Дьявол предпочитает Armani (СИ) - "К.О.В.Ш."

Девушка хмурилась все больше, косой дождь бил по телу все сильнее, а зам начал потихоньку напрягаться от ее молчания. Он сделал шаг под крошечный козырек, который не спасал от ливня, но позволил достать сухую сигарету и закурить.

— Знаете, — вдруг, впервые грубовато сказала ему Полина, — уже поздно, и мне пора спать. Поговорим об Италии в другой раз, если вы не против.

— Без проблем, — просто ответил Дан, продолжая курить. — Спокойной ночи, — хмыкнул он, чуть усмехнувшись уголком губ, думая, что дождь ей к лицу, если так вообще можно сказать.

Некоторым женщинам шел дождь. Липкие, мокрые волосы, распущенные по лицу, едва заметно подтекшие тени для глаз, бледная от холода кожа, мокрые пальцы, путающиеся в ключах от подъездной двери. Дан немного завис, глядя на свою ассистентку. Она была сексуальна и красива, чего греха таить, и оказалась не дурой — еще более приятный бонус. А еще она была смешной, жалко, что чересчур наивной и непосредственной.

— Спокойной ночи, — повторил, тихо смеясь Дан и пошел домой.

Может, если бы они не работали в одном месте, и он не был бы ее начальником, он бы сходил с ней куда-нибудь типа свидания. Но первое правило в его личном списке табу гласило: никакой херни на работе. Не смешивать личное и профессиональное. Никогда. Полина всего лишь хороший ассистент и собеседник, и очень жаль, что она зануда, не желающая говорить о Медичи на рассвете.

Дан медленно шел по аллее, вымокнув до нитки. Ливень становился все сильнее, но как же приятно он освежал. И как же приятно было расслабиться иногда. С Максом всегда так. Каждый раз, когда он приезжает, сначала они обсуждают работу, семью, хобби и ведут себя прилично, а в итоге все заканчивается диким трешем. Чего стоил их отдых на Кубе пару лет назад, при мысли о котором даже у сдержанного Дана алели щеки от приятных и диких воспоминаний, которые страшно было бы повторить, да и не хотелось, но, черт возьми. Было круто.

— Черт возьми, — повторил свои мысли Дан, но уже в несколько ином контексте.

Через всю аллею бульвара, прямо по лужам к нему бежала Полина с огромным черным зонтом.

За спиной мерцали огни Чистопрудного бульвара, брели редкие прохожие, и едва брезжил пробивающийся через хмурые тучи рассвет. Полина казалась чем-то средним между Мэри Поппинс и самой красивой женщиной Вселенной, но Дан не был бы собой, если бы не съехидничал.

— Все же захотели Сангрию или беспокоились, что я не дойду без зонта?

Полина же просто подбежала к нему и совершила самый безумный поступок в своей жизни. Встав на цыпочки, она резко поцеловала его холодными мокрыми губами. Быстро и дико, как промелькнувшая молния в небе. Дан опешил. Снова и снова. Так опешил, что не отстранился и ответил на поцелуй, трогая ее лишь губами. А затем также быстро она отстранилась, нагло вложила зонт в его несопротивляющуюся ладонь и убежала быстрее ветра. Дан не окликнул ее и не остановил. Он просто стоял в шоке под дождем, слушая гром в небе. Зонт так и был зажат в руке. Сарказм и язвительность вышибло из головы. И почему-то ровно на мгновение он перестал дышать.

— Полина, какого хрена?!

— На погоны! — Светка кинула на кровать две шестерки. — Раздевайся!

— Ты точно что-то шаманишь, — возмутился Макс, недовольно глядя на нее.

— Мне просто нечего снимать, — хихикнула блондинка.

Это было правдой: на ней было только белье и футболка Макса, едва прикрывавшая ее пятую точку. Она бы ни за что не поддержала его идею сыграть в карты на раздевание, если бы не была уверена, что не проиграет. Что-что, а мухлевать в карты она умела с самого детства — бабушка научила ее всему, что знала сама.

— Ну, я жду, — Света требовательно постучала по покрывалу, где лежали все ее трофеи: два носка, футболка, ремень и браслет.

Макс усмехнулся и стянул с себя джинсы, оставшись в одних трусах. Девушка с любопытством рассматривала его ноги, рассчитывая обнаружить какое-нибудь тату, но там ничего не оказалось. Тогда она подгребла его штаны к себе и отобрала у него шампанское, сделав несколько крупных глотков.

— Неудачник, — заявила она, протягивая ему колоду. — Давай, может повезет в этот раз.

— Эй, я и так уже в одних трусах, — заспорил парень, перетасовывая карты. — Может, сыграем на желание?

— Боишься остаться без трусиков? — хихикнула блондинка, допивая шампанское. — Ладно, я готова выслушать твое предложение.

— Идем ва-банк, — решил Макс. — Выиграю я, ты снимаешь все, выиграешь ты… я тебя поцелую?

— А вдруг я не хочу, чтобы ты меня целовал? — насмешливо спросила она, наблюдая за его ловкими пальцами, мешающими карты. В голове было так странно и пусто, словно пузырьки шампанского вытеснили мысли, которые еще пару часов назад терзали ее. С Максом было весело и легко, и ей это нравилось. Наверное, именно поэтому она не пошла домой, а согласилась спасаться от дождя в его гостиничном номере, переодевшись в его футболку, пока ее одежда сохла на батарее в ванной.

— А чего ты хочешь? — он смотрел на нее пристально, слишком трезво для того, кто мешал шампанское с текилой из мини-бара и страдал от смены часовых поясов.

Света не ответила, только спрыгнула с кровати и беззвучно, как кошка, прошла к окну. Оперевшись о широкий подоконник, она следила за каплями, чертившими влажные дорожки по стеклу, и пыталась найти ответ на вопрос, все еще висевший между ними. Она хотела слишком много всего, но в тоже время, ничего особенного: любви и искусства, как говаривала Поля. И тогда она попыталась ответить на другой вопрос, который занимал ее куда больше: хочется ли ей, чтобы Макс ее поцеловал?

Скорее да, чем нет, но это все шампанское.

Она услышала шлепанье босых ног по паркету — Макс остановился у нее за спиной и, приоткрыв окно, закурил. Он был совсем близко, так, что она могла чувствовать тепло его тела, но при этом она видела только покрытую татуировками руку, в которой дымилась сигарета. Такая неожиданная близость ее нервировала, но в то же время и завораживала.

— Глупая татуировка, — зачем-то сказала Света, медленно проводя пальцами по узорам.

Макс ничего не ответил, только фыркнул недовольно и потянулся к окну, чтобы стряхнуть пепел, прижимаясь к ее спине. Теперь его дыхание щекотало ее макушку, и Свете подумалось, что ее волосы насквозь пропахнут дымом. Хотя, какая теперь разница?

Веселье, подаренное шампанским, отступало, оставляя за собой пустоту и одиночество. Света подняла глаза, встречаясь взглядом с собственным нечетким отражением — выглядела она как-то потерянно. Да и чувствовала себя не лучше.

— Ты так и не ответила, — тихо напомнил Макс, отправив окурок в окно. — Чего ты хочешь? — повторил он, откидывая ее волосы на плечо, открывая шею.

— Я не знаю, — выдохнула Света.

Брюнет качнул головой, а потом еле ощутимо коснулся губами ее кожи под ухом, вызвав дрожь во всем теле, и замер, ожидая ее реакции. Света подняла руку и вслепую провела кончиками ногтей по его лицу, а он в ответ поцеловал подушечки ее пальцев. В этом была какая-то щемящая, разбивающая что-то внутри нежность, которая была ей так нужна сейчас. Ей нужен был Макс.

— Пойдем ва-банк? — спросила она, обернувшись к нему и положив руки на грудь.

— Значит, в этом раунде у нас ничья? — усмехнулся Макс.

— Ничья, — повторила Света, стягивая с себя его белую футболку.

Прежде чем она успела сделать хоть что-то еще, Макс притянул ее к себе и поцеловал. Он весь вечер мечтал это сделать, и теперь, видя, что Света тоже этого хочет, не мог больше сдерживаться. Он целовал ее влажно, пошло, шаря руками по ее полуобнажённому телу. Проводил ладонями по ее плечам, касался кончиками пальцев торчащих от возбуждения острых сосков, сжимал упругие ягодицы, трогая ее лихорадочно, как будто вот-вот отнимут. И Света отвечала на его поцелуй, цепляясь за его плечи, потому что ноги стали ватными и почти не держали.

Где-то в глубине сознания промелькнула мысль о том, что это неправильно, что так нельзя, что она знает его всего ничего, да, по сути, и не знает вообще. Но ей было необходимо заполнить сосущую пустоту внутри, ей хотелось чувствовать его обжигающие прикосновения, она нуждалась в его требовательных губах, которые целовали везде, куда могли дотянуться. Это было безумием, сжигающим до основания, но ей хотелось сгореть в его руках этой ночью и плевать, что будет потом.