Радость - Александр Лоуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После краткой паузы Рейчел заметила: «У меня такое чувство облегчения. И я знаю, что оно — подлинное и правдивое». Говорят, что правда может сделать человека свободным. Но так случается лишь тогда, когда он принимает эту правду и соглашается с ней. Такое приятие правды включает в себя капитуляцию — капитуляцию перед реальной действительностью, перед собственным телом, перед своими чувствами. Рейчел никогда до этой минуты не капитулировала, она ни на миг не прекращала борьбу, чтобы как-то уйти от своей матери и от прошлого. Такого рода борьба позволила ей выжить, но одновременно она накрепко привязала ее к детству. Кроме того, поскольку уйти от собственного прошлого невозможно, то все усилия добиться этого заведомо обречены на провал и в результате человек остается наедине с теми же самыми чувствами беспомощности и отчаяния, которые были его уделом в детские годы в бытность несчастливым ребенком. Сама идея о возможности уйти, укрыться, сбежать от прошлого — это чистой воды иллюзия, которая будет раз за разом лопаться при столкновении с действительностью, погружая человека в состояние депрессии.
Подобно всем борцам за выживание, Рейчел продолжала повторять попытки изменить прошлое, а также отыскать любовь, которая бы спасла ее и восстановила в ней самоуважение. Все это разительно напоминает сказку про Спящую красавицу, на которую злая ведьма наслала проклятие: она обрекла ее спать целых сто лет — иными словами, полностью устранила из жизни — и обнесла ее замок непроходимыми зарослями терновника и прочих колючек. Единственным, что могло бы спасти и впрямь спасло Спящую красавицу, была любовь прекрасного юного принца, у которого хватило мужества пробраться через барьер из шипов и иголок, чтобы разбудить ее нежным поцелуем. Одновременно жизнь Рейчел — это и история про Золушку, которая — опять же благодаря любви юного принца — смогла избавиться от участи посудомойки и прислуги. В сказке о Золушке нашлась добрая фея и позаботилась о средствах, благодаря которым принц сумел разглядеть подлинную красоту замарашки Золушки. В обеих этих сказочках изложены извечные мечты юных девиц — спастись от бесовской власти злой ведьмы или не менее свирепой мачехи. А ведь каждая мать, которая из соображений ревности поворачивается против своей дочери, неизбежно становится для нее как раз ведьмой или злой мачехой.
Как и Диана, о которой я подробно рассказал в предшествующей главе, Рейчел связала свою судьбу с мужчиной, который обеспечивал ее в финансовом плане, но унижал ее и злоупотреблял ею сексуально. Предполагалось и ожидалось, что он окажется пресловутым белым рыцарем и добрым отцом, который будет любить ее и защитит от жестокой и безжалостной матери. Однако зависимость от мужа привела ее к роли принцессы — перепуганной маленькой девочки, которая считала свою мать всемогущей. Рейчел хорошо осознавала сложившуюся ситуацию, поскольку сама говорила: «Я не готова бросить все это, начать раздавать налево-направо тумаки и самостоятельно зарабатывать на жизнь. И я ненавижу себя за это».
Если исходить из конкретных реалий, то и Диана, и Рейчел являются вполне конкурентоспособными индивидами, которые в состоянии обеспечивать себя и на самом деле делали это раньше. Мне лично видится нечто извращенное в том, что подобная личность продолжает пребывать в унизительном и обидном для себя состоянии. На определенном уровне такое поведение представляет собой действенное проявление саморазрушительных чувств, которые берут свое начало в глубоком ощущении вины и стыда. И Рейчел, и Диана были убеждены, что они не стоят подлинной любви достойного мужчины, потому что сами лишены чистоты. Обе они были «замазаны» тем, что испытали на себе взрослую сексуальность в возрасте, когда сами были еще совсем невинны. Указанная глубоко угнездившаяся в них вина блокировала возможность их капитуляции перед собственной сексуальностью, которая служит вполне естественной столбовой дорогой для выражения взрослой, зрелой любви. Вместо того чтобы капитулировать перед своим естеством, они обе капитулировали перед мужчинами, что позволяло им испытывать определенную радость и верить в то, что они переживают любовь. Но подобного рода взаимоотношения никогда не срабатывают. Они лишь повторяют печальный детский опыт, приобретенный в отношениях с одним из родителей, — капитуляцию перед ним и его последующее предательство. Такое повторение — перенос, как назвал его Фрейд, — обладает силой заранее предначертанной судьбы. Это можно сформулировать в виде достаточно емкой и хорошо известной по своей сути максимы: «Если мы что-то не усвоили и не запомнили, то будем вынуждены снова пройти через это», — или чуть короче: «Кто не помнит своих ошибок, обречен повторять их».
Женщина чувствует себя преданной мужчиной, если тот, кого она любит, оказывается на поверку отнюдь не рыцарем в блистающих доспехах, а раздраженным самцом, который и сам ощущает себя преданным разнообразными женщинами. Если погрузиться в историю его жизни, то окажется, что в свое время он был предан матерью, которая — во имя громогласно декларируемой любви — использовала его, унижая и злоупотребляя. Сейчас его использует другая женщина, ожидающая увидеть в нем своего спасителя, защитника и кормильца. В то же самое время он обнаруживает, что в сексуальном смысле имеет дело не с настоящей женщиной, а с маленькой девочкой. На каком-то одном уровне он чувствует себя обманутым, и это воспламеняет его гнев, в то время как на другом уровне он ощущает в себе власть и силу, достаточные для того, чтобы причинить своей партнерше вред и унизить ее. В результате он станет — сознательно или бессознательно — разряжать скопившуюся в нем враждебность по отношению к матери на своей сожительнице или супруге, которая в ответ будет еще сильнее подчиняться в надежде доказать своему мужчине, что она ничуть не похожа на его мать и — в отличие от той — по-настоящему любит его.
Мотивы, скрывающиеся за кулисами подобного самодеструктивного поведения, сложны. Быть может, Диана и Рейчел, позволяя унижать себя и злоупотреблять собой, попросту проявляли свои скрытые мазохистские наклонности? Увы, мазохистское поведение само по себе представляет весьма сложное явление, поскольку подлинный мазохист утверждает, что извлекает удовольствие из собственного унижения, и я верю этому. В свое время Вильгельм Райх провел тщательный анализ этой мнимой аномалии. Рассматривая клинический случай одного пациента мужского пола, который мог получать наслаждение от секса только после того, как его основательно отстегали по ягодицам, Райх убедительно показал, что указанная экзекуция снимала у данного пациента страх перед кастрацией, что позволяло ему беспрекословно капитулировать перед своими сексуальными чувствами. В мозгу этого пациента могла циркулировать примерно такая мысль: «Ты бьешь меня за то, что я — плохой мальчик, но зато теперь ты не станешь кастрировать меня». Поскольку эдипова проблема имеет эндемическую note 7 природу, страх перед кастрацией существует в нашей культуре почти у всех мужчин. Боязнь оказаться кастрированным ассоциируется с виной, испытываемой данным лицом применительно к сексуальности, но лишь в немногочисленных случаях указанное чувство вины оказывается настолько сильным, что приводит человека в положение мазохиста.
Однако, хотя приведенный анализ вполне обоснован и прекрасно аргументирован, он не принимает в расчет чувства любви, выражаемого и Дианой, и Рейчел по отношению к тем унижающим и оскорбляющим их мужчинам, с которыми они связали свою жизнь. У меня сложилось убеждение, что эти любовные чувства были неподдельными и что без их наличия обе упомянутые женщины не могли бы подчиниться унижающему и оскорбляющему их отношению. Мысль о том, что человек может любить своего палача, покажется вовсе не столь уж странной, если мы вспомним и поймем, что в детстве палач являлся одновременно мальчиком, любящим своих родителей. Отец Рейчел любил ее, невзирая на тот факт, что вел себя с ней развратным или, по крайней мере, соблазняющим образом и был к тому же не в состоянии защитить ее от нападок своей жены. Да и для маленькой Дианы отец был источником подлинной радости, и она любила его всей своей чистой детской душой. Как любящий родитель, он неявно обещал дочери всегда быть наготове и немедленно оказать помощь, как. только она почувствует нужду в нем. Его промах состоял в том, что он не выстроил свою жизнь в соответствии с этим подразумеваемым обещанием, и в этом же состояло его предательство. В следующей главе мы увидим, что подобное верно и применительно к такому отцу, который сексуально злоупотреблял своей дочерью.
Для ребенка подобное предательство оказывается западней, поскольку он воспринимает измену со стороны родителя в большей мере как результат слабости, нежели как выражение враждебности. Ребенок с присущей ему утонченной сверхчувствительностью может ощущать родительскую любовь даже в тот момент, когда его наказывают или как-то иначе причиняют боль. Ребенок воспринимает чувства, лежащие намного глубже их внешних, поверхностных проявлений, и верит им. Все выглядит так, словно ребенок верит, что унижение, исходящее со стороны родителей, представляет собой выражение их любви. Рейчел до сих пор убеждена, что мать любила ее, хотя и извращенным образом, и что регулярные побои служили проявлением этой ее садистской любви. У детей существует сильное убеждение в том, что люди, которым они безразличны, не станут их обижать. Ребенок вполне мог бы сказать: «Если то, что ты меня любишь, на самом деле правда, то почему бы нам вместе не подтвердить это на деле? Я готов сделать все возможное, чтобы помочь в этом». В действительности такое заявление свидетельствует, что данный ребенок готов капитулировать и принести себя в жертву, чтобы обрести столь нужную ему любовь.