руками распахнула дверцы шкафа. Доктор позаботился обо всем необходимым: памперсы, стерильные пеленки, крем, даже прокладки и одноразовые трусы лежали на полках. Вместо полотенца я взяла несколько пеленок.

Когда я открыла дверь, в глаза хлынул яркий утренний свет. Метель стихла: за окном тихо шел снег. Я чувствовала себя опустошенной, уставшей, больной, но безумной счастливой.

Все закончилось благополучно.

Я стала мамой.

Мы справились без врача.

В казенной душевой я включила воду. Сначала пошла холодная, но быстро нагрелась. Вместо шампуня и геля для душа я взяла флакон детского мыла. Хорошо, что здесь не было зеркала. Когда я стащила с себя платье, в глаза бросился опавший живот и ноги в крови. Когда я планировала рожать, перед глазами стояла другая, более романтичная картинка… Но люди появляются на свет в муках и с кровью.

Пока я стояла под теплым душем, разбитость понемногу проходила. Вновь ощущала измученное родами тело, мышцы, связки. Налитую грудь. Все ныло, и как будто принадлежало не мне. Кажется, придется заново знакомиться с собственным телом. Но, несмотря на усталость, я оживала.